В этот период, с сентября по май, я служил у него секретарем и переписчиком и покинул его довольно внезапно, с большим количеством тайной информации и львиной долей золота. Часть его я окольными путями вернул в Эдинбург, остальное использовал как мог в интересах королевы. В частности, нанял и вооружил отряд и содержал его, пока, прославившись на полях сражений по всей Европе, он не стал более чем окупать себя… Сознаю, конечно, что у меня нет доказательств: лишь в некоторых случаях я мог бы уточнить, куда и как было возвращено французское золото.

Бокклю весь зашелся от восторга:

— Стащить деньги у Леннокса! Бог мой, да ведь он всегда трясся над каждым пенни. Хотел бы я видеть его физиономию в тот момент, когда…

Генеральный прокурор возвысил голос:

— По поводу вооруженного отряда, о котором вы упомянули: как его командир, вы обвиняетесь в грабеже, вымогательстве…

— Это было вооруженное покровительство, — поправил его Лаймонд. — В наши беззаконные времена всякий человек, обладающий силой, должен помогать государству защищать его граждан.

— Сила не всегда права, — сухо возразил Лаудер, — но это так, к слову. Значит, мы должны предположить, что мотивы ваших отношений с лордом Ленноксом были опять же совершенно бескорыстными?

В усталых глазах мелькнуло слабое подобие улыбки.

— До определенных, по-человечески весьма понятных пределов. Если бы я не поддерживал отношений с лордом Ленноксом, то до сих пор бороздил бы Ирландское море, вместо того чтобы наслаждаться здесь вашим обществом.

— Понятно, — произнес Генри Лаудер. — И кстати: когда вы собирались выдать лорду Грею важную государственную тайну, касающуюся маршрута наших кораблей, вы тоже пытались просто снискать его расположение?

Он смотрел на Лаймонда так пристально, что не заметил судорожного движения Джорджа Дугласа. Исподтишка прокурор подобрался к одному из самых животрепещущих вопросов, и его оппонент прекрасно отдавал себе в этом отчет. «Ну же, мой мальчик! — сказал себе господин Лаудер, охваченный радостным волнением. — Давай дерись!»

И драка началась. Речь шла уже не о сомнительных происшествиях четырехлетней давности, а о только что совершенном предательстве, о котором еще не успели забыть. Эпизод в Гексеме был исследован во всех деталях.

— …Депешу лорду Грею вез курьер по имени Ачесон. Я ничего о ней не знал, пока мне ее не показали по дороге в Гексем.

— Господин Эрскин, можете ли вы это подтвердить? Пожалуйста. Знал ли господин Кроуфорд о существовании депеши?

— Он…

— Говорите громче.

— Он вначале отрицал это, но когда ему показали бумагу…

— Показали бумагу? А где же вы ее нашли?

— В его скатке.

— Он и тогда отрицал свою причастность?.. Мы слушаем.

— Нет.

— Он признался?

— Маловероятно, чтобы он знал содержание депеши. Он предотвратил передачу сообщения, рискуя собственной жизнью.

— О да, — сказал Генри Лаудер и потянулся, словно длинный облезлый кот. — Все мы весьма наслышаны о гексемской драме. Как наш друг избежал трепки, которую хотел задать ему брат, как он нагнал своего сообщника Ачесона, как, к несчастью, его отвергли англичане, с которыми он страстно жаждал примириться. Прикрываясь женщиной — знакомая песня, не правда ли? — он решил из двух зол избрать меньшее: совершить поступок, который позволил бы ему примкнуть хотя бы к шотландской стороне. Он застрелил гонца на глазах у господина Эрскина и рассчитывал на то, что этот человек, известный своей редкостной добротой, спасет его. К несчастью, и сам он оказался под прицелом — несомненно, это не входило в замысел.

Эрскин проговорил убежденно:

— Когда он стрелял, то уже видел, что спасения нет.

— Но ведь если бы он и не выстрелил, спасения для него не было бы все равно, — добродушно заметил генеральный прокурор.

На короткий миг все притихли. Епископ Рид спросил:

— Ну что, господин Кроуфорд?

