Изменить стиль страницы

Пока он разглагольствовал, я спокойно подошел и ударил его кулаком в висок. Тип не ожидал этого. Он был вооружен, а я нет. И он, видно, подумал, что и на сей раз, сломил мое сопротивление.

Я вложил всю силу и ненависть в этот удар. Он упал, как подрубленный. Моя бывшая жена с визгом бросилась к Типу, но я знал, что он мертв.

— Что ты наделал, ничтожество! — закричала она. Но я знал, что она не права, и она тоже знала об этом. Только ей от этого было тем более горше, а я почувствовал внезапное облегчение. Теперь то я умею постоять за себя. Ей я не сказал ни одного слова. Я не стал даже убегать после убийства. Я уходил от них медленно с достоинством.

Когда я открыл двери, она вдруг окликнула меня:

— Тюфяк!

Я обернулся. Она сняла очки, и к своему ужасу я узнал Веронику. Как мог я принять ее за свою жену?

— Да, — сказала она, с трудом сдерживая ярость, — ты — Тюфяк! Таких как ты не любят, потому что ты видишь и жалеешь в этом мире только себя.

— Вероника!

— И даже в женщине ты любишь и жалеешь только себя. У тебя нет сердца, ты озабочен только самим собой и своими проблемами. Будь ты проклят, ничтожество и червяк!

И вот здесь я не выдержал. Ужас и страх охватили меня. Я не верил своим глазам. Нет, это не правда, я ослышался.

— Милая, — сказал я, — я искал тебя, я люблю тебя!

— Прочь! — сказала она, — и в любви ты в первую очередь любишь самого себя.

— Вероника!

— Прочь! — Она вытащила из сумочки пистолет.

— Убей меня, — сказал я.

Я хотел умереть у ее ног. Перспектива эта вдруг показалась мне заманчивой и желанной.

— Прочь, тюфяк, — она отмахнулась от меня как от мухи, — на таких как ты пули жалко.

Раздался выстрел, и она упала на безжизненное тело Типа.

«Чем не Ромео и Джульета, — пронеслась у меня кощунственная мысль, — Шекспира на вас нет, педерасты»

Боже, неужто она так любила его? Опять ложь, опять обман. Зачем мне жить, если она не со мной?

Я схватился за голову, и, завыв в отчаянии, как дикий зверь в ловушке, пошел в темную глухую ночь, навстречу своему одиночеству.

Эпилог

Сегодня вся мировая прогрессивная общественность отмечает годовщину свержения монархии и религиозного засилья в Израиле.

Я сижу в своей холодной квартире в Лос-Анджелесе и смотрю по Си-Эн-Эн празднества, проводимые в стране по случаю освобождения еврейского народа от догмы.

По случаю праздника с торжественным воззванием к народу выступает премьер-министр государства:

«Граждане Израиля! — говорит он, — демократия неизбежна, как восход солнца! Поздравляю соотечественников с завоеванным нами, в долгой и упорной борьбе, правом сочетаться гражданским браком!»

Рядом с ним много иностранных гостей и местных политиков.

И вдруг я вижу… Нет, этого не может быть! По правую руку от премьера появляется — О, боже! Ведь это Тип с Вероникой!..

Я снял очки, потом снова надел их. Все верно: это Тип, а рядом Вероника.

Ведущий знаменитого телеканала представляет Его, как нового министра по делам религии государства Израиль, а Ее, как очаровательную супругу «перспективного министра». Далее (какой сюрприз) почти вплотную к блистательной супружеской паре стоит сама госпожа Ротенберг с развевающимися на ветру седыми буклями.

Прислушавшись к политическим прогнозам словоохотливого комментатора, я узнаю, что моя бывшая неудавшаяся любовница ушла в свое время с «Плешивым» в глубокое подполье, и после вооруженного переворота вознеслась с ним на вершины власти. Она же «убедила» новый парламент уважать традиции древнего народа, и не преследовать опальных религиозных деятелей; а также не отделять религию от государства, и вернуть в кабинет министров их наиболее ярких представителей, не запятнавших себя кровью борцов, сражавшихся в рядах глубокого подполья.

