— Он стареет, — сказал Джеффи Кристиане украдкой, — и становится таким капризным, правда?

Она с трудом заставила себя улыбнуться.

— Я займусь счетами и расчетами, — сказал Даниэль, поднимаясь и потягиваясь. — У тебя замечательный сад, Кристиана, спасибо тебе за это.

— Мы с Джеффом поедем пасти лошадей, — заявил Стюарт. — Кристиана, ты можешь ездить на лошади?

— Да, очень хорошо… в экипаже, — призналась она, и эта шутка вызвала всеобщий смех.

— Это не проблема, мы тебя потом научим. Она кивнула, натянула на руки перчатки, которые ей были велики, наклонилась и подняла садовый совок, который оставила на дорожке.

— Я займусь подсчетом шерсти, — сказал Ричард мрачным тоном, — если вы, лентяи, поможете мне увязывать ее в тюки.

— Джеффи и Стюарт согласились и, добродушно переругиваясь, покинули сад.

Перед тем, как уйти, Даниэль легко дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась ему в ответ.

Когда братья ушли, Кристиана повернулась к заросшему сорняками уголку сада.

Она скорее почувствовала, чем услышала, что Гэрет стоит над ней, но сделала вид, что не замечает его.

Он опустился рядом с ней на колени и положил свою руку ей на руку.

— Кристиана…

— Уходи отсюда.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Все это ерунда. Уходи отсюда.

Он вздохнул, взял совок у нее из рук и отшвырнул его в сторону.

— Мне не нравится, что ты ругаешься.

Она взглянула на него, и у нее комок подступил к горлу. Он с такой нежностью смотрел на нее!

— Ты тоже ругаешься. Твои братья ругаются. И мне тоже хочется ругаться, и я буду ругаться. Пошел ко всем чертям, не будь педерастом, поцелуй мою задницу!…

— Я целовал, — просто сказал Гэрет, — и она была свежей и сладкой как персик.

Кристиана запнулась и не нашла, что ответить. Лицо ее загорелось, и наконец она сказала:

— Все это чепуха.

Затем она попыталась подняться на ноги. Гэрет схватил ее за руку.

— Нет, не уходи. Садись и поговори со мной.

Она села и уставилась на мох, растущий между камнями дорожки, потом взяла палку и начала его ковырять.

— Ты была девушкой, правда?

Сначала она хотела солгать, но потом передумала и кротко кивнула головой.

— Черт возьми. Почему ты не сказала мне об этом?

— А если бы сказала, это бы тебя остановило?

— Ты прекрасно знаешь, что я бы не посмел.

Она посмотрела ему в глаза и удивилась, увидев в них сдерживаемый гнев и печаль.

— Какая тебе разница? Он рассердился.

— Очень большая разница. В противоположность тому, что ты думаешь обо мне, я считаю себя честным и благородным человеком, и я никогда не совершил бы этого, если бы знал.

— А теперь ты сожалеешь о случившемся и боишься, что я заплачу и отправлюсь к твоему отцу или к Даниэлю жаловаться. И тогда ты будешь вынужден совершить благородный поступок и жениться на мне, чтобы спасти мою репутацию. Поверь мне, Гэрет Ларкин, я не собираюсь так поступать. Неужели ты в самом деле думаешь, что я соглашусь похоронить себя в этом захолустье?

Слова ее были горькими и резкими. А на самом деле она только и мечтала об этом. Когда сегодня утром она открыла глаза и увидела, что Гэрет спит с ней, а его теплые сильные руки обнимают ее, она поняла, что именно об этом мечтала. Она представила себе, как проснувшись, он нежно улыбнется ей и скажет: «Оставайся».

«Дура», — сказала она себе и с ожесточением вырвала сорняк, стараясь не смотреть в глаза Гэрета.

— Я понимаю, — тихо ответил он.

— Ну, а теперь, когда я сняла камень с твоей совести, я была бы тебе очень благодарна, если бы ты оставил меня в покое. Иди смотри за своими овцами или за чем там еще.

Он сидел, не двигаясь, некоторое время, потом встал на ноги. Тень от его высокой фигуры упала на вьющиеся плети плюща и роз.

— Как будет угодно, — сказал он. Кристиана сидела, не шевелясь, пока не услышала, что он ушел.

