- Ну, как тебе понравилась прогулка? - на бегу спросил Жигуленко.
- Ничего… А что это Наташа такая грустная?
- Пустяки… Понимаешь, я хотел обнять ее, а она оттолкнула меня и убежала… Ничего, я ее обломаю. Не было еще на свете девушки, которая устояла бы передо мной… И что это Канашов еще придумал: не дает даже в воскресенье отдохнуть по-человечески?… Тревоги устраивает…
5
Хотя и рассказал Жигуленко о ссоре с Наташей, как о каком-то пустяке, но сам долгое время был весьма озадачен своим промахом. «Преждевременно пошел на штурм,- думал он. - Она не похожа на многих других: умна, горда… Что ж, придется извиниться».
…Вот и дом, где живут Канашовы, бревенчатый, старый, с одиноким деревом у крыльца. Жигуленко глянул на два крайних светящихся окна второго этажа, вспоминая карие с удлиненным разрезом глаза и тяжелые светлые косы. «Нельзя же из-за какого-то пустяка портить отношения. Отец ее, наверное, еще не возвратился. А вдруг дома? Что тогда скажу? Нет, нет. Идти нельзя. Ты что, трусишь? Испугался? Как это не похоже на тебя!»
На цыпочках Евгений стал осторожно подниматься на второй этаж. Темно. Зажег спичку, осмотрелся. Направо и налево двери с эмалированными белыми дощечками: «Кв. 3» и «Кв. 4».
Евгений долго стоял на затемненной площадке, раздумывая, и решил постучать в квартиру, в окнах которой горел свет. Постучался тихонько, чувствуя, как с каждым ударом сердце колотится все сильней и сильней. За дверью молчали. Он постучал настойчивее. И не успел отвести руку, как дверь распахнулась: на пороге, сдвинув к переносице широкие брови, стоял Канашов. Евгений от неожиданности не мог произнести ни слова.
- Товарищ подполковник, у вас нет лейтенанта Дуброва? - спросил он первое, что пришло в голову.
- Нет, - недоуменно пожал плечами Канашов. - А что, разве он собирался ко мне?
- Да, собственно, не к вам, - заливаясь румянцем, соврал Евгений. - Мне сказали, он с Ритой пошел к Наташе…
- Ах, к Наташе? Она, кажется, ушла в кино. Да чего это мы стоим у порога? - как бы спохватился он. - Пройдемте в комнату.
- Спасибо, я тороплюсь, - замялся Жигуленко.
- Ну как хотите, не смею задерживать.
- Разрешите идти? - лихо козырнул Жигуленко.
- Идите.
Казалось, Евгений только и ждал этих спасительных слов. Он повернулся и быстро застучал по лестнице каблуками. «Вот влип! Наверно, он обо всем догадался, Ну, теперь держись: покажет, как ухаживать за его дочерью. Говорят, он очень любит ее».
В конце лестницы Евгений внезапно столкнулся с какой-то старушкой и вышиб у нее из рук кошелку.
- Летают как сумасшедшие, дьяволы! Как с неба свалился, пресвятая богородица, - бранилась она, собирая рассыпавшиеся продукты.
Евгений попытался помочь ей, но она так яростно замахала на него руками, что он отступил.
- Да что мне, товарищ военный, с вашего извинения, - заворчала старуха. - Напугалась я до смерти, думала - потолок на меня валится…
Жигуленко выскочил во двор и чуть не бегом направился домой.
Глава шестая
1
Сегодня с раннего утра в штабе полка начался переполох. Ни свет ни заря пришел майор Чепрак, хотя из штаба ушел только в два часа ночи. Заспанный, злой, он отругал дежурного за то, что тот не проверил наряд на конюшне. На рассвете дневальный заснул, а жеребец командира полка Ураган отвязался и до крови искусал мерина Тихого, и, в довершение беды, неожиданно появился на конюшне Русачев. Скорый на расправу, он тут же дал дневальному десять суток строгого ареста и отправил с адъютантом на гауптвахту, а Чепраку наговорил по телефону таких «приятных» вещей, что у того мигом пропал сон, и в пять утра Чепрак направился в штаб.