Ладно, стоит попытаться. Лаймонд заговорил:

— Если бы я не прикрывался той английской леди, о которой- господин Лаудер любезно упомянул, тайна отправления кораблей перестала бы быть тайной. У меня нет доказательств того, что я не знал о послании Ачесона. Я только могу выстроить перед вами ряд предположений.

— Начинайте! — резко прикрикнул Арджилл.

Лаймонд поднял глаза:

— Кому бы пришло в голову избрать меня гонцом? Любому шотландцу, подкупленному англичанами, известна моя закоренелая вражда с лордом Греем, лордом Уортоном и графом Ленноксом. То, что мой брат преследует меня, тоже являлось тогда… притчей во языцех. А если бы даже ко мне обратились — стал бы я рисковать, имея в виду мои отношения с названными персонами?

Но Ачесон как раз был профессиональным гонцом, к тому же неразборчивым. Из слов господина Эрскина вы могли заключить, что Ачесон знал содержание депеши: он знал, что везет нечто большее, чем два совершенно невинных письма сэра Джорджа.

Откуда он знал? Первоначально Ачесон предполагал ехать в одиночку. Сам сэр Джордж внес дополнение в охранную грамоту, вписав туда меня, дабы способствовать обмену пленными. Обвинять сэра Джорджа в сообщничестве немыслимо, следовательно, вы должны предположить, что я, заручившись верным средством беспрепятственно добраться до Англии, вдруг доверил мой страшный секрет совершенно постороннему человеку; или же что Ачесон, когда я присоединился к нему, уже вез депешу — а в таком случае маловероятно, чтобы он стал говорить об этом со мной.

Снова правдоподобно. Лорды, сидящие вокруг стола, начали удивленно перешептываться. Рид наклонился вперед:

— Зачем же тогда вы направлялись в Англию? Ах, вспомнил: из-за юной Кристиан Стюарт.

Этого-то Лаудер и ждал. Он с силой воткнул перо в дубовую столешницу и выбросил вперед правую руку.

— Ну уж, господин Кроуфорд. Стало быть, вы, странствующий рыцарь, отправились в Англию, чтобы сдаться на милость тех людей, которые, как сами вы столь старательно доказывали нам, не желали ничего иного, как вашей смерти, единственно с целью вернуть свободу леди Кристиан Стюарт?

— Да.

«Ну наконец-то. Теперь, черт возьми, тебе все это начинает не нравиться, — думал Лаудер. — И я буду гвоздить тебя до тех пор, пока ты меня не возненавидишь. Вот тогда-то, мальчик мой, ты потеряешь свое хваленое хладнокровие, и епископу не поздоровится».

— Да, — повторил он вслух. — Слепой девушке, юной, богатой, близкой ко двору, которая по вашему наущению узнавала для вас секретную информацию…

— Это неправда.

— …а вы разыгрывали перед ней тайную, запретную страсть?

— Оба обвинения ложны. Ограничьте ваши нападки моей персоной, господин Лаудер.

Бокклю перебил его:

— Черт возьми, Лаудер, это полная чушь. Девушка не была легкомысленной.

Генеральный прокурор добавил мрачно:

— Если вы дадите мне кончить, сэр Уот, то убедитесь, что я как раз утверждаю обратное. Я хотел сказать, что честная, благородная и добродетельная девушка, молодая и неискушенная, обрученная с прекрасным человеком, попала во власть опытного, неотразимого соблазнителя, который явился к ней под чарующим покровом тайны.

— Девушка знала, кто он такой! — загремел Бокклю. — И я вообще не понимаю, какое это имеет отношение к делу.

— Девушка заявила, будто знает это, когда решила, что таким образом спасет его. Вы назвали свое имя, господин Кроуфорд, когда впервые встретились с ней?

— Нет, — сказал Лаймонд и крепко сжал руки.

— Почему?

Установилось молчание.

— Это бы поставило ее… в слишком затруднительное положение. Я не предполагал в дальнейшем встречаться с ней.

— Какое же тут затруднение для девушки, верной своему долгу? Или вы хотите сказать, что она уже тогда была влюблена в вас?

— Ничего такого я не хотел сказать. В детстве мы жили по соседству, и у нее было… доброе сердце.

— Понятно. И, питая подобные чувства, вы, разумеется, вопреки своему обыкновению, стали избегать дальнейших встреч. Или вы виделись с ней еще? — внезапно спросил Лаудер.