- Люси Марлен Моргенрот! - Мамин голос прозвучал как сирена грузового судна на Рейне через лестничную площадку. Это ещё разбудит мёртвых в папином подвале! Что такое я опять натворила?

Уже поднявшись на половину по лестнице, я посмотрела наверх. Мама стояла с красным лицом и дико развивающимися локонами в двери и смотрела на меня сверкающими глазами.

- Что случилось, мама ...

- Тихо! - закричала она. - Теперь я говорю! - Она мне немного напоминала Леандера. Она махала, наподобие него руками в воздухе. Но потом она вдруг разразилась слезами. Быстро её щёки стали мокрыми.

- Люси, как ты могла это сделать с нами? Ты лгала нам, день за днём ты нас обманывала - моя собственная дочь обманывала меня! - Её голос сорвался, и она начала всхлипывать. - Как долго уже? - воскликнула она и стала рвать на себе волосы.

Между тем я уже поднялась, но не решалась пройти мимо неё в квартиру. Но мне и не надо было этого делать. Она схватила меня непреклонно за плечи и толкала меня через коридор, пока мы не достигли моей комнаты. Дверь была открыта, а мой ноутбук стоял раскрытым на письменном столе. Разве я его не закрыла и как всегда не поставила на режим ожидания, когда уходила?

- Вот! - закричала мама и показала на компьютер. Я освободилась от её хватки и сделала шаг вперёд. Не веря своим глазам, я смотрела на экран. О нет ... это была я ... я в моём забеге и к тому же крупным планом ... Когда мама научилась использовать ноутбук?

- Почему он включен? - спросила я в замешательстве. - Почему - я не понимаю ...

- Давай не притворяйся глупой! Я захожу в твою комнату, потому что хотела занести твоё постиранное бельё, вижу, что компьютер ещё включен, хочу закрыть его - и потом, потом вижу это ... - Мама опустилась, всхлипывая на мою кровать. - Ты прыгаешь с крыши! Ты бежишь по балконным перилам! Тонким, скользким ...

- Они были не скользкие, и я могу хорошо держать равновесие ...

- Люси, мне принести твои медицинские записи? Рассортированные в трёх толстых папках, три папки, а тебе только тринадцать!!!

- Мама, пожалуйста, не так громко. - Я зажала уши руками. - И перестань реветь.

- Боже дитя, ты хочешь себя убить? Папа сидит внизу, в своём подвале и смертельно бледен, почти так же бледен как его - да, как его клиенты! Он чуть не заплакал, когда я показала ему клип. Мы всегда думали, ты встречаешься с Сеппо и ребятами, и вы разговариваете и играете, но вместо этого - вместо этого ты вот чем занимаешься!

В первый момент я хотела сказать ей, что я, само собой разумеется, встречаюсь с ребятами, и мы занимаемся этим вместе. Что Сеппо всегда был рядом и присматривал за нами. Что вообще-то он научил меня всему этому. Но в фильме можно было видеть только меня. А не ребят. Я не могла предать их. Ни Сеппо, ни Сердана, ни Билли. Мы были одной командой.

- Это доставляет мне удовольствие, мама. Я чувствую себя при этом хорошо.

- Мне всё равно, - ревела она. Ей действительно нужно присоединиться к Леандеру. - Есть и другие вещи, когда можно чувствовать себя хорошо! Вещи, которыми не убьёшь себя! Ты когда-нибудь задумывалась, как это будет для нас, если вдруг перед дверью появиться полиция и скажет: Здравствуйте госпожа Моргенрот, мы нашли вашу дочь рядом с домом под снос. Она упала с крыши. Что мы должны тогда думать, а? Что?

- Что за вздор, мама, я до сих пор жива, и делая это, я ещё никогда серьёзно не была ранена. Ну ладно, окей, иногда, но я не погибла, и ... я хочу этим заниматься, это часть меня и я буду продолжать.

- Нет. Нет, Люси, ты не будешь. - Мама прекратила плакать, поднялась и высморкалась, прежде чем посмотреть на меня. Ещё никогда она так не смотрела на меня, как она теперь сделала это. Вообще-то мама смотрела всегда мило, даже когда была злой. Как толстенький, пушистый плюшевый медвежонок, на которого невозможно злиться. Но теперь - теперь было по-другому. Теперь в её лице не было ничего милого.

- Ты не можешь запретить мне это!

