– К этому вопросу мы ещё вернемся, Харитон Карпович. Доставьте ко мне поскорее Марию.
Вернувшись в своё хозяйство, майор Бондаренко засел за донесение Овода. Он всегда снабжал советских контрразведчиков интересной оперативной информацией. Вот и на этот раз Овод подробно ориентировал нас о новостях в разведорганах противника, действовавшего против Степного, Воронежского и Юго-Западного фронтов.
Овод писал: «14 июля вечером, после того как стало известно, что Манштейн добился от Гитлера согласия на приостановление наступления под Курском и Белгородом, я решил нанести визит Бойко[16]. Застал его в обществе Краузе и Вайде[17]. Они были очень пьяны и явно расстроенны. На мой взгляд, всё, что я услышал от Бойко, может представлять для вас интерес. Поэтому воспроизвожу услышанное почти дословно.
Бойко спросил меня, кивнув на немцев:
– Ну что, нефтепромышленник, будешь отступать с ними за Днепр, а потом в Германию?
Я решил промолчать, дать возможность ему до конца высказаться. Бойко, глядя на немцев с каким-то вызовом, сказал мне по-русски, что в Германии нефти нет, следовательно, и я, нефтепромышленник, нужен им как прошлогодний снег. Тем более теперь.
Оба немца, видимо, догадались, о чем шла речь, потому что Вайде резко оборвал его:
– Хватит об этом. Германия всё равно победит Россию, иначе не может быть. Так давайте выпьем за здоровье нашего фюрера.
И он налил в стаканы рому. Но я заметил, что Бойко пил с неудовольствием.
Затем снова начался разговор на больную тему – о положении на фронтах. Краузе при этом уже еле-еле ворочал языком, и Вайде, сильно ударив его ладонью по шее, сказал:
– Пойдем спать. А то мне завтра рано улетать. Думал, что за вчерашнее дадут какую-нибудь награду, а сказали: «Обожди». Пусть здесь русские посплетничают сами и немного успокоятся. За нас позаботится фюрер. Он не спит.
Немцы ушли.
После их ухода Бойко начал говорить ещё более откровенно. Он называл немцев и Гитлера сволочами и твердил, что война проиграна.
Затем Бойко сказал буквально следующее:
– Наши дела плохи. Столько лет ждал, когда найдется человек, который покончит с большевиками, а его всё не было и не было. Ну, думал, Адольф справится. Но в войне с Советами промазал и он. А почему? Да потому, что он проводил неумную политику. Ты же хорошо знаешь, что я родом с Киевщины. Я честно служил царю-батюшке и дослужился при нём до ротмистра. Потом я исповедовал «веру» Петлюры и ушел с ним в 1920 году в Польшу. Мы хорошо оттуда щипали Советы и строили большие планы. Но нас тогда не поддержали ни Германия, ни Антанта. Дело дошло до того, что Петлюру убили.
Гитлер начал войну с большевиками и зачем-то посадил в тюрьму нашего Степана. И за что? За то, что тот с ведома гиммлеровского агента митрополита Шентицкого посмел объявить людям, что немцы за нашу помощь им в войне предоставят Украине «самостийность». Правда, вскоре Степана выпустили из тюрьмы, но теперь он должен был действовать с оглядкой.
Гитлер сделал это потому, что не любит разговоров о будущем дележе власти и завоеванных территорий. Он проявил недальновидность. Если бы Гитлер предоставил украинцам самостоятельность, мы (т.е. лидеры украинского национализма) создали бы раду и свою двухмиллионную армию во главе со Степаном. Сегодня она не пустила бы большевиков на Украину. Насмерть бы дрались за каждый клочок её земли. Нам, Андрей, пришло время подумать, как жить дальше. Работать на немцев больше желания нет, потому что задаром служат только дураки и фанатики. Мы с тобой вроде бы ни те, ни другие. К большевикам нам с тобой дорога закрыта навсегда. Пора сматывать удочки. Кое-кто это уже сделал. Гестапо ищет исчезнувшую переводчицу, армянку. Предполагают, что это она прихватила с собой секретные документы. Причем в них идет речь не о немцах, а о тех, кто им служит. Но армянку ищут не потому, что теперь нависла смертельная угроза над германской агентурой. Немцам плевать на «русских свиней», которых переловят и расстреляют большевики. Они дрожат за свои шкуры. Начальству гестапо не дает покоя мысль, что в их секретном ведомстве работал советский агент. И те, кто пригрел его, могут жестоко поплатиться за это.
Потом Бойко признался, что в 1939 г. он, будучи офицером генерального штаба Войска Польского, бежал в Германию с документами куда более секретными, нежели эта армянка.
– Напрасно я старался, – сказал Бойко. – Думал, немцы зачтут мои заслуги перед Германией и выделят долю. Как видишь, не выделили. Есть у меня к тебе хорошее предложение: давай, пока не поздно, драпанем за океан. Только для этого нам нужны деньги, много денег. Подумай, как их достать…»
В кабинет к Бондаренко вошел дежурный по управлению «Смерш» фронта и доложил:
– Привезли.
Более семидесяти дней прожила Мария в лесу. Многое передумала за это время. На первой же встрече с Бондаренко твердо сказала:
– Поймите меня правильно. Я не шкуру спасаю, а пытаюсь искупить свою вину за вольно или невольно причиненное мной зло Родине.
Она передала ему список из 99 гитлеровских агентов. Большинство из них числилось в особой картотеке Полтавского отдела СД. Этот список Мария составила ещё 13 июля вечером, после того как встретилась с дедом Харитоном, и забрала с собой в лес. Мария назвала и многих других предателей Родины, которых знала в лицо, могла опознать и изобличить их, как бы они ни маскировались и ни отрицали своей вины. За долгое время пребывания в стенах СД ей пришлось многое видеть и слышать. Видеть самых отъявленных садистов, приезжавших в Полтаву по «делам» или за получением из рук высокопоставленных особ фашистского рейха высоких наград за злодеяния, чинимые ими над советскими людьми. Мария была свидетелем страшных и грязных расправ гестаповцев и их пособников.
Полтава в те годы оказалась центральным местом встреч не только высшего командования группы армий «Юг», штаб которой располагался здесь, но и двух других групп армий, находившихся на восточном фронте. Сюда также съезжались рейхсминистры, рейхскомиссары, рейхссекретари и оберфюреры, для того чтобы обсудить, как лучше грабить оккупированные советские земли и закабалить украинский народ. Марин приходилось видеть в Полтаве многих из них, в том числе и самого Гитлера.
На службу в СД она попала при следующих обстоятельствах.
На второй день после вступления немцев в Полтаву в сентябре 1941 г. во двор, где разместилась эта служба, было согнано до трехсот советских граждан, в основном коммунистов, комсомольцев и активистов. Гитлеровцы начали «разбираться» с ними. Для этого им потребовались переводчики. Первой сюда явилась преподаватель немецкого языка немка Эмма Фрлдриховна, долгие годы проживавшая в Полтаве, и предложила свои услуги. Она назвала гитлеровцам некоторых жителей города, знавших немецкий язык, в том числе и Марию. В тот же день фашисты привезли Марию во двор СД и предложили переводить их разговор с обреченными.
Так продолжалось несколько дней. А после того как количество задержанных несколько уменьшилось, Мария перестала ходить на «работу» в СД. Но у неё дома появилась Эмма Фридриховна и стала упрекать в «непочтительности» к новым властям. Одновременно она доказывала Марии, что с приходом немцев в Полтаву её мучения как наследницы украденного большевиками состояния закончатся. Эмма Фридриховна решительно заявила: «Завтра быть в СД», подчеркнув, что это приказ шефа. Мария повиновалась.
Потом в Полтаву приехал дашнакский генерал, эмигрант Дро Кананян. Он тоже потребовал, чтобы Мария, как он выразился, «обиженная Советской властью», честно служила немцам.
Сначала Мария была переводчицей. Позже, как хорошо знавшую язык, её произвели в секретари-переводчицы. Она помогала офицерам гестапо при допросах, переводила документы. Ей даже доверили вести картотеку в СД. Так она получила доступ и к секретам.
Мария рассказала оперработникам, как она тяготилась своей службой в СД и как у неё неоднократно появлялось желание уйти за линию фронта. Но такой возможности всё не представлялось. Первая надежда на то, что она сможет это сделать, зародилась после разгрома немецко-фашистских войск на Волге. А реальность для этого создалась после их разгрома на Курской дуге.