Изменить стиль страницы

— Ты что, обалдел?! Ты же нас чуть не угробил! Остановись! Ты вообще когда-нибудь раньше за руль садился?!

— Я водил только трактор, — смущенно проговорил он, сворачивая на обочину. — И на военных сборах — боевой шагоход. Но у меня же есть местные права.

— Ладно, хоть с юмором у тебя всё в порядке. Давай я поведу сама, за рулем с четырнадцати лет. И пока не только жива, но и по-прежнему насчитываю две руки и две ноги. Голова и ее нижний аналог не в счет!

Через десять минут уже Фауст закричал:

— Притормози!

Он увидел рядом с дорогой обелиск с надписью «Здесь разбился НЛО».

— Давай остановимся и посмотрим.

— Ты еще цветочки положи, — фыркнула Грета. — Обычное рекламное разводилово.

— Почему ты так думаешь?

— Настоящий НЛО не должен биться!

— Ну не факт, в галактике полным-полно всяких развалюх. Это же не галактические лайнеры, да и те бьются… — К чести младшего Фауста, можно было уточнить, что во всей Вселенной, кроме Земли, такие скромные памятники действительно ставят на месте катастроф НЛО, то есть повседневных средств передвижения. Понятно, что если на Руси во времена Ивана Грозного стоял бы памятник разбившемуся автомобилю, то продвинутые книжники тоже бы сомневались в его целесообразности, потому что «иного сухопутного транспортного средства помимо кареты не бывает».

— А, это был НЛО из серии «собери сам»…

Несмотря на трогательную надпись, обломков летательного судна и могил инопланетян не было. Если не считать наскальные надписи околоэротического содержания, посвященные таинствам воспроизводства. А ведь Фауст сейчас по-настоящему хотел помочь Тритермию и его сотрудникам замять эту катастрофу. Ну заодно и безделушек космических набрать. Не пропадать же на Земле галактическому добру…

Здесь жил и работал…

Книтлинген оказался ничем не примечательным, хотя и живописным городком — маленький замок, церковь, извилистая речушка, несколько фахверковых строений и кафе. На площади перед ратушей гостей встречал какой-то суровый, в длинной мантии бронзовый позеленевший субъект, изрядно и очень заметно любимый голубями.

— Ну вот, — сказала Грета, — теперь можешь и фотографироваться, разумеется, в обнимку, и букет положить.

— А кто это?

— Как кто?! Дедушка твой!

— Судя по облику, это явно не мой дедушка. Пусть кто хочет, берет его себе. Мой был лучше.

— Бери, какой есть. На Земле дедушек и бабушек (и прочий родительский ассортимент) не выбирают. Давай я тебя сниму с ним на память и пойдем дальше.

В городке нашелся не только музей, но и архив Фауста, и даже дом, в котором будущий алхимик когда-то появился на свет. Его украшали сразу две мемориальные таблички.

В музее, битком набитом программками спектаклей по мотивам «Фауста», причудливой старинной мебелью с масонскими мотивами, картинами, куклами-марионетками и всем, имеющим к Фаусту хоть какое-то отношение, потомка встретили чуть настороженно. Конечно, так называемые дети Фауста (почему-то исключительно мужского рода) в Европе объявлялись редко, даже реже детей царя Василия Шуйского и лейтенанта Петра Шмидта, но всё же бывали. При этом они обладали исключительной ловкостью рук и изворотливостью пытливого ума. Поэтому директор музея стальной хваткой уцепился за спрятанные в кармане ключи от всех витрин, а его заместительница отправилась в подсобку за парой хитроумных наручников. И тут Фауст, сам того не ведая, нечаянно разрядил обстановку, сказав:

— У вас в доме должен быть тайник с алхимической посудой.

Сведения об этом он почерпнул, естественно, из дневника: «Купил у мастера полный комплект алхимической посуды. Сдуру, не иначе! Как бы я путешествовал со всеми этими стекляшками? Пришлось спрятать их в стенную нишу… Меня пустили переночевать в этом доме, потому что я сослался на общих знакомых и на то, что когда-то именно здесь жили мои родители. Тут же, как это водится в провинции, нашлось несколько человек, знавших моего почтенного отца и матушку…»

— Тайник? — оживился сотрудник музея. — У нас, здесь, неизвестный тайник?

