Ладно. Я официально добываю информацию. Разве можно меня осуждать?

 Майкл опускает подбородок, и мягко улыбается:

  Я не знаю, откуда этот парень, мисс Балентайн. Но я благодарен, — он смотрит вверх, на меня, и его лицо становится серьезным: — То, как он позаботился о том, что произошло...— его глаза расширяются, и он качает головой: — Серьезно, ваш парень чертовски страшный.

 Вместо того, чтобы исправлять его предположение, я хмурюсь:

 — Следи за языком.

 Изучая меня невозмутимым взглядом, он встревоженно бормочет:

 — Извините. Он был весь такой "резать, колоть ножом, выбивать", а я просто был, как кто? А потом он весь такой вновь улыбающийся, как будто ничего не случилось, и я серьезно забеспокоился, — его взгляд встречается с моим, и Майкл возвращается из далекого путешествия в свой мозг. — Но думаю, я ему нравлюсь.

 Он улыбается.

 Он выглядит счастливым. Но я все еще задерживаюсь на словах «резать, колотить ножом, выбивать». Моя кровь застывает в жилах.

 Откашливаясь, я поворачиваюсь к нему спиной, и спрашиваю с фальшивой радостью:

 — Какие планы на сегодня?

 Я слышу, как Майкл встает.

 — Работать. Я должен спешить к мистеру Т, и он не будет счастлив, если я опоздаю.

 Притворяясь, что беру с полки какие-то книги, я говорю:

 — Хорошо, Майки. Береги себя.

 Дверь за ним закрывается, а я кладу руку на вздымающуюся грудь. Интересно, как я собираюсь сегодня пережить ужин.

 Отменить ужин с Твитчем – не вариант.

 Сидя на заднем сидение автомобиля, я приглаживаю свое черное платье, которое, правда, не нуждается в этом, немного учащенно дышу, и думаю, как завести разговор о том, что сегодня рассказал мне Майкл.

 Решаю подождать до окончания обеда, и, прилагая усилия, делаю невозмутимое лицо, в то время, как дверь машины открывается, и седеющий водитель протягивает мне руку. Подаю ему руку, выхожу из машины и лицом к лицу встречаюсь с Твитчем. Его глаза чуть прищурены, но потом улыбка исчезает с его лица, когда он осматривает мое платье и туфли. Его уже полуприкрытые глаза закрываются еще сильней, и он наклоняется ко мне, оставляя поцелуй на моей щеке. Этот жест привязанности меня озадачивает.

 По мне начинают бегать мурашки, я дрожу и закрываю глаза.

 Твитч берет мою маленькую руку в свою большую татуированную, и ведет меня к входной двери в маленький старомодный итальянский ресторанчик.

 Меня удивляет его выбор ресторана. Это не похоже на то, что он бы выбрал. Он выглядит, как парень, который выбирает что-нибудь модное. Или дорогое. И современное.

 Не милое, теплое и очаровательное.

 Мы стоим в очереди, ожидая, когда нас пригласят присесть, и в этот момент, к нам направляется пожилой мужчина, одетый в белую рубашку и белый поварской колпак. Свои влажные руки он вытирает кухонным полотенцем, и что-то бегло говорит по-итальянски.

 Твитч ухмыляется ему в ответ, перед тем, как выпустить мою руку, и делает шаг к нему навстречу. Пожилой мужчина целует его в обе щеки, продолжая быстро говорить. Я не могу не улыбнуться, видя его оживленные жесты руками и игривое нахмуривание. Он хватает Твитча за щеку, немного ее треплет, затем хлопает по ней и отпускает.

 И мысль о ком-то, кто вот так с ним обращается, меня поражает. Так сильно, что мои глаза расширяются, и, сдерживая смех, я сильно прикусываю губу.

 Когда мужчина замечает меня, он вглядывается пристальнее, и замолкает. Мило улыбаясь, он говорит:

 — Привет. Я – Джо.

 Он протягивает мне руку, и я, улыбаясь, принимаю ее:

 — Я – Лекси. Приятно познакомится, Джо.

 Твитч, глядя на мужчину, закатывает глаза:

 — Просто дай нам столик, старичок. Мы голодны.

 Толкая Твитча локтем, мужчина бормочет:

 — Я покажу тебе старичка.

 Он провожает нас к столику в дальнем углу, подальше от других клиентов, а я озираюсь по сторонам, и благодарю Бога за уединение. Я хотела бы, чтобы сегодня ночью, мы наконец поговорили о чем-нибудь большем, чем просто о делах. Я хотела бы узнать больше о Твитче, но должна действовать по-хитрому.

