Спектакль получился помпезным. Публика смотрела с интересом. Присутствовавшим на премьере Зимроку и Боку он тоже, казалось, понравился. Газеты сообщали, что издатели один за другим якобы предлагают Дворжаку баснословные суммы за оперу. Но это было не совсем так.

Ни одна из фирм не взялась печатать «Димитрия». А Дворжак, ясно ощутив многие теневые стороны своей оперы, принялся вскоре ее радикально перерабатывать. И делал это не один раз. Существуют вторая и третья редакции оперы. Дворжак любил это произведение, старался «дотянуть» его и впоследствии прикладывал много усилий, чтобы «Димитрий» был поставлен за границей. Он хлопотал об этом в Вене, Мюнхене, Пеште, Петербурге, Москве, Париже, но все без успеха. В Вене не хотели ставить эту оперу по политическим соображениям. В Мюнхене не понравилось либретто. Так «Димитрий» и не был поставлен за рубежом.

Некоторое утешение Дворжаку принесло неожиданное известие из Дрездена. Там вдруг задумали поставить его комическую оперу «Хитрый крестьянин». «Чего не смог «Димитрий», то, по-видимому, сделает деревенский шельма», — вскричал Дворжак, прочитав письмо. Быстро собравшись, он отправился в Дрезден, чтобы помочь Эрнесту Шуху в работе.

На пражской сцене «Хитрый крестьянин» прочно утвердился сразу же после премьеры 1878 года. С тех пор ни один театральный сезон не обходился без этой оперы. Делая обзор всем созданным к тому времени музыкально-сценическим произведениям Дворжака, Ян Неруда писал: «… нам больше всего по душе «Хитрый крестьянин». Парень — крепыш: искрящиеся глаза, шаг — прыжок, и слово — как песня… Это опера действительно народная, истинно чешская, подобно операм Сметаны».

Однако либретто оперы тоже оставляло желать лучшего. Дворжаку определенно не везло с либреттистами. Йозеф Отакар Веселы, молодой, но крайне самонадеянный и самовлюбленный студент медицинского факультета Пражского университета, считал себя «спасителем» бедной чешской литературы. Говоря всегда с необыкновенным пафосом о своих литературных произведениях, он утверждал, что ничего подобного со времен Шекспира создано не было. Однако, хотя он имел сюжетов якобы на четыреста драматических сочинений, либретто «Хитрого крестьянина» назвать оригинальным, самостоятельным произведением никак нельзя. Он беззастенчиво позаимствовал характеры из «Проданной невесты», сохранив даже многие имена, а драматургические ситуации взял из «Свадьбы Фигаро».

Так же как и в «Проданной невесте», в «Хитром крестьянине» появляются два претендента на руку героини — Бетушки. Один из них — Вашек — богат и глуповат, так же, как его тезка у Сметаны; другой — Еник, тоже тезка сметановского героя — беден, но зато горячо любим Бетушкой. Для того чтобы выйти замуж, Бетушка должна получить разрешение сиятельного вельможи, у жены которого она состоит в услужении. Вельможа этот, подобно графу Альмавиве из «Свадьбы Фигаро», обещает дать согласие на брак, если Бетушка придет к нему на свидание в беседку. Дальше, вплоть до счастливой развязки, сохраняется полная аналогия с оперой Моцарта. Ревнивая супруга вельможи обо всем узнаёт и сама приходит на свидание, переодевшись служанкой, вызывая, в свою очередь, ревность Еника, уверенного в том, что на свидание к господину пошла Бетушка. Вельможа посрамлен, супруга его, подобно Розине, утешается своей добродетелью, а Бетушка и Еник благополучно женятся.

И вот, несмотря на такое либретто, оперу «Хитрый крестьянин» можно причислить к бесспорным музыкальным удачам Дворжака. Берясь за нее, Дворжак, очевидно, задался целью дать, подобно Сметане, картины национально-самобытной жизни чешского народа, а в образе Бетушки — раскрыть художественно обобщенные черты чешской девушки: лирическое обаяние, бескорыстную верность возлюбленному, трудолюбие, настойчивость, жизнерадостность и смекалку, помогающие преодолеть все препятствия. Все музыкальные характеристики почерпнуты из чешской народной песенности и танцевальности. Тема Бетушки, например, очерчена ритмом польки, развивающимся и в вокальной партии. Музыка легкая, грациозная, с преобладанием быстрых темпов, что с самого начала еще в увертюре создает впечатление жизнерадостной приподнятости. Национальный колорит всюду ярко выражен. Вокальная декламация естественна. Все это сделало «Хитрого крестьянина», наряду с «Проданной невестой» одним из любимейших спектаклей чехов и привлекло к этому сочинению внимание и за рубежом.

