— Круто, — сказал я.

— Угу.

— А кто такой Эру?

— В космологии эльфов и некоторых других народов это Создатель. Ну, самое первое живое существо, которое вроде и не жило, вроде живет и сейчас, в общем — непонятно все. Он, кажется, создал Вселенную, не то придумал ее, не то мы все сейчас — всего лишь его сонные грезы. Короче, все так запутано, что без бутылки не разберешься. Да еще и эльфа надо третьим пригласить, а они на пьянку с большой неохотой идут. Точнее сказать — совсем не идут.

— А-а… — Смутно и туманно. Но я все-таки понял, что Эру имеет что-то общее со мной. Ведь я тоже все это выдумал. Страшная догадка пронзила вдруг мозг: а вдруг я и есть Эру? Ведь тогда все несправедливости, произошедшие в мире, являются моей виной — я же их и позволил! Но потом успокоился. Какой же я Эру? Ведь меня зовут Хорс! Логично? Еще как! Значит, все в порядке.

Запудрив таким образом самому себе мозги, я вслед за остальными поднялся в Обсерваторию.

Внутри строение выглядело не менее впечатляюще, чем снаружи. Это был своего рода храм — а ведь так оно и есть! — в котором человек, или эльф, или кто другой погружался в самый настоящий космос. Собственно, мне так и причудилось. Едва ступив с последней ступеньки на серебристый пол, мы оказались в странном месте, где не было ни стен, ни потолка, ни пола; словно перенеслись из Обсерватории в необъятные просторы Вселенной. Звезды, всегда кажущиеся далекими и недостижимыми, превратились в гигантские раскаленные газовые шары и — некоторые наиболее далекие — оказались скоплениями светил. В целом все довольно обычно — темное пространство, усыпанное звездами, если не считать того, что усыпано со всех сторон. Но стоило остановить взгляд на одной светящейся точке и пристально в нее вглядеться, как тут же все вокруг сливалось в полосы, а точка начинала стремительно увеличиваться в размерах — и в конце концов либо доходила до такой степени величины, что закрывала собой полнеба, — впрочем, все равно находясь непостижимо далеко, — либо распадалась на множество звезд, из которых начинала приближаться одна, — стоило только утвердить на ней свой взгляд.

Я потрясенно стоял и смотрел то на одну звезду, то на другую. Эффект был невероятным — словно вся Вселенная лежала у моих ног. Так, наверно, чувствовал себя тот самый Эру, пребывая в начале времен…

На самом верху была надпись, составленная из странных знаков. Она находилась в воздухе — или безвоздушном пространстве, теперь нельзя сказать с полной определенностью — и несколько выделялась на фоне прочего, ровно настолько, чтобы не отвлекать от дела, но иметь возможность быть прочитанной. Создавший сие великолепие явно имел неплохой эстетический вкус, прекрасно сочетающийся с пониманием значимости иных дел, кроме как чтения назойливых строк.

Я нашел глазами Лема, — он был занят изучением системы с забавным расположением звезд; я представил силуэт вохепсы, и он точь-в-точь уложился на основные звездочки. Наверняка созвездие именовалось соответствующим образом — Обломинго, например.

— Лем!

— Аиньки?

— Ты знаешь, что там написано?

— Где?

— Вон, — я кивнул головой, не решаясь в столь возвышенных устремлений месте производить невоспитанный жест указательным пальцем.

— А, вижу, — кивнул поэт. — Так, что тут у нас?.. Письмена Феанора, никак! Давно не видел эти руны, лет пятьсот, не меньше. Сейчас, погоди немного, попробую прочитать и перевести.

Лем зашевелил губами, бормоча что-то себе под нос. Я понял, что задачка оказалась не из простых. И в самом деле, попробуй вспомнить знания пятисотлетней давности, если не было никакой практики. Я вот, например, даже на две недели назад не могу заглянуть в прошлое…

— Вот, слушай, — оторвал от грустных размышлений Лем. — Это очень древний диалект, я даже не уверен, помнит ли кто-нибудь сейчас, кроме меня. Даже старейшие из эльфов его позабыли. Наверно, строку сюда поместили по изображениям, дошедшим из далекого прошлого на орихальке. Думаю, что подлинник хранится в Храме Гилтониэль. Здесь сказано некое пророчество, странное и непонятное: «Воити Харт во небя, воити Харт во земь. Возве Харт о Эглотари, то имя опрежния придаче во ден сошедши и ославе есмь. Остави живот аки надость невеличе, вернись ко Хаос имяше имя даровано и Эру освятиши во веки як семя от семи. Воити во древне, воити во будь, и Харт оглавен предстоя. Но выведи суть, равне со боги встай.»