— Мне все равно, — прошептала она, стараясь думать о Новом Орлеане, о новых платьях и красивых богатых молодых людях, с которыми ее познакомит брат.

Но через несколько мгновений она заплакала. Глупая собака прыгала вокруг нее, стараясь достать до ее лица и слизать языком ее соленые слезы.

— Глупое животное, — сказала Кристиана, а потом обвила руками тело собаки, покрытое шелковистой шерстью, и ей стало от этого немного легче.

В течение трех долгих недель длилось нелегкое для обоих перемирие. Гэрет избегал разговора с Кристианой, она все свое время посвящала саду.

Каждое утро она просыпалась рано, вместе с пением птиц, одевалась в одно из старых платьев Виктории и спешила через зеленый луг к дому. Коровы больше не пугали ее. Она шла на кухню, где завтракала с Мэтью и его сыновьями. Она заметила, что Гэрет в это время старался отсутствовать.

Она стала замечать, что ей все больше и больше нравится Мэтью. Ей нравилось, как он здоровался с ней. Каждый день он встречал ее какими-нибудь стихами или каким-нибудь умным изречением. Он всегда говорил ей, что она очень красива и восхищался ее работой в саду.

У нее вошло в привычку стучать в дверь Мэтью и напоминать об обеде, иначе он мог забыть о еде, закопавшись в своих книгах о римских раскопках, о греческих философах, и вообще перепутать день с вечером.

Стюарт и Джеффри соорудили ей подпорки, а Даниэль показал, как направлять ветви роз, чтобы они вились по ним. Он предложил ей вырвать плющ, который переплелся с ветвями роз, но ей нравилось, как темная зелень плюща оттеняла розы, и она решила оставить все, как есть.

За последний год Кристиана выработала у себя привычку не думать ни о чем неприятном, и всегда старалась следовать этому правилу.

Теперь она старалась больше думать о саде, и к ее удивлению, он стал оживать и расцветать. Розы, которые она подкармливала и поливала, начали цвести. Они украсили каменную ограду розовыми и красными букетами. Рядом с оградой рос ярко-синий дельфиниум. Он был одного цвета с синевой летней ночи, и был такой же синий, как ее бархатная накидка, которая была у нее в Версале. Неужели это было всего лишь год назад?

Кристиана вырывала сорняки и поливала левкои, срезала высокие пионы, которые уже отцвели, и следила за Догом, потому что он очень любил валяться среди фиалок и этому занятию предавался, по крайней мере, три раза в день.

Она перестала сооружать на голове модные прически, а стала просто заплетать волосы в косу, которая спускалась по спине до талии.

С нетерпением она теперь ждала вечер, когда работы заканчивались, и все искали повод, чтобы заглянуть к ней в сад. Джеффри и Стюарт, Даниэль и Ричард восхищались буйным цветением сада, и их похвалы согревали ее.

Кристиана поняла, что шутки их были добрыми, и сама стала подшучивать над ними. Она стала все чаще смеяться и впервые, за все время после революции, почувствовала, что здесь ее любят, что здесь она своя.

Каждый вечер после ужина она возвращалась в свой кирпичный домик на опушке леса. Дог ковылял за ней, его длинные уши свисали до земли. Кристиана запирала дверь на замок и крепко засыпала.

— Она хочет пойти в церковь, — обеспокоено сказал Джеффри Стюарту. Они были в амбаре, освещенном солнцем. В лучах солнца просвечивалась пыль, которая поднималась, когда они ворошили сено.

— Черт возьми, это совсем не интересно. А ты не спросил ее, может она лучше бы пошла с нами на рыбалку.

— Да, спросил, она только засмеялась. Сказала, что на рыбалку не пойдет, а хочет в церковь, потому что время пришло.

Гэрет, точивший косу на большом точильном камне, казалось, не обращал внимания на братьев.

— Говорит, что хочет исповедаться. Наверно, это католические штучки, Стью? А может наш викарий принимать исповедь?

— А в чем ей надо исповедоваться? Что она такое сделала?

— Не собрала фиалок?

Джефф и Стюарт рассмеялись, как дураки, и Гэрет через плечо бросил на них неодобрительный взгляд. Чтобы не нагревалось во время точки лезвие косы он брызнул воды на точильный камень.