«Жаль, жаль, что Вас не было в Дрездене… — писал Дворжак Зимроку после первого исполнения там его оперы. — Шух поставил оперу сказочно. Все шло как по маслу, и нюансы в оркестре и хорах были прекрасны… Уже увертюра была встречена бурными аплодисментами, как почти все остальные номера… После каждого акта меня вызывали».

Из Дрездена «Хитрый крестьянин» перекочевал в Гамбург, а затем в Вену, Дворжак был очень горд, особенно когда узнал, что в Вене премьеру назначили на день рождения императрицы Елизаветы. Он не подозревал, что его веселая, коротенькая опера может послужить причиной скандала. А именно так и случилось. Угодливые люди обратили внимание на то, что в опере чешские крестьяне одурачивают австрийского вельможу. Помилуйте, как это можно? — раздались возмущенные голоса. Так недалеко и до бунта. Поднялся шум. Полиции пришлось выводить из театра разбушевавшихся субъектов. Политическая ситуация в империи продолжала оставаться достаточно острой. В столице сочли нужным проучить чешского композитора.

После второго спектакля «Хитрый крестьянин» был снят, а Гуго Вольф обрушился на Дворжака со страниц венского «Салонного листка». Инструментовку его он назвал «отвратительной, грубой и пошлой». Попутно он замахнулся и на Брамса, заметив: «Может быть, существуют люди, которые достаточно серьезны, чтобы считать эту оперу комической так же, как существуют люди, которые настолько комичны, что принимают всерьез симфонии Брамса».

Венские доброжелатели и покровители Дворжака стали уговаривать его написать оперу на немецкий текст. Больше всех старался Ганслик. Он позаботился о том, чтобы Дворжаку послали из Вены несколько немецких либретто. Заодно он советовал композитору не очень увлекаться чешской национальной спецификой в музыке. Как дьявол-искуситель, не жалея лестных слов, он говорил, что такому таланту, как Дворжак, нужно освободиться от уз национальных мелодий, сделаться, так сказать, интернациональным композитором, и это поможет выйти на международную арену.

Дворжаку, конечно, хотелось приумножить свою славу. Успех — это пьянящий напиток, и тому, кто вкусил его раз, не просто отказаться от него в дальнейшем. Но Дворжак учуял опасность в речах Ганслика. Рожденный в лоне Чехии, воспитанный чешскими канторами, Дворжак был чехом до мозга костей, хотя и не любил громких фраз о патриотизме. Сама мысль о возможности отказаться от родных чешских мелодий представлялась ему кощунственной. На какой путь толкают Ганслик и его сторонники? Что будет представлять собой его музыка без национальных черт? Да и вообще возможно ли самобытное искусство без национальной основы?

Не раздумывая долго, он категорически отказался сочинять оперу на немецкий текст. Потом сел и написал письмо Зимроку, в котором убедительно просил всегда печатать на титульном листе его сочинений название по-чешски и его имя и фамилию — в чешской транскрипции, обязательно с птичкой над r (ř). Теперь он решил быть бдительным и везде подчеркивать свое чешское происхождение. Он чех. У него есть родина, и пусть все это знают. А если кому-нибудь его музыка не по вкусу, кажется грубой и пошлой, пусть не слушают. Он никому не навязывает своих сочинений, но писать их будет так, как сам считает нужным.

Увидя в Англии афиши, где он именовался на немецкий лад Антоном, Дворжак немедленно потребовал перепечатать все афиши. Получив там после концерта приглашение от «Клуба немецких артистов» прибыть на вечер, устроенный в его честь, Дворжак отклонил приглашение, мотивируя тем, что не является немецким артистом.

Зимрок пытался увещевать Дворжака, говорил, что с немецким названием тетрадки печатных нот быстрее расходятся. В ответ Дворжак повторил свое требование и написал: «…нации, имеющие и представляющие искусство, никогда не исчезнут, даже если численно они будут еще меньшими… у художника тоже есть родина, в которую он должен твердо верить и которую должен всем сердцем любить…»