— И... и... и ей понравилось. Занятие сексом становилось все грубее и грубее, и прежде чем она это осознала, они уже разыгрывали сцену изнасилования. И ей дико понравилось. Непередаваемо. — дав Эмми мгновение, чтобы впитать информацию, я перешла к сути дела. — Теперь она думает, что что-то с ней не так, и я понятия не имею, что ей на это сказать. — Я посмотрела на психолога, которая взглянула на меня обеспокоенными глазами. Я посмотрела на нее в ответ умоляющим взглядом.

 Мне нужна была помощь. Эмми, будучи профессионалом, откинулась на спинку дивана и вздохнула:

 — Ну, ты можешь сказать своей подруге, что с ней все в порядке. Абсолютно. Вообще, подобное поведение не такая уж и редкость среди людей, которые подверглись сексуальному нападению. Дело в том, что такие люди впадают либо в одну крайность, либо в другую. С одной стороны, бывают люди, которые не могут с этим справиться, и одна мысль о том, что другой человек собирается прикоснуться к ним, для них невыносима; а с другой стороны, есть люди, как твоя подруга, жаждущие взять под свой контроль ситуацию, из-за того, что изначально у них не было над ней контроля.

 Что-что???

 Не скрывая свое замешательство, я пододвинулась поближе:

 — Значит ты хочешь сказать, что...?

 Отпивая свое кофе, она объясняет:

 — С твоей подругой все в порядке. Ничего плохого нет в ролевых играх в спальне. В этом нет никакого отклонения, пока все происходящее законно и оба согласны на это, я не вижу в этом проблемы. Твою подругу едва не изнасиловали, ты говорила. Возможно, это пробудило что-то в ней, что-то примитивное и жестокое. Мысль о том, чтобы быть изнасилованной ужасает. Однако, основной инстинкт твоей подруги вырвался наружу и ее мозг, который пытается осмыслить все произошедшее, решил исправить воспоминания чего-то ужасного и пугающего на что-то... — она задумалась, пытаясь подобрать подходящее слово. —...скажем так, на что-то положительное. Приятное. Твоя подруга сильнее, чем она думает. — Она закончила предложение с печальной улыбкой, и я знала, совершенно точно знала, что она все поняла.

 Она подтвердила мои мысли, когда произнесла:

 — Ты знаешь, твоя подруга может поговорить со мной в любое время. В любое время.

 Потянувшись, я пожала ей руку и прошептала:

 — Спасибо. Она будет очень рада это услышать. Для нее очень много значат эти слова.

 И вот так, я уехала, переваривая всю эту информацию, и с того момента солнце стало светить ярче. И вот я здесь. Иду по коридору, кидаю взгляд направо и вижу высокую фигуру, которая стоит в дверях холодильника. Высокая фигура, облаченная всего лишь в черные треники и больше ничего.

 Мммм. Твитч без рубашки. Ням-ням.

 Пожирая глазами его худое, мускулистое, украшенное татуировками тело, мои глаза скользят вниз, туда, где на бедрах низко сидят треники, из которых выглядывают самые кончики татуировки «V». Я едва сдерживаюсь чтобы не упасть на колени и прижаться к этой тату губами.

 Я спрашиваю:

 — Голоден?

 Все еще изучая содержимое холодильника с разочарованием в глазах, он рассеянно чешет свой загорелый живот и отвечает:

 — Ага, но тут мне, видимо, ничего не обломится. Ты вообще когда-нибудь ходишь за продуктами?

 Хихикая, я говорю ему:

 — По правде говоря, нет. Я тот тип девушки, которая покупает продукты только тогда, когда есть необходимость.

 Его лицо омрачается разочарованием:

 — Это хреново. Я хочу есть.

 Я не в силах сдержать улыбку. Он замечает ее и практически ухмыляется, прежде чем одергивает себя и снова принимает разочарованное выражение лица. Тыча пальцем на мои губы, он говорит:

 — Объясни-ка мне, по поводу чего улыбаемся? Ты ревела вчера ночью, а теперь сияешь и улыбаешься, и мне интересно с чего бы это?