На последних выборах, Плешь (как оказалось, выходец из Марокко), навострился ходить на праздники к евреям — выходцам из Украины: теперь они уже были большинством в стране, и электорат требовал, чтобы Плешь официально подался в «украинцы». Для этой цели он отрастил запорожские усы, натянул шаровары и выучился танцевать гопака. А когда дело дошло до выборов, изображая Тараса Бульбу, он зычно кричал в сторону портрета с изображением Соломона Третьего (то есть, моего изображения) — «Я тебя породил, я тебя и убью!» Таким образом, он хотел показать избирателям, что главная заслуга в свержении монархии принадлежит все же ему.

Как в этой компании снова оказался Тип, я не знаю, но подозреваю, что, удачно разыграв меня в Лос-Анджелесе, он вернулся в страну, где Изольда Михайловна, на правах героической подпольщицы, составила ему протеже перед бывшим оппозиционером и ныне продажным премьером.

Тип отрастил усы и бороду, чтобы уменьшить сходство со мной.

Он стоял на трибуне и вежливо махал ручкой в камеру, и я вдруг понял, что машет он не народу Израиля, а именно мне. Рядом с ним улыбалась его жена, и я почувствовал, что и она улыбается не кому-нибудь, а лично мне.

Как она все-таки красиво «застрелилась» на моих глазах, подлая. Недаром ведь спала с режиссером, артистка, роковая женщина… Вот только издеваться надо мной, им не стоило бы. Впрочем, ведь я побежденный, а с такими не церемонятся.

Но, кажется, она что-то говорит мне, я вижу, как она шевелит губами, как бы приветствуя публику на площади царей Израилевых. «Что ты хочешь сказать, Вероника, ты жалеешь, о том, что произошло?»

По движению губ я угадываю то заветное слово, которое она произносит — «Тюфяк!» Да, я не ошибся, она обращается ко мне и мною хочет быть услышана.

Господи, и впрямь тюфяк я. За что, Господи, за что ты сделал меня тюфяком? За что отнял у меня любовь? Нет, не то все это, не то я говорю. Прости меня, Вероника! Я благодарен тебе, Господи, за то, что любовь эта в жизни моей была. Я люблю, и любил Веронику, но не эту, которая на экране, а ту, которая искренне (она не могла меня обманывать) отвечала на мои чувства.

Что, что с тобою случилось, девочка моя, почему ты предала меня?

Я люблю мою прежнюю Веронику — чудную добрую славную женщину, которую знал и боготворил. И никой Тип никогда не отнимет ее у меня.

Да, в жизни она умерла для меня, но она живет в моем сердце.

И что только женщины находят в таких как Тип? Будь ты проклят, Типяра, на веки вечные! Не потому что причинил мне страдания, а потому что отнял у меня женщину, которую я любил больше жизни.

Любовь моя, Вероника, я думаю о тебе всечасно. Я не верю, что ты способна на предательство. Как всегда, ты пожертвовала собой ради меня. Я очень тоскую по тебе, родная. Но не отчаивайся, голубушка, мы обязательно будем вместе. Мы увидимся очень скоро. Я не заставлю долго ждать тебя, родная. Верь мне моя единственная и последняя любовь. Я приготовил для тебя и твоего мужа хорошую бомбу. Сегодня я уже получил разрешение на въезд в страну. Ты даже не успеешь ни о чем подумать, счастье мое. Все случится очень быстро. Это потом в газетах скажут «Террорист был связан с арабскими экстремистами», но это не экстремисты, родная, это ребята, которые подобрали меня на свалке.

Знай, моя радость, мы вновь скоро будем вдвоем, и ты поймешь, наконец, что я уже давно не тюфяк, и никто, слышишь, никто и никогда больше не посмеет разлучить нас.