— О, но мне, пожалуй, не следует надолго отрывать вас от ваших друзей. Я отлично знаю дорогу к дому. Не собираетесь же вы меня туда провожать?

— Вот именно собираюсь. Когда вы только приехали, я проводил вас до дома и помог распаковаться. Помните? А нынче последний вечер и вы должны позволить мне проводить вас еще раз...

Когда Денис возвратился в пещеру, разговоры там шли еще более воодушевленные и бессвязные. Ему они не понравились. Денис в последнее время питал склонность к суровости. В пещеру набилось множество нечестивцев из Клуба, и Кит, которого Денис намеревался хотя бы на эту ночь удержать в рамках приличия, без умолку нес какую—то чушь. Как и великолепный мистер Ричардс.

— Замечательный остров, — говорил этот джентльмен. — Мы беседуем, словно мудрецы, одновременно напиваясь, как свиньи. Почетный мир!... Как лихо этот старый еврей раскусил английский характер, а? Как он, наверное, хихикал в рукав над нашим пристрастием к подобным фразам. Почетный мир! Бессмыслица, которая тем не менее сообщает человеку чувство внутреннего комфорта, делает его таким, черт побери, довольным всем, что происходит вокруг, будто он сию минуту сытно пообедал. А эта сентиментальная чушь насчет подснежников? Диззи в качестве знатока цветов! Кому какое дело до подснежников? Все что ему требовалось, это голоса и кошельки избирателей. Но он знал британскую публику. Вот откуда взялась его благостная домашняя бутоньерка. Кто—нибудь видел еврея, способного сказать, чем подснежник отличается от подсолнечника? Нет, не такие они, черт побери, дураки.

— Виноват, — произнес, поднимаясь со стула, озаренный новой идеей Кит. — Виноват. Я могу сказать, чем они отличаются. Дело прежде всего в подкормке. Глюкоза! Я ярый сторонник глюкозы. Потому что даже если удастся доказать, что монахи Палиокастро обдирали с лозы листья, дабы ускорить созревание винограда, не уменьшая при этом естественного содержания сахара...

— Подобная чушь, — перебил его Денис, — не делает вам чести.

— Потому что даже если удастся это доказать, в чем я сильно сомневаюсь, даже тогда я ни за что на свете не поверю, будто глюкоза способна принести растениям что бы то ни было, кроме пользы. Потому что...

— Сядьте, Кит. Вы никому слова не даете сказать.

— Потому что глюкоза сокрыта в зеленеющей листве, словно истина в колодце, словно устрица в своей жемчужине. Монахи Палиокастро — они получили этот секрет прямо от Ноя. Я ярый сторонник глюкозы. Что довольно глупо. Потому что...

— Да замолчите же! Что вы дурака—то изображаете? Хоть раз сделайте мне одолжение.

Денис уже всерьез тревожился за репутацию своего друга. В последние дни юноша изменился, он начинал понимать, чего хочет. Он хотел прекратить эту унизительную сцену. И поскольку Кит, не внимая его просьбам, продолжал лепетать дурацкие дифирамбы глюкозе, самооплодотворению, искусственным удобрениям, цветению, ассирийским барельефам и стилтонскому сыру, Денис схватил его за руку и с треском усадил на стул.

— Сядьте, наконец, вы, олух двойной очистки!

То был первый за всю его молодую жизнь мужской поступок, к тому же направленный на достижение благой цели. Ибо даже обладателю самого ничтожного разума было ясно, что мистер Кит пьян в стельку. Слишком потрясенный, чтобы вымолвить хоть слово протеста, оратор прервал декламацию и просиял ни к кому в особенности не обращенной улыбкой. Затем он голосом, на удивление тихим, сказал:

— Все мы отданы юности на милость. Мистер Ричардс! Сделайте одолжение, расскажите мне сказку.