Оставаться в трамвае было опасно. Кто-нибудь наверняка заметит его «вельрод», даже в такой давке.

Кондуктор проталкивался по вагону в другую сторону, собирая с пассажиров плату за проезд. Трамвай, скрипя тормозами, начал замедлять ход. Где-то за спиной кондуктора Маус увидел, как Иоганнес, затем Аннье поднялись со своих мест и начали проталкиваться к передней двери. Маус и Река вышли через заднюю. Иоганнес взял Аннье за руку, и они медленно побрели по улице. Аннье прихрамывала, значит, ноги ее все еще болели.

Пока они шли, Маус стряхнул с себя плащ, переложил пистолет в другую руку и накрыл его сверху плащом. После чего сжал рукоятку обеими руками. Они с Рекой двинули вслед за Иоганнесом и Аннье, стараясь не отставать — сорок, пятьдесят футов сзади, не больше. Вскоре они повернули налево и зашагали вдоль канала. Эта улица была довольно оживленной. Маус то и дело задевал плечами прохожих. По булыжной мостовой катил бесконечный поток велосипедистов.

Они шли десять минут, затем пятнадцать. Неожиданно Река шепнула:

— Полиция.

Маус тотчас ее понял, хотя она и произнесла это слово по-голландски. Впереди Иоганнеса и Аннье, на другой стороне улицы стоял полицейский, облаченный в такой же синий китель, как и те, что сопровождали евреев в здание театра. Иоганнес, поддерживая Аннье за руку, повел ее к полицейскому — шагнул на проезжую часть и остановился, дожидаясь, когда в потоке велосипедистов появится просвет. Беглецы явно намеревались рассказать полицейскому свою историю.

На то, чтобы принять решение, у Мауса было лишь одно мгновение. Река шепнула всего лишь одно слово «schiet». И хотя она произнесла его по-голландски, он отлично ее понял — стреляй, сказала она ему. Да, но в кого? Он ни разу в жизни не стрелял в полицейского, как впрочем, и не собирался нарушать это правило. Потому что прихлопнуть копа — это будет себе дороже. Затем он увидел, что тщедушный голландский полицейский безоружен, что моментально облегчило ему принятие решения.

Река взяла с его рук плащ. Шагнув с тротуара на проезжую часть, Маус вскинул пистолет. Правая рука крепко сжала рукоятку, левой он придержал ствол. Палец нажал на спусковой крючок. Едва слышный хлопок отозвался в его ушах раскатом грома, однако лишь несколько голландцев обернулись на этот звук. Пуля попала Иоганнесу в спину. Возможно, этот выстрел и не уложил его на месте, но не исключено, что через пару-тройку дней все-таки отправит его на тот свет. Силой удара его отбросило на чей-то велосипед. Велосипедист тотчас потерял равновесие и полетел на землю. Вслед за ним с грохотом на мостовую упал и велосипед.

Маус на ходу попытался перезарядить пистолет.

— Поторопись, — сказала Река по-английски.

Что, собственно, он и делал. Повернуть, потянуть, подтолкнуть, и отстрелянная гильза со звоном упала на мостовую. Аннье посмотрела на Иоганнеса. Тот лежал на мостовой, и на спине его расплывался красный влажный круг.

Затем она подняла глаза и увидела их. Их разделало всего двадцать футов, и они могли легко пристрелить и ее, однако на ее счастье между ней и ими возник велосипед, затем еще один, и еще, и Маусу ничего не оставалось, как стоять и смотреть на нее. Аннье тем временем наклонилась и что-то вытащила из рук Иоганнеса. Затем, прихрамывая, подошла к тротуару, открыла дверь магазина и исчезла внутри.

Маус опустил «вельрод» и, прижав пистолет к ноге, как можно быстрее, однако, не переходя на бег, тоже двинулся к тротуару. Там по-прежнему стоял молодой голландский полицейский, до сих пор не вполне уверенный в том, что произошло. Тем не менее он шагнул, перегораживая ему дорогу, и Маус был вынужден ударить его в висок стволом своей увесистой «пушки». Полицейский рухнул на тротуар. По лицу его струилась кровь, и кто-то из напуганных прохожих поднял истошный крик. Маус перешагнул через полицейского и толкнул дверь магазина. Река шагнула следом за ним. Было слышно, как звякнул колокольчик над входом.