— И что же означает эта белиберда?

— Понятия не имею. Тут даже нормальными словами переложить трудно. Улавливается некий подтекст о Харте, что-то вроде того, что он вернуться должен и ввергнуть мир в Хаос, но из него же и поднять, после чего стать равным богам.

— Кто такой Харт? Я слышал уже подобное имя, но и только…

— Ты не знаешь Харта? Харта Лишенного Прошлого? Мама родная! Ничего себе!

— Да я же всего две недели, как в сознании, — попытался я оправдаться.

— Ну и что! Не знать, кто такой Харт! Надо же…

— Лем и сам мало про него знает, — ехидно вставил Алкс, появляясь в поле зрения на фоне многочисленных звезд. — Поэтому так и возмущается.

— Именно, — успокоился поэт. — Но не знать, кто такой Харт!.. Все, все, — засмеялся он, — молчу.

— Харт по прозванию Лишенный Прошлого, — сказал Алкс, — величайший герой древности. Небезызвестный в наше время Антор рядом с ним — жалкий дилетант. — Лем побагровел от возмущения, но промолчал. Алкс, похоже, не подозревал об истинном лице Антора. — Легенды умалчивают его происхождение, но, очевидно, Харт был эльфийского рода. Даже эльфы в те времена еще не вели записей, поэтому подробности его появления на свет не сохранились. Впервые Харт заявил о себе еще в молодом возрасте, когда провел удачную карательную операцию в стране Темных эльфов. Империя Ионафат в то время еще даже не предвиделась, и разные эльфийские кланы вели между собой войны. Прочие народы были тогда слишком немногочисленны и никому особенно не угрожали, а тем более — Перворожденным. Харт вернулся с непострадавшим отрядом, и это послужило стартом к восхождению на вершины власти. Но, достигнув середины этого опасного пути, Харт внезапно отказался от него и ушел странствовать. Странствовал долго, жизнь эльфов очень длинна и позволяет не слишком заботиться о времени. В странствиях он пережил много опасных приключний, сильно повлиявших на формирование характера. Когда Харт вернулся в свой клан, потрясающие изменения так разительно бросались в глаза, так неожиданно действовали на эльфов, что его уже через полгода объявили вождем, казнив старого. За несколько лет Харт подчинил себе два десятка эльфийских кланов и заложил основы создания империи, вложил монархические идеи в умы соотечественников. Потребовалось больше двухсот лет, чтобы Харту присягнули остальные эльфы края, и он начал войну.

— Война была тяжелой и долгой, — сказал Лем. — И кровавой. Войска Харта нападали без предупреждения, всех неподчиняющихся вырезали, остальных или заставляли принести присягу, или порабощали.

— Многие не признавали власть одного эльфа, очень многие. За время войны численность эльфов сильно снизилась, ведь гибли и с той, и с другой стороны. На совести Харта громадное количество жизней, каждая из которых уникальна. Потому что почти любой эльф в те времена стремился достичь совершенства в той или иной области. Письменность еще не родилась, но Перворожденные выражали себя в песнопениях, скульптуре, мозаике и многих других вещах. Потери, которые понес мир в результате Эльфийской войны, невосполнимы.

Алкс грустно смотрел на меня, словно призывая переживать вместе с ним. Напрасный труд. Я и так уже давно погрузился в беспросветную печаль…

— В конце концов Харт провозгласил объединение захваченных земель в империю, а себя — императором. Так появилась Ионафат, которая просуществовала немыслимый для нас срок — около ста тысяч лет. Ее конец наступил только три с половиною тысячелетия назад.

Я представил себе бездну времени; глаза полезли на лоб. Я перестал представлять; глаза забрались обратно; они словно предупреждали: не удивляй нас так больше, вылезем — обратно не сунешь…