— Да, на втором этаже в стенной нише, в комнате с потайной лестницей.

— А откуда вы о нем знаете?

— Прочитал в его дневнике.

— Вы хотите сказать, что существует подлинный дневник Фауста?! Сейчас же покажите! Это наше достояние! Если, конечно, он подлинный…

— У нашей семьи, хранившей его всегда, нет причин сомневаться в его подлинности. И не будем обсуждать, кому и что принадлежит — потомкам или музею. Думаю, от настоящего героя не убудет, и на всех хватит. Пойдемте искать.

Тайник нашелся. Счастью фаустианцев не было предела, поэтому и Иоганну-Альберту наконец-то улыбнулась удача. Он получил свидетельство на плотной гербовой бумаге, где говорилось, что доктор Иоганн Фауст является почетным гражданином города Книтлинген, гордостью его жителей и примером для подрастающего поколения. Конечно, это не университетский документ, но уже что-то.

— Но вы за это организуйте нам фаустовский фестиваль…

— Тогда и нам дайте свидетельства почетных граждан, — мгновенно отреагировала Грета.

— Нет, вы живые, еще натворите что-нибудь.

— С покойниками тоже беспокойно бывает.

— Но всё же не настолько. Их деяния по другому ведомству проходят и не могут причинить морального ущерба управляющим работникам.

Тем не менее Иоганну-Альберту преподнесли тарелку из тонкого фарфора, украшенную гербом, который был признан местными геральдистами гербом рода Фауста: на голубом фоне — сжатый кулак, а на щите — орёл в короне, распустивший крылья.

— И не слушайте тех, кто будет называть вам другие родные города доктора Фауста, это всё фальсификаторы истории. Он появился на свет именно здесь!

— Действительно, почему твой дедушка не мог родиться в одном городе?

— Зачем? Это так банально… Если хочешь стать легендой, ты должен иметь не меньше трех мест рождения. В конце концов, нужно же помочь каждому родному местечку. Сама видишь — минеральная вода «Фауст», колбаса «докторская фаустова», «свиные ножки от Фауста», ликер «Искушение Фауста», водка «Фауст и его дружок».

И это Иоганн-Альберт еще не успел перечислить обширное разнообразие авиабилетов «Вмиг с Фаустом у цели», мобильного тарифа «На связи с Фаустом», дома-музея, продажи сувенирной продукции — марок, значков, фуфаек, перчаток и вязаных шапочек, лыжных ботинок, ушанок и ватников.

Шабаш и шабашники

На следующий день путешественники посетили расположенный поблизости древний монастырь Маульбронн, где, по преданию, Фауст имел алхимическую лабораторию. Впрочем, обычно предания демонстрировали еще больший уровень фантазии, чем сам Фауст, который не был ни академиком, ни член-кором.

— А правда ли, что твой дедушка был алхимиком? Раз ему понадобилась специальная посуда…

— По мнению бабушки, да, был. Да и куда на Земле податься без аксессуаров?

Но в бывшем монастыре цистерианцев, сохранившем, как свидетельствовал путеводитель, наиболее полно и целостно атмосферу и обстановку средневековой обители, даром что еще во времена Лютера цистерианцев здесь не осталось, больше почитали астронома Кеплера и писателя Гессе. Хотя пребывание доктора Фауста в Маульбронне было зафиксировано документально. А может, сии бумаги съели злобные историки — так называли в местном старом документохранилище здешних большущих и хищных крыс, чем-то неуловимо смахивающих на старых чванливых профессоров соседского университета…

После возвращения Фауст-младший подал тщательно подготовленный запрос об Иоганне-Георге Фаусте, на что администрация Гейдельбергского университета отнеслась без энтузиазма, но вежливо. Ответ, правда, обещали дать не раньше чем через месяц. Разумеется, в структуре управления университетом (как и других университетов, крупных корпораций и весомых СМИ) присутствовал представитель галактической администрации, и поэтому соответствующие дела и запросы курировались непосредственно им. А ведь порой отрадно знать, что твоя судьба действительно решается «на небесах», то есть где и про саму Землю-то мало кто знает…