И в это время раздался торжествующий ребячий голос:
— Вот она где!
Из-за стога вышла Нинка — лесная принцесса. На ней все те же черные сатиновые брюки и красная кофточка, только короны из листьев не было на голове. Сон! Ведь с той первой встречи прошло больше пяти лет, а она все такая же, и даже, кажется, еще моложе.
— Нина? — спросил Артем, окончательно просыпаясь.
— Нет. — Она замотала головой, и коротко подстриженные светлые волосы рассыпались по лицу. — Я — Зина.
— Ну, я и хотел сказать Зина.
— А как вы угадали?
— Не знаю. Была у меня одна знакомая девочка. Нина. Очень похожа на тебя. И она тоже лошадей в лесу искала.
— Это Карька. Такая вредная кобыленка. Всегда прячется. Сережка-а! — звонко выкрикнула она, прислушиваясь, как перекатывается ее голос по перелескам. — И этот провалился, — проговорила Зина. — Пошли, Карюха.
Она ухватила длинную прядь конской гривы.
— А что ж ты не верхом? — спросил Артем.
— Так оброть-то у Сережки, а он шастает где ни то вроде Карюхи.
— Постой! — закричал Артем вдогонку. — Где дорога на Старый Завод?
— Да вот же. Я туда и направляюсь.
— Ну, тогда и я с тобой.
И они пошли втроем. Артему все время казалось, что он разговаривает с Нинкой — лесной принцессой, и он не мог понять, почему. Совсем они не похожи, эти две девочки. Даже внешне они разные. Зина — круглолицая, курносая и, кажется, очень бойкая и в то же время стеснительная. Как-то удивительно в ней совмещаются два этих прелестных качества. Нина, насколько он помнит, была просто откровенна и обо всем судила с беспощадной девчоночьей определенностью. Она любила лошадей и цветы. А эта?
— Лошадей и цветы? Конечно, люблю. И вообще все… — она широко взмахнула рукой, показывая, насколько необъятно все то, что она любит. — Как же это не любить?!
— А стихи?
— И стихи. А еще больше — романы.
— Про шпионов? — Артему показалось, будто она взглянула на него удивленно и с некоторым презрением.
— Нет, — отмахнулась она. — Это мальчишки увлекаются.
И тут она сразила Артема таким перечнем книг, что он не удержался и задал ей вопрос, который нельзя задавать девочке, прочитавшей целую библиотеку старых и новых романов.
— Да сколько же тебе лет?
— Четырнадцать уже почти! — она вызывающе тряхнула светлыми волосами и засмеялась — Ну и что?
Она была еще в том замечательном возрасте, когда время тащится, как старая лошадь. Так и хочется спрыгнуть с телеги и убежать вперед по дороге, которая кажется бесконечной. Артем это сразу понял, он и сам еще не вполне отделался от подобного желания. Понял и не без тревоги отметил, что для него время чаще всего летит с непостижимой и не всегда оправданной быстротой. Вот и сейчас, вспоминая свою единственную встречу с принцессой Нинкой, он подумал: «Сколько лет пролетело — да как же это?»
— Ничего, конечно, — ответил Артем на ее веселый, вызывающий вопрос. — Я это к тому спросил: когда ты столько прочитать успела?
— Ага. Я так вас и поняла.
Видно было, что Зина не поверила ему, что он даже отчасти упал в ее глазах, и только поэтому она предпочла разговаривать с Карюхой, которая хотя бы не задает никчемных вопросов.
— Шевелись, Карюха, пошевеливайся. С такими разговорами мы с тобой и к обеду не доберемся.
С этой девочкой лучше не хитрить, не изворачиваться. Артем рассмеялся.
— Карюха-то все понимает…
— Конечно.
— Я и половины не прочитал из того, что ты перечислила.
— Ну и что?
— И все. Я не понимаю, когда ты все успеваешь? И учиться, и по хозяйству…
— Не знаю. В школу еду на перевозе — читаю. На переменках читаю. Когда наша очередь коров пасти, я и там под куст заберусь с книжкой. И дома тоже. Мама говорит: «Так и керосину не напасешься».
— И ты все понимаешь? — рискнул спросить Артем.
— Что же не понять-то? По-русски написано. А попадется непонятное слово, спрошу, не постесняюсь.
— А у кого?