Недовольный всем на свете, он поднял «по тревоге» машинистку и сел диктовать ей план боевой подготовки на лагерный период обучения. Позвонили из штаба дивизии, надо было снарядить команду на станцию для выгрузки трех вагонов дров.
Чепрак распорядился послать взвод из батальона Белоненко. Следом позвонил Канашов и приказал подготовить расчет инженерного имущества и рабочей силы для оборудования района показных занятий, так как Русачев не утвердил представленный расчет и назвал его «филькиной грамотой».
«Опять полковой инженер что-то напутал, - подумал Чепрак.- Беда с ним! А ведь мне не разорваться, работая за всех».
Чепрак заперся в кабинете и опять начал работу над планом. Но не прошло и пяти минут, как его вызвал к телефону начальник штаба дивизии Зарницкий.
- Почему до сих пор никто не прислан для разгрузки дров? Каждый час простоя транспорта обходится полку в тысячу рублей. Вы что хотите, чтобы их высчитали из вашей зарплаты?
За план боевой подготовки Чепраку так и не удалось сесть. В кабинет один за другим с приказаниями, нарядами шли штабные работники, хозяйственники.
А через час он окончательно потонул в ворохе бумаг, которые навалом и в папках лежали на столе и все требовали безотлагательного рассмотрения, решения, распоряжений.
Когда Канашов прибыл в штаб, Чепрак сидел, взявшись за голову обеими руками, и не говорил, а рычал на всех. Увидев командира полка, майор вскочил, поздоровался и снова зашелестел бумагами.
- Что нового, товарищ майор? - спросил Канашов.
- Да вот команду надо сформировать и отправить срочно в УР… * Опять там какая-то горячка… Только что получил приказание из штаба дивизии. А где я людей возьму? Все в разгоне. Хоть сам бери лопату и поезжай. С пяти часов на квартиру звонки.
Чепрак принял такой жалостный вид, что Канашов не удержался от улыбки.
- Ну, пройдем ко мне в кабинет, - а когда они уселись, спросил: - Шаронова не видел?
- Он уехал в батальон к Белоненко.
- Приедет, скажи, чтобы зашел.
- Товарищ подполковник, нам из штаба дивизии аттестации вернули. Заодно требуют и штат пересмотреть.
Чепрак принес толстую книгу - штаты полка - и начал доклад.
- Вот, к примеру, капитан Солодов, начальник связи - мозг и нервы штаба, его боевой пульт управления. А он ленив как боров. Вечно ходит заспанный и постоянно чем-то недоволен. Что ни поручи - бурчит. За имуществом связи следит плохо. Решил я как-то проверить работу радиостанций, так они у него оказались наполовину без питания. Аккумуляторы сели. И он ничего не делает, чтобы привести их в порядок. Или вот старший лейтенант Андреев. Разболтался до невозможности. На службу ему наплевать. Увлечен любовными похождениями. Строит из себя Дон-Жуана. Как вечер, так за гитару и под окно к врачу Алевтине Васильевне. Романсы ей разные поет. Иностранный язык не учит, забросил. «Мне с врагом, - говорит, - не беседовать, а драться придется. Для беседы переводчики есть».
Канашов пристально посмотрел в глаза Чепраку.
- А не разогнать ли нам, товарищ майор, весь этот громоздкий штаб? Оставить тебе машинистку да писаря?
- Это зачем? - удивился начальник штаба.
- Как зачем? На них ты, Гаврила Андреевич, не жалуешься… А вот остальные мешают тебе работать…
Канашов достал папиросы, протянул Чепраку, и они закурили.
- Так вот, Гаврила Андреевич, самая страшная болезнь штаба сидит в самом тебе. Ты переоценил свои силы… А возможности твои обычные - человеческие. И если ты немного опытнее других и тебе доверили штабом командовать, то это еще не значит, что все подчиненные никудышные. Они меньше тебя служат в армии. Но разве поэтому нельзя им доверять?
Чепрак обидчиво поджал губы.
- Если, товарищ подполковник, не верите, я могу принести их карточки учета дисциплинарных взысканий.
- Не надо карточек. Принеси личные дела.
Скоро Чепрак возвратился со связкой личных дел.
- Давай разберемся, что у тебя за горе-помощники подобрались. Ну вот капитан Солодов - бери его личное дело, а я доложу все, что помню.