Это был книжный магазин, судя по запаху, букинистический. Затхлый запах тотчас заставил его вспомнить логово Мейера Лански в задней части «Ратнерса». В магазине находилось четверо и пятеро посетителей, все женщины, но одна уставилась в его сторону.

— Waar is ze heen gegaan?[11] — спросила у них Река. Маус закрыл за ними дверь, и колокольчик звякнул снова.

Никто из женщин не ответил на ее вопрос. Тогда Маус направился в глубь магазина, мимо рядов книжных полок. Те высились на несколько футов над его головой, что тотчас заставило его вспомнить каньоны Манхэттена, темные и прохладные. Из темноты впереди него послышался звук упавших на пол томов, затем скрип дверных петель, которые давно не смазывали. Этот звук привел его к полуоткрытой двери. В комнате было довольно темно, единственное окно, маленькое и подслеповатое, располагалось почти под самым потолком. В дальнем углу мелькнула какая-то тень, и в следующее мгновение грохнул выстрел. Маус почувствовал, как у него тотчас заложило уши, а в притолоку за его спиной впилась пуля.

Он не стал пригибаться, не стал ждать, когда прогремит следующий выстрел. Он просто поднял свой «вельрод» и нацелил дуло туда, где только что, на мгновение ослепив его, мелькнула огненная вспышка. Пафф! — вздохнул его пистолет, и кто-то простонал, затем послышался стук, причем на этот раз на пол упали вовсе не книги.

Повернуть, потянуть, толкнуть. Выставив «вельрод» впереди себя, он двинулся дальше в глубь комнаты и увидел скорчившуюся у стены Аннье. Ее «люгер» валялся на полу. Маус поддал его ногой, и он отлетел в дальний угол.

— Она мертва? — спросила Река откуда-то у него из-за спины.

Маус наклонился к девушке. Непохоже. Выпущенная им пуля прошла через мягкие ткани плеча. Так что Аннье, пожалуй, жива. Она тяжело дышала, и в тусклом свете крошечного оконца Маус увидел ее глаза. Безумные. Горящие ненавистью. Черт ее побери, эту девку.

Он поднялся и вновь навел на нее пистолет. На этот раз он убьет Аннье, лишь бы только не слышать ее рыданий. Но в следующее мгновение Река положила руку на толстый ствол «вельрода».

— Нет, — твердо сказала она.

Маус уже было собрался возразить ей, хотя и услышал, как с улицы через весь магазин в их каморку донесся свист. Похоже, она решила оставить предательницу в живых. Однако когда она взяла у него из рук пистолет, то нацелила его на Аннье сама.

— Reka, nee, — проговорила Аннье и выставила ладонью вперед руку, словно пыталась себя защитить… — Reka, het spijt me.[12]

И хотя Маус и не понимал слов, он тем не менее понял, что Аннье умоляет ее пощадить. За свою жизнь он не раз слышал, как просят пощады.

Какая она хладнокровная, подумал Маус, глядя на Реку, а не на девушку, лежавшую на полу. Ее лицо оставалось каменным — лицо профессионального ликвидатора. Маус не увидел в нем и грана сострадания. Ни малейшего намека на жалость.

Тем не менее «вельрод» в ее руке дрогнул.

— Как это делается? — спросила Река, и впервые за все это время ее голос прозвучал, как и должен звучать голос юной девушки — звонко, на высоких, подрагивающих нотах. — Я не знаю, как мне это сделать, — повторила она и опустила «вельрод» дулом к полу.

— Дай мне пистолет, — сказал Маус и протянул руку.

— Нет, — возразила она и снова вскинула ствол, нацелив его на Аннье. — Ты главное скажи мне, как это делается. Ты ведь это сделал. Значит, ты знаешь, как надо.

— Het spijt me, Reka, het spijt me, — взмолилась Аннье.

— Леонард, прошу тебя, — сказала Река, так же, как ему показалось, умоляющим тоном. — Скажи мне. Иначе я не…

— Просто берешь и делаешь, — прошептал он. — Только не надо закрывать глаза. Просто берешь и делаешь.

Он встал с ней рядом, их плечи почти соприкасались.

— Леонард…

— У тебя еще будет время подумать об этом, Река. Так что ты не переживай. По крайней мере сейчас не время для этого.