— Да хоть у кого! — ответила она так же беззаботно и вызывающе, как отвечала на все его вопросы. — Вот и вас спрошу: что такое скарификация?
При этом у нее сделались такие невинно-послушные глаза, что Артем сразу заподозрил подвох. Скарификация? Не сама ли она выдумала такое слово? Похоже на «ратификация». Бес его знает, что это такое. Не будучи бесом, он не знал, в чем и признался, и поступил правильно, потому что своим признанием очень ее обрадовал. Но она и вида не подала. Склонив голову и взглянув на него через плечо сквозь рассыпавшиеся волосы, она ответила, поджимая губы:
— Это просто подготовка семян клевера к севу.
Приехал Ленька
Неожиданно приехал Ленька. Ранним утром, отправляясь на работу, Андрей Фомич вышел из дома и в сквере увидел знакомую голову, похожую на золотистый георгин, распустившийся за ночь. Названный братишка, Золотой Бубенчик. Сидит на травке под березкой, бросив рядом свой тощий обшарпанный рюкзачок.
— Привет! — воскликнул он неестественно ломким голосом, в котором трепетно звякнули прежние бубенчики.
— О! Ты это как?
Вскочил, подошел. Вид недоумевающий, сконфуженный.
— Да потом расскажу.
— Отчего же не теперь?
— Долго рассказывать…
— А ты в двух словах.
— Могу и в одном: приболел.
— А ничего не писал.
— Так я по-скорому. А пока лежал в больнице, партия ушла. Вот справка, в больнице выдали. Он полез было в нагрудный кармашек, зашпиленный для страховки булавкой, но тут же отдернул руку.
— Что за справка? — удивленно и встревоженно спросил Андрей Фомич. Все у них дома было на вере, на слове, и, если уж Ленька за справку ухватился, то, значит, не все у него ладно.
— Чем ты там отличился? — печально спросил Андрей Фомич, вглядываясь в осунувшееся и потемневшее Ленькино лицо.
А тот только моргал выгоревшими ресницами, и голубые его чистые глаза тосковали, как у честного пса, который ждет взбучки и не имеет возможности оправдаться. Случилось что-то такое, чего и в самом деле в двух словах не объяснишь.
— Ну, договорились: вот тебе ключ, приду, сам знаешь когда. Жди. Есть хочешь?
— А как же!.. — Он несмело улыбнулся, и что-то озорное мелькнуло в этой мальчишеской улыбке и такое привычное, что Андрей Фомич сразу успокоился, но сказал с прежней печалью:
— Вечером поговорим. Вот деньги возьми, приготовь ужин.
— Есть у меня деньги, — сказал Ленька, прижав ладонью все тот же нагрудный кармашек. — Заработанные.
— А какие же еще у тебя могут быть?.. — проворчал Андрей Фомич и подумал: «Да, трахнуло парня чем-то. Оправдывается». — Ладно. До вечера.
Но пришел вечер и принес новое событие. Незначительное, если смотреть со стороны, оно так подействовало на Андрея Фомича, что потеснило все Ленькины, пока еще неизвестные, похождения.
Августовский вечер, сухой и душный, надвигался на город в усталом позвякивании переполненных трамваев. В магазинах, тоже переполненных, зажглись желтые и голубые огни. Задрожали в темнеющем небе неоновые призывы, доказывающие, как удобно пользоваться такси или хранить деньги в сберкассе, а также сдавать металлолом. «Как будто без этого мы не знаем, что надо делать, — думал Андрей Фомич. — Денег не жалеют. Лучше бы улицы поливали. Пылища, не продохнешь». Его всегда возмущала всякая неумная, а значит, и бесполезная деятельность бесхозяйственных людей.
Дома его встретил Ленька, умытый, отдохнувший и даже как будто пополневший за один только день, прожитый под родной крышей. Андрей Фомич тоже умылся и переоделся.
— Ну, чего ты тут настряпал? — спросил он, входя в кухню.
— Ого! — жизнерадостно ответил Ленька. — Полевая каша. Знаменитая еда! Звонят…
— Кого это принесло? — сказал Андрей Фомич. — Я открою.
Он вышел в прихожую и открыл дверь. И сейчас же ему захотелось снова закрыть ее. На площадке, залитой неправдоподобным светом заката, стояла Алла. Андрей Фомич в смятении отступил и подумал, что, может быть, это ему только привиделось. Ему очень бы этого хотелось, и Алла поняла его желание.