И тут Дима схватил меня рукой за горло, и прижал к машине, и я явственно видела, как шрам у него на лице задёргался.

- Прекрати, - прохрипела я, - ты меня задушишь.

- Милиция! – раздалось сзади, - отпустите женщину немедленно.

Слава Богу, подумалось мне. Дима отпустил меня, хотя по его лицу было видно, что ему очень не хочется это делать.

- Гражданка Миленич, если не ошибаюсь, - увидела я знакомого следователя.

- Давно не виделись, - помахала я рукой, и потёрла шею.

- Да, давно, несколько часов назад расстались, - он остановил взгляд на моём автомобиле, - ваша машина?

- Моя, а что?

- А где вы были три часа назад? – прищурился следователь.

- Э... я..., - замялась я, - в пробке стояла.

- В пробке, говорите? – прищурился следователь, - а я видел

вашу машину около « Баярда ». Или хотите сказать, что мне

показалось?

- Мало ли в Москве красных джипов, - пожала плечами я.

- Только кретины на джипах красного цвета ездят, - сложил

руки на груди Иван Николаевич.

- Как вы смеете? – взвизгнула я.

- А ещё мало ли Москве машин, у которых номер идентичный вашему.

Я в ответ только молчала. А что на это ответить?

Ох, не в добрый час я стала издеваться над гаишником.

Вроде сегодня не пятница тринадцатое, а вот поди ж ты, с бывшим мужем столкнулась, теперь вот милейший Иван Николаевич мне дело шьёт.

Боже мой! Как я выражаться стала!

Я посмотрела на Диму, который в это время переводил изумлённый взгляд с меня на следователя. Читалось при этом в его взгляде осуждение смешанное с восхищением.

Я пожала плечами, и посмотрела на ночную дорогу.

Следователь по-своему истолковал этот жест, и кивнул стоящим рядом напарникам.

- Наручники на неё оденьте.

В полном молчании мы доехали до отделения, и там уже следователь стал меня пытать. Признаваться в том, что я затеяла частное расследование, мне не хотелось, но пришлось.

Уж очень на волю хотелось.

И как вы думаете, он мне поверил? Сейчас! Твердил, как попугай, что я убила некую Алину Маркову, наверное, так зовут ту, что я в лесу нашла. А вместе с ней и Катерину Мальцеву. За компанию, так сказать.

Совсем обалдел!

Не нравлюсь я ему, это точно.

- Нет, у вас определённо не все дома, - взвилась я, - я же сказала, что занимаюсь частым расследованием.

- Ну, да, конечно, - закивал Иван Николаевич, - а лицензия у вас имеется?

- Нет, - ответила я сквозь зубы.

- Славно, - потёр руки следователь, - одно противозаконное

действие в наличии, по крайней мере, из доказанных. Вы,

кажется, актриса?

- Да, - прошипела я.

- Что-то я вас на экране не видел.

- Я по большей части в театре.

- Не востребованы?

- Мне денег хватает. А если честно, то и не хочу я быть актрисой.

- А кем же вы хотите быть? Неужели сыщиком? – язвительно поинтересовался Иван Николаевич.

- А почему бы и нет? – пожала я плечами, - но первый блин, как известно, комом. Сижу тут у вас, и пытаюсь доказать свою непричастность к произошедшему, а с вас, как с гуся вода. Как – будто не понимаете, что я здесь не при чём.

- Я вижу, что вы тут не при чём, но мой сыщицкий нюх начальство вряд ли позволит пришить к делу. Нужны доказательства, а вот они как раз и говорят против вас. Вы всё время находились рядом с « Баярдом », алиби у вас нет. Простите, но мне придётся вас задержать до выяснения обстоятельств.

- Может быть, подписка о невыезде? – посмотрел на него Дима.

- Залог, а это к судье.

- Меня что, судить будут? – ахнула я.

- Успокойся, - сделал предостерегающий жест Дима, и обратился к следователю, - можно вас на минутку?

Они вышли, о чём-то пошептались, и через полчаса я под подписку о невыезде была свободна.

- Ева, что ты натворила? – спросил Дима на улице.

- А что, тебе можно, а мне нельзя? Так, да? Вот, решила от тебя не отставать.

- Хватит юродствовать, - взорвался мой бывшенький, - я твоей матери всё расскажу.

