Каждый воин Советской Армии мечтал о таком задании, а счастье выпало им.

…В рейхстаге всего два с половиной этажа да чердак. Пробежать их нетрудно, если бы все было очищено от врага. А тут получалось так, что забраться на крышу – все равно что проникнуть в тыл врага.

По коридорам и лестницам пробирались медленно, боясь засады. И напоролись на нее на втором этаже.

В гитлеровцев полетели гранаты. Под прикрытием огня группы Береста преодолели второй этаж и полуэтаж. Забравшись на чердак, увидели продырявленную снарядами крышу. Это к лучшему: не надо искать слуховое окно. Полезли в первую попавшуюся дыру. Берест и его бойцы остались на чердаке.

На крыше огляделись. Передвигались осторожно, на ощупь: чего доброго, можно провалиться. Вот уже совсем рядом купол. Днем его разглядывали из «дома Гиммлера». Одна закавыка: купол-то стеклянный, как на него влезешь? Все же решили попробовать.

Оказалось, артиллеристы его обработали как по заказу: все стекла выбиты, одна решетка осталась. Лезь по ней, как по лестнице. Высоко, правда, но именно там, и только там, место знамени!

На ощупь, потихоньку карабкались вверх, остерегаясь наступить на поврежденный прут – может не выдержать. Об остатки стекол порезали руки – ладони сделались липкими от крови.

Даже в темноте ощущалась большая высота. Вспышки выстрелов виднелись где-то далеко внизу – тогда они не знали, что находятся на семидесятиметровой высоте… Споро принялись за дело. Кантария держал древко, а Егоров противогазной лямкой привязывал его к железной штанге. Когда полотнище заколыхалось от ветерка, само собой вырвалось из груди «ура». Красное знамя реет над Берлином!

Внизу гремели бои. Вспышки орудий, огненные змейки трассирующих пуль. Как гигантские сполохи, озаряли небо залпы «катюш». Раскатисто несся их грохот над дымящимися развалинами фашистской столицы. Со всех сторон к центру рвутся советские войска. Бьет последний час гитлеровского рейха!

Отблеск выстрелов осветил знамя откуда-то снизу, прямо из-под ног. Нагнувшись, глянули сквозь решетку. Как в глубоком колодце, там вспыхивали автоматные очереди. Догадались – купол находится над каким-то большим залом без окон.

Спустившись с купола, оглянулись на знамя. Оно было на месте, на самой высокой точке рейхстага. Жаль, что его сейчас не видят штурмующие.

Поздним вечером бой затих, но люди оставались на боевых постах, за пулеметами, не спускали глаз с подвалов. И вдруг голоса:

– Знаменосцы, знаменосцы идут!

Вместе с Егоровым и Кантария вернулся и Берест. Егоров начал было докладывать, но куда там! Чувство радости било через край. Комбат обнял и расцеловал знаменосцев, затем их стали поздравлять другие офицеры.

Мелитон широко раскинул руки, как бы желая обнять всех.

– Почему только нас, генацвале? Всех надо, всех!

Знамя Военного совета 3-й ударной армии развевалось на куполе рейхстага. Этому знамени придавалось не только военное, но и политическое значение: оно должно было стать символом нашей великой победы над фашистской Германией – Знаменем Победы.

В Журнале боевых действий 79-го стрелкового корпуса появилась запись: «В 18 часов 30.4.45 г. был повторный штурм рейхстага. Был дан уничтожающий огонь по центру… Рота 1 сб 756 сп первой ворвалась в северную часть рейхстага и водрузила над ним врученное красное знамя № 5».

К знаменосцам подбежала медсестра Аня Фефелкина, увидевшая кровь на их руках. Проворно вынула из сумки бинты, но Кантария остановил ее:

– Не беспокойтесь, сестра. Уж засохла. Лучше примите поздравление.

– А верно, – подхватил Сьянов. – Ане все мы обязаны многим.

– Ой, что вы, что вы… – засмущалась девушка.

Много дорог прошла с батальоном Аня Фефелкина. Не один десяток бойцов вынесла с поля боя на своих плечах. И в рейхстаге, развернув медпункт, бесстрашно разыскивала раненых в темноте, оказывала им необходимую помощь.

