Ранним утром он снова остановил свою машину перед комендатурой авиабазы в Элке. Обвел взглядом обширную территорию аэродрома. Ему не давал покоя вопрос, что заминировать. Через въездные ворота мимо Бергера проследовало уже несколько автоцистерн. Долгие минуты он молча наблюдал за движением на аэродроме, заправкой и оснащением самолетов. Внезапно его осенила мысль. Рискованная, опасная, но вполне осуществимая.

Десятки вагонов, сгрудившихся возле товарных платформ, заполняли станцию в Элке. Работники бюро «Райфайзен» занимались разгрузкой и выгрузкой. Около одной из платформ стояло несколько десятков цистерн с бензином. Ежеминутно к ним подъезжали автоцистерны, в которые перекачивалось горючее. Бергер рассчитал время перекачки бензина из одной цистерны, расстояние до аэродрома, среднюю скорость машин и возможные задержки. Он решил, что сорок минут достаточно…

Ночью ему не спалось. Его тревожил вопрос: бежать или остаться после диверсии? После долгих размышлений выбрал последнее. Да, он останется здесь, в прусском логове, чтобы организовать разведывательную сеть. Если война затянется, он переберется на польскую территорию и будет сражаться в партизанском отряде. Бергер был уверен в том, что гестапо или абвер не нападут на его след, но на всякий случай держал в полной готовности свою автомашину и спрятанную в ней гражданскую одежду, снаряжение и радиостанцию. Он логично считал, что здешняя контрразведка еще не имеет большого опыта в раскрытии актов диверсий и саботажа.

Над Элком и округой стояло мглистое сентябрьское утро. На товарной станции кипела работа. Бергер был там с самого утра. В руке он держал портфель со смертоносным грузом. Несколько раз прошелся около цистерн, откуда перекачивался бензин, перекинулся несколькими словами с солдатами и водителями, угостил их папиросами. Он выбирал машину.

Водители автоцистерн стояли, прислонившись к одной из машин, и безучастно смотрели на платформу. Бергер решил действовать…

Он остановился между вагонами, открыл портфель, нащупал взрыватель и повернул ключ пружины. Теперь путь к отступлению уже был закрыт…

Бергер протиснулся между вагонами и автоцистернами. Здесь его не видели ни солдаты, ни железнодорожники. Бергер быстро вынул из портфеля пакет и втиснул его между цистерной и рамой кузова. Дрожащими руками проверил, крепко ли он держится… Не спеша вышел на платформу, закурил, сел в машину и поехал в бюро.

В отражательном зеркальце он увидел свое побледневшее лицо и капли пота на нем…

Бергер сидел за столом и перебирал бумаги, но мысленно он был там, где несколько минут назад совершил диверсию. Он ясно представлял себе, как автоцистерна направляется к аэродрому. Бергер не спускал глаз с часов. Еще 20, 15, 10 долгих, как вечность, минут. Еще пять… Он не хотел думать о том, что взрыватель может подвести. Подошел к окну, открыл его и с напряжением стал вглядываться в сторону аэродрома. Прислушался… Со стороны аэродрома долетал рев моторов, взлетающих и приземляющихся самолетов, а с улицы — шум города.

Секундная стрелка его ручных часов равномерно отсчитывала время. Бергер терял самообладание. Он вновь чувствовал, как потеют руки и его охватывает волна небывалого возбуждения. Он прикусил губы, зажмурил глаза и ждал…

Вдруг мощный взрыв заглушил все. Еще эхо взрыва не смолкло в городе, как два новых взрыва потрясли воздух.

В городе завыли сирены. Люди прятались в подворотнях. Движение остановилось. Работники бюро высыпали из служебных помещений в коридор с криками: «Воздушная тревога! В убежище!»

Бергер, возбужденный до предела, стискивал кулаки. Он не в состоянии был оторваться от окна, глядя в направлении авиабазы. Именно там лизал небо колыхающийся столб пламени и поднимались клубы черно-желтого дыма.

Дома и улицы опустели. Перепуганные обыватели попрятались в бомбоубежище, решив, что польские самолеты бомбят Элк. В сторону аэродрома с пронзительным сиренным воем мчались машины пожарной охраны.