- На здоровье. Только я давно выросла, и ремня она вряд ли, как раньше, мне даст. А если будет названивать, телефон отключу, дверь не открою, и вообще, уеду на Таити.

- У тебя подписка, - напомнил этот нахал.

- Плевать я хотела, - буркнула я, и села в машину.

Чёрт бы их всех побрал! О, я знаю, что сделаю.

И порадовавшись, что у нас не Польша, и можно спокойно говорить в машине по мобильному, я вытащила телефон.

В прошлом году, в Варшаве, я за разговор в машине дорого заплатила гаишнику.

- Кларочка, здравствуй, - воскликнула я, услышав голос подруги.

- Привет, Викусь, что случилось?

- Ты не хочешь поездить на красном джипе несколько дней? –

спросила я.

- Это на твоём, что ли? – усмехнулась Клара.

- На чьём же ещё? А ты мне одолжи свои « Жигули ».

- Зачем тебе? – насторожилась подруга.

Я люблю Кларочку, она моя лучшая подружка, но, к сожалению, она не из тех, кто умеет держать язык на замке.

- Понимаешь, - заговорщицки начала я, - мне тут один понравился, но не хочу ему показывать, что я состоятельная женщина.

- Вау, Викусь, давно пора было. Сколько уж живёшь отшельницей. Кстати, знаешь, Димка тебя до сих пор ревнует.

- Что за бред? – поморщилась я, - мы в разводе.

- Да, но, помнишь, мы с тобой были на одной выставке. Летом.

- А, в августе, что ли? Частная выставка картин?

- Да. Ты его не заметила, но видела бы ты его лицо, когда ты заговорила с художником. Его прямо-таки перекосило, бокал с коньяком с такой силой сжал, что тот хряпнул.

- Ты это серьёзно? – удивилась я, - хотя, чего я удивляюсь, это я его бросила, а не он меня.

- А кто он, твой новый кавалер?

- Архитектор, - ответила я туманно.

- Похоже, ты не очень-то по нему сохнешь. О любимом хочется говорить, и говорить.

- Есть такое дело.

- Ладно, потом расскажешь, - и она бросила трубку.

Что ж, теперь, милейший Иван Николаевич, попробуйте, вычислите меня.

Если я ещё и парик одену, вообще неузнаваемой стану.

Сейчас поеду, куплю парик и кое-какие шмотки.

В ГУМе я присмотрела себе симпатичный бежевый костюм, строгий, и невероятно элегантный.

- Знаете, девушка, - обратилась ко мне продавщица, - ничего, если я дам вам совет? Вам не идёт такая одежда.

- А какая мне идёт? – спросила я, разглядывая себя в зеркало.

- Яркая. Вы сами очень яркая, и эффектная. И душа у вас

яркая, а одеваетесь, как женщина средних лет. Вам бы

короткую юбку.

- В двадцать пять лет? – вытаращила я глаза.

- И в сорок в коротких юбках ходят, - пожала плечами девушка, - я же говорю, у вас душа яркая. Это видно, у меня образование психолога.

- Да? Хорошо, тогда что может подойти?

- Вот это, - продавщица положила на прилавок красную, короткую юбку.

- Да вы что?! – воскликнула я, - да меня за особу лёгкого поведения примут в таком виде.

- Не примут. Слишком дорогая юбка для особы лёгкого поведения. Это « Диор ».

- Всегда предпочитала « Шанель ».

- Вот духи такой марки, то, что надо. Померьте, а потом говорите, и повесьте это чудо длиной до колен на место, вам не идёт.

Наверное, это комплексы, но, когда мной начинают командовать, я тут же подчиняюсь. Маменькино воспитание, что сделаешь.

А красная юбка сидела на мне, ни в сказке сказать, ни пером описать. Яркие вещи, говорите, мне идут?

И я дорвалась. Из магазина вышла, нагруженная сверх всякой меры, я оказалась последней покупательницей, и, едва вышла из магазина, за мной закрыли дверь.

А теперь домой. Там меня ждёт Маняшка, опять начнёт ластится...

Ехала я в приподнятом настроении, но оно вскоре сменилось тревогой. Двери, ведущие в посёлок, были настежь открыты, а когда я въехала внутрь, то увидела пожарные машины.

Они стояли... около моего дома. Вернее, того, что от него осталось.

- Что случилось? – выпрыгнула я из машины, и бросилась к милиционеру. Глупый вопрос, ясное дело, сгорел мой дом, но как это произошло?