В шкафах нашли два ящика вина. Берест вытащил красивую бутылку, стал разглядывать на свет.

– Вот это да! – воскликнул он. – Вину-то больше шестидесяти лет. Смотрите тысяча восемьсот восьмидесятый год.

– Подходящее для такого события, – одобрил Неустроев.

Нашлись и рюмки. Когда их наполнили, замполит провозгласил:

– За Знамя Победы, товарищи!

Матвеев и Пселов прикрепили к стене листовку, посвященную историческому событию. С правой стороны бланка, где был оттиск плаката «Водрузим над Берлином Знамя Победы!», политработники провели стрелку красным карандашом, а под ней синим написали: «Водрузили! Знамя – над рейхстагом. Поздравим друг друга, товарищи! Ура!»

Многие бойцы и офицеры уже которую ночь не спали, но сейчас и дремота прошла, и усталости словно не было. Возбужденно говорили о Знамени, высказывали предположение, что теперь гитлеровцы обязательно сделают «хенде хох», ничего больше им не остается.

Праздничное чувство не мешало, однако, бдительности подразделений. Фашисты могут пойти на что угодно – смертельно раненный зверь бросается и на прямой выстрел в лоб. Вот почему Гусев позаботился, чтобы роты были связаны с КП батальона телефоном, оглядел все залы, коридоры, комнаты. Останавливался у кабинетов, с усмешкой читал на дверях таблички с указанием должностей, чинов и фамилий хозяев. Не думали фашистские главари, сидевшие в этих кабинетах, что сюда придет советский солдат.

У мраморной колонны валялся неразорвавшийся снаряд. Наш! Гусев сокрушенно покачал головой, – видно, недосмотрели на заводе и выпустили брак.

Посреди бисмаркского зала стоял Матвеев, окруженный солдатами. Далеко разносился его голос:

– В этом зале в тридцать третьем году фашистская следственная комиссия объявила Георгия Димитрова поджигателем рейхстага. Товарищ Димитров смело опроверг чудовищную ложь. О его мужестве на Лейпцигском процессе узнал весь мир. Из подсудимого Димитров превратился в сурового обвинителя. Ни фашистские судьи, ни Геринг и Геббельс не выдержали схватки с коммунистом.

Подумайте только, товарищи! Георгий Димитров здесь боролся против фашизма, а сейчас наше Знамя победно реет над Берлином. Это символично…

Поздней ночью от швейцарского посольства в рейхстаг пробился батальон 171-й стрелковой дивизии. Его командир, старший лейтенант Самсонов, доложил Соколовскому о своем прибытии.

Бойцы батальона Михаил Еремин и Григорий Савенков прикрепили красный флаг к одной из колонн рейхстага.

Слушая комбата, Соколовский радовался: несмотря на тяжелые потери, офицер не пал духом. Чувство победителя взяло в нем верх над всеми невзгодами. Ведь от Москвы до Берлина дошел и теперь вот в рейхстаге!

– Отправляйтесь на второй этаж, товарищ Самсонов. Будете действовать в правой части антресолей. – Майор повернулся к Неустроеву: – Известите капитана Ярунова о соседе, чтобы за немцев не принял.

Наступило утро Первого мая.

Когда рассвело, бойцы, занимавшие зал под куполом, увидели Знамя. Оно алело в утренних лучах весеннего солнца, и казалось, что это от него порозовели закопченные своды зала. Торжественной была эта минута.

«Наш подарок Родине к Первомаю», – радовались все.

Первомай… Всемирный праздник труда. С ним всегда приходит буйная, ликующая радость! Деревья в ажурной, клейкой листве, высокое небо, шелест флагов, нескончаемый поток нарядно одетых людей – все молодо, ярко. А гром тысяч наших орудий представлялся победным салютом, возвещавшим конец войны. Рейхстаг оделся в алые знамена. Кумач развевался на колоннах, в окнах, на скульптурах и, как венец победы, на куполе.

В рейхстаг доставили поздравительные приказы военных советов армии и фронта от 30 апреля, с которыми часть бойцов познакомилась еще вчера. Читали их по ротам и взводам. В батальоне Неустроева читку вели Матвеев, Прелов и Берест, а у Давыдова – Васильчиков, Исаков, Правоторов.

В приказе Военного совета армии говорилось: