Гитлеровцы остались довольны своим новым агентом и собранной им информацией. Его снова поселили у фрейлейн Кати, которая, судя по встрече, видимо, ещё на что-то надеялась, и выдали ему довольно крупную сумму оккупационных марок. Обнадеживало и другое. Хотя занятия по-прежнему проходили на квартире, Батцер лично вручил Воинову пропуск, позволяющий проходить на территорию школы и бывать в городе.

Воспользовавшись относительной свободой, Костя стал выходить в город и несколько раз это сделал даже вместе со своей хозяйкой. На третий или четвертый день он установил, что слежка за ним снята, но для верности решил ещё повременить с посещением явки.

Премудрости закулисных дел абвера он усваивал быстро, и его гитлеровские наставники скоро убедились, что им самим в пору брать уроки у своего ученика. Однако руководство школы не спешило отсылать его в абверкоманду для получения нового задания за линией фронта. Как-то капитан Батцер предложил Воинову прочитать в школе ряд лекций по устройству русского железнодорожного полотна и мостов. Поскольку с азами диверсионного дела знакомили всех без исключения обучающихся, Костя быстро составил их словесные портреты и стал знать примерное количество готовящихся к заброске на нашу сторону. Это принудило его к ускорению установления контакта со связником для передачи собранных данных Дубровину.

Через пять-шесть дней он получил благодарность за присланные ценные сведения, и ему предлагалось делать всё возможное, чтобы остаться в школе в занимаемой должности.

Видимо, Воинов преуспел в этом, потому что в один из январских дней Харитон Карпович обнаружил в своем тайнике короткую записку, написанную его связным, в которой сообщалось, что Константину приказано быть готовым к длительной командировке.

Дубровин получил донесение об этом, когда «Луча» в Полтаве уже не было. Долгое время о его судьбе мы ничего не знали. Но Борис Всеволодович не спешил «сдавать» его в архив, и он не ошибся.

…Транспортник развернулся над погруженной в темноту Полтавой и взял курс на запад. Костя с тоской вслушивался в надрывный гул моторов. В самолете ему сказали: «Летим в Варшаву». Что ждет его там? Увидит ли он когда-нибудь отца, Ирму и Танюшку? Вдохнет ли полной грудью воздух приволжских степей? Как сообщить товарищам о своем новом назначении? Десятки вопросов и ни одного мало-мальски вразумительного ответа. Так вьюжной январской ночью 1942 г. старший лейтенант саперных войск советский разведчик Константин Воинов летел в неизвестность.

В пригородном местечке Сулеювек нового преподавателя инженерного дела Варшавской разведшколы принял сам начальник штаба «Валли» полковник абвера Гейнц Шмальшлегер. Аудиенция была непродолжительной. Не вдаваясь в подробности его биографии и обязанностей, полковник заявил, что, если Воинов не оправдает оказанного ему доверия, он горько пожалеет об этом, близко познакомившись с гестапо. Одновременно предложил выдавать себя в школе за сына русского эмигранта, проживавшего сначала в Париже, а затем в Германии, где он, Константин, и выучил хорошо немецкий язык.

В курс школьных дел его вводили другие офицеры. На это ушло некоторое время. Трудно, очень трудно было справиться Косте с навалившимся на него чувством одиночества, с новыми обязанностями. Особенно удручало отсутствие связи со своими и полное бессилие что-либо предпринять для этого. Но он старался взять себя в руки, не расслабляться, не поддаваться нахлынувшей на него тоске. Главное, он жив и проник в один из центров вражеской разведки. Нужно терпеливо ждать и искать случай. Он обязательно представится.