 Я должна вынудить его ответить на вопросы, но, чтобы при этом не казалось, будто я что-то спрашиваю.

 Схватив моё меню, Джо, с обиженным видом, выхватил его у меня из рук.

 — Ну, нет, леди. Нет. Это твоя первая ночь с нами, так что для меня — честь выбрать то, что ты будешь есть.

 Моё сердце пропустило удар. Что, если он выберет то, что мне не понравится? Это может плохо закончиться. Увидев моё обеспокоенное лицо, Джо улыбается.

 — Не смотри так на меня. Тебе понравится. Я обещаю.

 Через маленький столик, я смотрю на Твитча. Он ставит локти на стол, скрестив руки под подбородком. Потом приподнимает брови, как бы говоря: «Даже не трудись спорить».

 Так и не буду.

 Сверкая яркой улыбочкой, я говорю Джо:

 — Это мило. Но я должна предупредить вас, что не люблю морепродукты.

 Уже уходя, Джо отвечает:

 — Заметано.

 Твитч говорит:

 — Я уже сказал ему о морепродуктах. И о перце. И о горохе.

 В замешательстве, на мгновение я морщусь, прежде чем вспоминаю, что у Твитча привычка за мной наблюдать.

 Я выпаливаю:

 — Ты по-прежнему за мной наблюдаешь?

 Мой мозг хлопает себя по лбу.

 Твитч берет кусочек хлеба, и откидывается на спинку стула, уставившись на меня. Откусывая кусочек высокоуглеродного совершенства, он один раз кивает. После этого я спрашиваю спокойнее:

 — Когда ты в последний раз за мной наблюдал?

 Проглатывая, он выпрямляется на стуле:

 — Сегодня. Ты и Николь ходили по магазинам.

 Такого я не ожидала. Поэтому бормочу:

 — Понятно.

 Я смотрю, как он достает из кармана уже открытый пакетик с шоколадными конфетками, засыпает горстку в рот и жует.

 Отвлекаясь от хода своих мыслей, слегка улыбаясь, я говорю:

 — Я чего-то не понимаю? Ты не похож на любителя разноцветных шоколадных конфеток.

 — Ага, ну это лучше, чем принимать до хера кокаина.

 Это меня затыкает. Улыбка сползает с моего лица.

 — Я был наркоманом. Я видел, что это делало со мной, и бросил. Резко бросил. Заставил Хэппи увезти меня в Кимберли5, закрыть в хибаре, и охранять дверь под дулом пистолета. Я сказал ему, что, если попытаюсь сбежать, чтобы стрелял в меня.

 Хэппи? Невозможно. Я усмехаюсь:

 — Это жестко. Как будто он бы в тебя выстрелил.

 Прожевывая еще горстку шоколада, он, смеясь, закашливается:

 — Черт, девочка. Он использовал всю обойму, сдерживая меня внутри, — его улыбка исчезает, лицо серьезнеет, а глаза теряют фокус: — Ты понятия не имеешь, на что похож отказ от наркотиков. Клянусь, я мог бы убить кого-нибудь за дозу в первый день. Три дня меня рвало, и я чувствовал себя, будто умираю. Расчесывал кожу. Я царапал все тело, раня себя. Это было неприятно. Я полностью отколупал ноготь, просто для отвлечения. Это было ужасно. Но все закончено.

 Я открываю рот от удивления:

 — Ты рассказываешь мне, что испробовал DIY (прим. пер. Do It Yourself — сделай сам) реабилитацию на себе?

 Он торжественно кивает.

 Я не могу в это поверить. Большинство детей, которых я встречала на улицах, увлекаются этим же или подобным, и они проходят интенсивную реабилитацию, иногда в течение многих месяцев, чтобы избавиться от этой привычки. Некоторые все равно возвращаются к употреблению. Так что слышать, что Твитч насильственно сам себя реабилитировал... это потрясающе. Правда, потрясающе.

 Я сверхвпечатлена его самоконтролем.

 Это самое серьезное из того, что он мне о себе рассказывал, и пока мне везет, я шепотом спрашиваю:

 — Почему я?

 От этого вопроса ему стало не по себе. Я поняла, потому, как он внезапно скривился, и на мгновение, мне стало интересно, не зашла ли я слишком далеко. И не поспешила ли я? И в этот момент он ответил мне:

 — Потому что ты – это ты.