- Нет, могу, я твоя мать и с этого дня запрещаю тебе делать это! Следующие два месяца ты будешь находиться под домашним арестом, а я буду здесь и следить за каждым твоим шагом, моя барышня, за каждым, слышишь! После школы ты будешь приходить сразу же домой, а затем и оставаться здесь. Я так же уже позвонила твоим учителям и предупредила их, чтобы они следили за тобой.

- Ты этого не сделала ..., - прошептала я. Что только случилось с моей матерью? Она всегда позволяла мне делать то, что я хотела, и доверяла мне. Никогда не контролировала меня. - Как ты только могла такое сделать? Это же неловко!

- Я должна была, Люси. Ты обманула меня. Любая история о всех твоих несчастных случаях была ложью. Я не могу тебе больше доверять. Твой ужин я принесу тебе в комнату. Сегодня я не хочу тебя больше видеть.

- Я тоже больше не хочу видеть тебя! - воскликнула я, после того, как она хлопнула дверью, и услышала, как снаружи она снова начала всхлипывать. - И твой рёв я не могу больше слышать. Ты считаешь, наверное, это смешным, не так ли? - прошипела я и бросила взгляд на Витуса. Ослеплённая я покачнулась назад. Его глаза были открыты! Нет, это были не глаза, это был белоснежный, ослепительный свет, как два блестящих озера, без зрачков, без радужной оболочки, без единого контура. И уже его веки снова закрылись и он неподвижно завис.

Неужели он только что услышал меня? Что всё это значило? Действительно ли он смотрел на меня? Но, прежде всего: Был ли он тем, кто включил клип? Я ломала себе голову, но не могла вспомнить, что уже смотрела его сегодня. Так что это должен быть кто-то другой, кто включил его. Неужели Витус? Мог ли интуит обращаться с компьютером?

Конечно, нет, если они никогда не наблюдали за людьми и не слушали их.  С сердитым щелчком мышки я закрыла окно клипа и снова перед мной на экране появились бесчисленное количество версий  Stille Nacht, heilige Nacht и Il n’y a pas d’amour heureux.

Леандер ... Леандер мог обращаться с ноутбуком. И он мог открывать мои фавориты в YouTube. Он, должно быть, был здесь и включил фильм! В конце концов, он никогда не мог привыкнуть к тому, что я занималась паркуром, а я оскорбила его морскими свинками; да он был глубоко оскорблён, когда улетал - и такое подлое действие подходило к нему. Да, это подходило.

Леандер предал меня.

- Я ненавижу тебя, - прошептала я, и слёзы ярости текли по моему лицу. - Ты снова сделал это и в этом раз выиграл. Я ненавижу тебя всем сердцем.

О да, я ненавидела его. Он всё мне испортил. И как он мог понять меня, почему спорт столько много для меня значил? У него ведь не было чувств. А если он человечил, то его труппа выбивала это из него.

Никто не понимал, что я при этом чувствовала - кроме Сеппо и Сердана и Билли, но они не смогут объяснить это моим родителем, потому что мама тут же побежит к маме Сеппо, а она будет бушевать ещё больше, чем моя мама. Никогда я не смогу убедить Сеппо помочь мне, если при этом натравлю на него его же мать.

Мама без стука зашла в комнату и поставила поднос с чашкой чая, булочкой и фрикадельками рядом с моей кроватью. Да это было как в тюрьме. А фрикадельки я вообще не хотела. Она напоминали мне о Леандере.

- Люси, я не хочу запирать тебя, но ты моя дочь, я несу ответственность за тебя. Я не могу позволить тебе продолжать делать такое дальше, это опасно для жизни. Не можешь ли ты пообещать мне, без всякой лжи, что ты не будешь больше заниматься этим? Посмотри мне в глаза...

Я посмотрела на неё, но не смогла выдержать её зарёванного взгляда. Такой мама мне не нравилась. Внезапно она стала для меня как чужой. Я хотела мою недалёкую, неуклюжую маму, как раньше, но не эту.

- Нет, я этого не могу. О, мама, разве ты не понимаешь? Я хочу заниматься этим!

- Это меня не интересует. Хорошо, тогда мне придаётся присматривать за тобой. Приятного аппетита, - сказала она вызывающе и вышла наружу. Я позволила Магваю съесть мои фрикадельки, выпила чай и не могла забыть, что мама до этого сказала о папе. Папа и слёзы?