Варшавская школа располагалась в двадцати километрах от столицы Польши. Под штаб «Валли» и канцелярию абвер занял здание бывшей богадельни, а учебные классы, радиостанция и казармы курсантов расположились в бараках на обширной территории, примыкавшей к вековому сосновому бору. Вскоре Воинов убедился, что Варшавская школа по праву считается образцово-показательным учебным заведением абвера. Здесь были созданы все условия для подготовки квалифицированной агентуры: прекрасно оборудованные классы для изучения различных дисциплин, необходимых для разведчика, полигоны для подготовки диверсантов-подрывников, просмотровые кинозалы и тщательно подобранная библиотека. Обеспечением агентуры документами занималась особая группа высококвалифицированных граверов и фальшивомонетчиков, собранных абвером из многих европейских тюрем. При этой группе находился специальный консультант, знающий советское гражданское и военное делопроизводство. Были здесь также мастерские, изготовляющие обувь, военное обмундирование и гражданскую одежду для агентов.

Третий, контрразведывательный отдел штаба «Валли» занимался тщательной фильтрацией кандидатов в шпионы и диверсанты, которых специальные сотрудники абвера вербовали в лагерях для советских военнопленных.

Другими словами, Варшавская школа была своего рода эталоном заведений подобного типа, и Воинов очень скоро понял, какую скрытную силу против Советской страны и её армии таит она в себе. Сознание этого тяжелым пластом ложилось на сердце.

Но шли дни. Отзвенела капелью весна, лето уже клонилось к закату, сто двенадцать курсантов школы несколькими группами улетели в распоряжение фронтовых абверкоманд, всё крикливей становились сообщения геббельсовской пропаганды о победных боях на сталинградском направлении, а связи с Дубровиным всё не было.

За семимесячное пребывание в школе Воинов сумел раздобыть негативы фотографий ряда её преподавателей и многих выпускников, составить характеристики на них, уточнить их клички, установить характер заданий и выяснить некоторые районы заброски. Всё это пока мертвым капиталом покоилось из предосторожности во взрывпакете. Константин залил прорезиненный мешочек со своим донесением расплавленным в горячей воде толом. Терзаясь в поисках выхода, Воинов наконец решился на крайнюю меру…

24 августа 1942 г. в тридцати километрах северо-восточнее Астрахани выбросились с самолета на парашютах три гитлеровских агента. Все трое – Кузин, Паромов и Гузенко – в прошлом были командирами Красной Армии и после вербовки обучались в Варшавской разведшколе. После приземления эта группа задержана не была. Закопав в землю имеющиеся при себе радиостанцию, топокарты, оружие и десять тысяч рублей, они отправились в Астрахань и разыскали здесь особый отдел 28-й армии. Старший группы Кузин попросил дежурного по отделу проводить их к старшему начальнику. Через несколько минут Кузина, Паромова и Гузенко принял оказавшийся в это время на месте начальник особого отдела армии капитан госбезопасности Воистииов. Все трое сознались в своей принадлежности к гитлеровской разведке. Но заявили, что никакого вреда Советской стране они не принесли и приносить не собирались. В особый отдел они обратились по поручению одного из преподавателей Варшавской разведшколы, который просил Кузина разыскать товарища Борисова (служебный псевдоним Дубровина), который в конце 1941 г. работал в Воронеже, передать ему привет от человека, имеющего родственников в Астрахани, и вручить толовую шашку, внутри которой находятся очень важные сведения.

…Это произошло за неделю до заброски группы Кузина в советский тыл. Преподаватель, дежуривший в тот день по столовой, придрался к Кузину, который будто бы пытался дважды получить на свою группу порцию обеда. Он приказал Кузину явиться к нему в дежурную комнату при столовой для объяснения. Когда они остались вдвоем, преподаватель неожиданно взял его за плечи и сказал: «Я считаю, что ты, Кузин, остался советским человеком. Через несколько дней твоя группа уйдет на ту сторону. Если тебе дорога честь твоих детей и седины твоих родителей, куда бы ты ни попал на той стороне, попроси, чтобы тебя связали с особым отделом Юго-Западного фронта. Передашь там Борисову всё, что я тебе скажу, и тем самым хоть немного отмоешь пятно позора, которым ты себя покрыл, подавшись в гитлеровские шпионы». Кузин с радостью ухватился за представившуюся ему возможность. По его словам, он и два его товарища про себя давно решили явиться с повинной, как только окажутся на нашей стороне.