На следующее утро Бергер узнал, что уничтожено два бомбардировщика, частично загруженных бомбами, повреждено еще несколько самолетов и убито около двадцати немцев. Этот случай расследовала специальная комиссия, составленная из офицеров ВВС, абвера и гестапо. Комиссия подтвердила, что взрыв не случайность, а акт саботажа. Было решено любой ценой найти диверсанта. Щупальца гестапо зашевелились.

Бергер работал как обычно. Бывал на станции, в воинских частях, на аэродроме. Отдавал распоряжения, разбирал стопы служебных бумаг. Он стал лишь более осторожным.

Спустя три дня после диверсии около полудня кто-то без стука отворил дверь в комнату Бергера. Вошли двое молодых гестаповцев.

— Хайль Гитлер! Господин Бергер? — спросил один из них.

— Да, это я, — последовал спокойный ответ.

— Вы были в тот памятный день на станции, где перегружалось горючее?

— Конечно. Я ежедневно бываю там, порой по нескольку раз.

— А на аэродроме вы тоже были тогда?

— Нет.

— Хорошо. Поедете с нами в гестапо, таково распоряжение гауптштурмфюрера Герица.

— А в чем дело, господа?

— Там узнаете.

— А это надолго?

— Прошу не задавать вопросов. Идемте!

— Хорошо. Только уберу бумаги.

Один из гестаповцев подошел к столу и, раскуривая сигарету, наблюдал за движениями Бергера. Другой, повернувшись спиной, смотрел в окно. Бергер, спокойно перекладывая бумаги в выдвижной ящик стола, молниеносно оценил обстановку.

«Наверно, они еще ничего определенного не знают… Это не похоже на арест… Они только подозревают, — мысленно успокаивал он себя. — Но лучше — бежать. С этими двумя я справлюсь…»

Бергер наклонился над столом и сильным толчком свалил его на стоящего рядом гестаповца. Прежде чем другой успел обернуться, Бергер всадил ему в спину две пули, затем дважды выстрелил в гестаповца, придавленного столом, и бросился в коридор. Проскочил между ошарашенными стрельбой немцами. Выскочил из дома. Никто не препятствовал ему…

Он нажал на стартер «оппеля» — машина с места рванулась вперед. Одна, вторая, третья улицы… Вот «оппель» вылетел за город, наконец — спасительный лес… Бергеру казалось, что его автомобиль, делая на бешеной скорости крутые повороты, обгоняя машины и пешеходов, соскочит с шоссе, разлетится на части. Стрелка спидометра указывала на цифру сто.

За Шибой Бергер повернул на шоссе к Пишу. После почти получасовой бешеной езды машина оказалась в Пишской пуще и съехала на боковую проселочную дорогу. Здесь Бергер остановил машину и только теперь почувствовал, что он весь мокрый и у него дрожат все мышцы. Он быстро переоделся в гражданскую одежду, спрятал радиостанцию, разбил молотком мотор, кузов, стекла, потом забрал оружие и лесом двинулся на юг…

Бергер, голодный, обросший, измученный, шел уже несколько дней, избегая дорог, мостов. Его утешала мысль, что Варшава уже близко. По ночам он видел зарево пожаров и слышал артиллерийскую канонаду. Он знал, что столица окружена, но полагал, однако, что в кольце окружения есть проходы, через которые он сможет пробраться в сражающуюся столицу. Несмотря на страшную усталость, Бергер чувствовал себя счастливым, что именно так он закончил свою разведывательную карьеру в Восточной Пруссии.

Той ночью Бергер решил попытать счастья. Он полз по трясине вдоль речки. Знал, что находится вблизи польской линии обороны. Перед ним показались какие-то строения. Бергер обошел их и, двигаясь дальше, видел уже очертания предместьев Варшавы. В этот момент его остановил окрик: «Стой, кто идет?!»

Бергер как вкопанный застыл на месте, подняв руки вверх. Его окружили несколько польских солдат.

«Инспекция»

В апреле 1940 года в штабе сухопутных войск вермахта состоялось одно из очередных секретных совещаний. На массивных столах в конференц-зале были разложены штабные карты восточных приграничных районов третьего рейха и оккупированной Польши. Рядом громоздились портфели с секретными схемами и планами. Уже длительное время дискуссия велась по поводу сооружения опорных пунктов вдоль восточной границы рейха. В этот же день обсуждался вопрос об укреплении пограничного участка от Вижайн до Хомонтовиц, то есть прежнего пограничного разделения района Сувалок и Восточной Пруссии.