Лотта. Да?

Гитарист. Ты, видно, считаешь, у тебя всегда кто-нибудь должен быть. Если тебе плохо, например, ты не можешь заснуть и вообще…

Лотта (беспокойно склонила голову, понимает, о чём речь). Тебе так кажется?

Гитарист. Ты проявляешь в этом смысле повышенную активность, заботишься о других — может быть, чересчур.

Лотта. Хм.

Гитарист. В принципе здесь каждая комната сама справляется со своими проблемами. Такое тут молчаливое соглашение.

Лотта. Это ясно.

Гитарист. Конечно, может быть и так, что тебе позарез нужна помощь. В этом случае можешь кого-нибудь позвать. Только без суеты, не надо суетиться.

Лотта. Ясно, все ясно.

Гитарист. Ты понимаешь, я должен был тебе сказать, иначе…

Лотта. Все ясно, Серен. Хорошо, что сказал.

Гитарист. Ты рисуешь красками?

Лотта. Нет, я — график.

Гитарист. Ты даже срисовываешь с телевизора?

Лотта. Ты играешь на гитаре, а я люблю рисовать.

Гитарист. Я только хотел тебе это сказать. Вообще-то замечательно, что ты здесь.

Лотта. Да?

Он кивает головой и уходит.

Лотта стоит у открытого окна. Дверь чуть-чуть приоткрывается.

Кто-то подслушивает.

Лотта. На четвертом этаже напротив, из маленькой квартирки, что над бензоколонке! Днем выходит женщина в халате… Мужчина осторожно ведет ее на лужайку под балконом. С негнущейся шеей она смотрит, как высоко они живут. «Ну, теперь увидела?» — спрашивает мужчина. — «Да». Они поворачивают и идут обратно. Внизу, на мойке машин пускают музыкальные кассеты. Возвышенная мелодия, хотя в ней слышится надлом. На небе светло и ясно. Совсем летнее небо.

Дверь открывается шире, показалась Старуха.

Старуха. Кто-то выехал из дома.

Лотта. Кто же?

Старуха. Не знаю. Я хотела посмотреть — кто. Может… (Прислушивается.)

Лотта. Может, кто?

Старуха. Тише! Я хотела посмотреть, где освободилась комната. Потому что вдруг прекратился шорох, который был слышен во всем доме. Это — ваш муж, пожилой мужчина?

Лотта. Хм.

Старуха (отходит обратно к двери). Такая молодая женщина, как вы… (Прикрывает дверь, оставив узкую щель.)

Лотта. Вы против брака пожилого мужчины с молодой женщиной?

Старуха. Он обманывает.

Лотта. Да, он обманывает.

Старуха (из-за двери). Розель?.. Розель?..

Лотта. Что с вами?

Старуха. Ты, дорогая моя, можешь в любое время иметь мужчину получше этого старика.

Лотта. Фрау, не шепчите на таком расстоянии… Войдите. Здесь светло, работает телевизор, в комнате много воздуха. Я знаю, он скоро будет меня обманывать, а я и тогда должна ему верить.

Неожиданно появляется Пауль, муж Лотты.

(Села у стены, поворачивая к нему голову.) Не надо. Только не это.

Пауль. Исчезни, Лотта!

Лотта. Я не хочу.

Пауль. А я говорю — встань, не надо все время сидеть на полу.

Лотта (медленно поднимается, опираясь спиной о стену). Да… Все-то мне приходится стоять.

Пауль. Убирайся отсюда! Ты что себе позволяешь? Взяла, въехала сюда, а наверху моя работа — ни с места. Я не могу работать, я не продвигаюсь вперед.

Лотта. Я же хочу тебе помочь…

Пауль. Не болтай! Не тяни время! Ну!..

Лотта. Я хотела заняться делом…

Пауль. Придержи язык, ты!

Лотта (переходя на крик). Почему я не могу делать для тебя газетные вырезки?!

Пауль. Уходи, сказано тебе!

Лотта берет папку и телевизор в обе руки, прислоняется к стене.

Делать вырезки! Нет, чтобы я еще раз сделал ошибку! Несчастная невеста, опять будешь таскать мне вырезки и говорить на своем невыносимом диалекте: «Может, втиснешь это в свой рассказ?». Так, да? Тоже мне, сестра милосердия. Твой плохой немецкий, твое произношение — яд для моих ушей. По-твоему, публицист, который пишет на злобу дня, это иллюзионист в цирке? Сегодня позвонили: напиши о катастрофе на канатной дороге, завтра — напиши о падении покупательной способности. А ты — раз за стол и готова трогательная статейка! В семидесятых годах нужно еще разобраться.

Лотта. Ты же гибкий человек, ты можешь приспособиться к разным требованиям.

Пауль. Попробуй-ка, сочини что-нибудь на тему: «Все более дорогие игрушки производятся для все меньшего числа детей — таковы последствия широкого применения противозачаточных таблеток».

Лотта. Я бы могла помогать тебе. Маленькие газеты охотно берут твои фельетоны.

Старуха показалась в полуоткрытой двери.

Старуха. Мы начинаем показывать диапозитивы, приходите без опоздания. (Продолжает стоять в дверях.)

Лотта. О, все, что было, — незабываемо. Пауль, давай будем вместе, иначе я умру от воспоминаний!

Пауль. Ни слова больше. Ты — камень на моей шее… Хватит толочь воду в ступе. Я тебя научил грамотному литературному немецкому языку. (Дал ей подзатыльник.) Только не подумай, что я кого-то стесняюсь. (Поднимает жакет, который сполз у неё плеч.) Надень жакетку в рукава.

Старуха вошла и тоже приводит Лотту в порядок.

Старуха. Не можешь же ты расхаживать такой неряхой, растрепанная. (Паулю.) Совсем плохая женщина, а?

Пауль (убирает Лотте волосы со лба). Нет, конечно, только язык у нее. Правда, ведь? (Ведет Лотту к двери.)

Старуха несет сзади ее плащ.

Лотта. И все же скажу напоследок: не забывай меня!

Комната Инги, женщины в закрытом платье. Пауль стоит перед ней, держит ее за руку. В распахнувшуюся дверь вошла Лотта, в плаще, с папкой и телевизором. Увидев обоих, остановилась. Пауль отошел к окну, смотрит на улицу.

Лотта. Я хотела только проститься с тобой. Я должна уехать отсюда.

Инга. Ты уже знаешь, куда? Куда ты уезжаешь?

Лотта долго смотрит на Ингу, качает головой. Передает ей телевизор.

Лотта. Возьми, это тебе.

Инга. Хорошо, возьму, спасибо.

Лотта. Не могу же я повсюду таскать его с собой.

Инга. Нет, конечно, не можешь. Я сохраню его для тебя. Ты едешь на машине?

Лотта. Ты можешь взять его себе совсем.

Инга. Да? Хорошо, возьму насовсем. (Выключает аппарат, так как он работал, хотя и без звука.) Он еще вполне, смотреть можно. Так ты на машине?

Лотта. У меня нет машины. Хотя я умею водить, но у меня ее нет. (Смотрит на Пауля.) Он что делает? Пауль!

Инга. Не надо. Оставь его. Он не может работать, не может продвинуться вперед.

Под взглядами двух женщин Пауль медленно выходит из комнаты.

Лотта. Значит, не работается. Хм. А знаешь, почему? Именно поэтому я и ухожу. Кто умнее, должен уступить. Когда я рядом — это слишком тяжело для него, непереносимо. Я мешаю сосредоточиться.

В порыве Инга раскрывает молнию на платье, от подбородка до живота, и распахивает на груди. На трикотажной кофточке — большой портрет Пауля.