 Опираюсь бедром о столешницу и говорю:

 — Все в порядке. Все просто замечательно. Я не знаю даже, зачем мне понадобилось так переживать. Я ходила на прием к психологу сегодня утром, к Эмми, и рассказала ей все, что произошло…— его полуприкрытые карие глаза щурятся и я быстро добавляю, — ...но я сказала, что это случилось с моей подругой, — я подмигиваю ему. — И она сказала, что это совершенно нормально, играть в ролевые игры. И что тот, кто пережил ситуацию подобную моей, когда меня чуть не изнасиловали, будто берет контроль над ситуацией, над которой у этого человека раньше не было контроля. Здорово, ведь правда? Я нормальная! Дай пять!

 Подпрыгивая на месте, я поднимаю вверх руку, ожидая его ответной реакции, и улыбаюсь так широко, как только могу. Один беглый взгляд на лицо Твитча резко убавляет мою радость. Он морщит лоб и упирает руки в бока, шепотом повторяя:

 — Она нормальная. Нормальная, на хрен.

 Не понимая в чем проблема, я тихо спрашиваю:

 — Почему ты рассердился?

 Моргая, он протягивает ко мне руку и выплевывает:

 — Снова ярлыки! Всегда эти чертовы ярлыки! Разве это так важно, Лекс? Вести себя так, как другие считают нормальным?

 Я хочу сказать нет, хочу защитить свою точку зрения. Я хочу пойти спать, притвориться, что никогда не говорила этого и проснуться, когда эта перепалка закончится.

 Не зная, как именно ему следует ответить, я отмалчиваюсь, но бросив один единственный взгляд на мое лицо, Твитч мрачно ухмыляется:

 — Конечно, надо именно так себя вести. — Двигаясь в мою сторону, он по пути спрашивает: — Позволь мне спросить тебя? Какой ярлык ты повесила на меня? — Мое сердце начинает учащенно биться, и я с трудом сглатываю. Его глаза вспыхивают. — Психопат? Хммм? Не знаю, может сумасшедший? Безумный? Давай, скажи мне, Лекс. Какой ярлык ты повесила, черт побери, на меня?

 Ужасающий. Неуравновешенный. И пугающий.

 Стиснув зубы, он хватает меня рукой за подбородок:

 — Вешай на себя какие угодно ярлыки, Алекса, — убирая свою руку, он смотрит на меня какое-то мгновение, и то, что отражается на его лице, вызывает во мне тошноту.

 Разочарование. Он разочаровался во мне.

 Развернувшись, он хватает свою футболку с дивана и открывает входную дверь.

 Немного задержавшись в дверях и стоя ко мне спиной, он произносит со злостью:

 — Не смей вешать на меня гребанные ярлыки. — Его руки сжаты в кулаки по обеим сторонам его тела. Он, растягивая, говорит свои прощальные слова. — Подумай над этим, девочка. — Он поворачивается, его глаза – полные ярости – встречаются с моими: — Кем ты была, прежде чем люди начали говорить тебе, кем ты должна быть?

 И потом он уходит.

 Дверь моего кабинета открывается и входит Майкл.

 Устраиваясь поудобнее в кресле для посетителей, он кладет свои ноги на стол. Я предупреждающе щелкаю пальцами. Ноги опускаются вниз.

 Так-то лучше.

 Он вздыхает:

 — Дайте мне какое-нибудь поручение, босс. Мне скучно.

 Я фыркаю:

 — Скучно? Здесь? Иди к Хэппи, пусть он найдет для тебя занятие. Или к Ли....— я осекаюсь на полуслове. — Никакой Линг.

 Майкл проработал на меня около месяца, и он почти перестал меня бояться.

 Почти.

 Я думаю, он видит во мне старшего брата. Я это одобряю. Я всегда хотел иметь брата. И если бы в этой жизни у меня был бы брат, я бы хотел, чтобы он был похож на Майкла. Уже очень давно я понял, что Майкл намного умнее, чем мне казалось.

 Как-то однажды утром он пришел в мой кабинет и прямо спросил:

 — Вы торгуете наркотиками?

 Я смерил его тяжелым взглядом. К моему удивлению, он не отступил. Ни на дюйм. Я был впечатлен и ответил:

 — Меньше будешь знать, лучше будешь спать.

 Он усмехнулся:

 — Это такой оригинальный способ сказать «да». — Я ничего не ответил, и он продолжил: — Я мог бы торговать, знаете ли... я делал это, когда работал на Хамида. Я знаю всю подноготную, так что я не провалюсь. Я не разочарую вас.

 — Ты никогда не разочаруешь меня, Майки, но нет. Этому не бывать. Мне больше не нужны торговцы. Ты здесь, чтобы работать законно.