Изменить стиль страницы

Включены секундомеры.

Лейтенант Федченко прекрасно понимал, как важно сейчас уложиться в жесткий норматив, в отведенное инструкцией время. Быстрее, как можно быстрее! В сознании Павла сплавились два предельно ясно осознанных чувства: мужская гордость за то, что именно он, командир, инженер, коммунист, двадцати двух лет от роду, в середине двадцатого столетия открывает дверь в новую эру Советских Вооруженных Сил. Она, эта эра, начинается, по его убеждению, сегодняшним пуском стратегической ракеты. Значит, дело его чести — распахнуть эту дверь без скрипа! Сейчас, как никогда, недопустима пробуксовка ни в одном звене. Ракета — коллективное оружие. Здесь один зависит от всех, и все от одного. Все предшествующие месяцы он, командир, стремился выработать в коллективе эти качества — один за всех и все за одного!

У пирамиды с оружием, отпертой по сигналу тревоги, стоял с секундомером в руке подполковник Бондарев. Он был хмур и взволнован. Не повышая голоса, он повторял требовательно: «Быстрее! Быстрее!»

Ракетчики разбирали автоматы, противогазы и выбегали из казармы, где старшина строил батарею. Никого не надо было подхлестывать. За все время сборов никто не проронил ни слова. Только топот сапог да сопение, да еще лязг оружия раздавались в тишине.

На площадке к Федченко подошел Василевский.

— Молодцы, все хорошо! Так и действуйте. Все идет с опережением графика. У вас превосходный запас времени. Спокойно. Дальнейший порядок знаете.

 

Через несколько минут ракетная батарея прибыла на позицию. К железной пяте стартового стола уже подавали задним ходом длинную металлическую тележку, на которой покоилось массивное тело ракеты. Боевые расчеты сразу же захлопотали вокруг нее, как хирурги у операционного стола. Сержанты и офицеры подавали короткие команды, и солдаты-специалисты, каждый на своем посту, быстро выполняли их.

— Правее! Чуть правее! — командовал Низовцев номерам расчета, направлявшим тележку так, чтобы нижний обрез ракеты точно совпал с гнездом стартового стола, или, как говорят, вошел в зацепление, после которого можно производить стяжку.

— Есть, правее! — доложил Зайцев и вместе с товарищами уперся плечом в стальную ферму.

Тележка чуть подала тело ракеты, и тут же послышался легкий щелчок зацепления. Все облегченно вздохнули. Важная часть операции произведена с первого захода. Теперь все специалисты облепили ракету, выполняя каждый свою задачу. Работа шла споро, с воодушевлением. Павел хотел, было, умерить этот пыл, но Низовцев опередил его, коротко заметив: «Не увлекайтесь, Зайцев! Спокойнее, Карпов». И у Федченко отлегло от сердца: «Не я один, значит, так думаю». А Низовцев еще более ужесточил контроль за работой солдат у ракеты, хотя, в сущности, ничего такого особенного не прибавилось у него: он делал свое дело так, как все эти месяцы его учил Федченко. Взаимопонимание рождалось там, на «точках», в длительной и нелегкой предварительной работе. Сейчас командиру батареи оставалось только дирижировать этим большим и сложным ансамблем, следить, чтобы ненароком не прорвалась какая-нибудь фальшивая нота. И Павел стоял на своем привычном командирском месте, как дирижер за пультом с партитурой. Да, это была своя, ракетная симфония. Она звучала в душе лейтенанта Федченко великолепной музыкой, недоступной людям непосвященным.

Произвели стыковку боевой головки с телом ракеты.

«Вот и «шапка Мономаха» на голове. Теперь осталось заправить ракету топливом», — отметил про себя Павел и оглянулся — длинные камуфлированные емкости уже ждали своей очереди на исходной.

В точно рассчитанное время Федченко доложил на командный пункт о готовности к пуску.

— Ключ на старт! Всем в укрытие!

Начался обратный отсчет времени.

...Три ...Два... Один...

Секунды обратного отсчета истекли.

— Пуск! — услышал Федченко долгожданную и все равно прозвучавшую неожиданно команду.

Затаив дыхание, он вдавил пальцем до упора черную резиновую кнопку на панели пульта.

 

Но ракета молчала... Павел внутренне содрогнулся: «Неужели осечка?..»

И тут же успокоился, вспомнив, что для включения всех электрических цепей в ракете после нажатия кнопок требуется какое-то время. Несколько секунд. Эти секунды сейчас казались вечностью.

Вдруг раздался глухой толчок, и сразу же стал нарастать свистящий гул, от которого все обрывалось внутри. «Что ж она не летит?!» — панически спрашивал себя Павел, глядя, как беснуется под ракетой ослепительно белое пламя. В эти мгновения он начисто забыл, что ракета и не может сразу швырнуть себя в высь до поры, пока двигатель не разовьет нужную тягу.

Вот и все! Ракета медленно, будто нехотя, оторвалась от железной раскаленной опоры и стала подниматься, все ускоряя свой бег...

— Пошла, пошла!

Выскочив из бункера и запрокинув голову, Федченко с упоением слушал мощный рев двигателей. В это время в небе блеснула молния. Затем он услышал сильные удары грома, они повторились несколько раз. На стартовую позицию упали первые капли дождя — предвестники ливня.

Оказавшийся рядом сержант Низовцев закричал:

— Смотрите, товарищ лейтенант, ракета прошла рядом с молнией!

— Вижу, вижу!.. Ракета рядом с молнией! — Федченко рывком обнял сержанта Низовцева и чмокнул в щеку. Сейчас они были совсем как мальчишки.

Несмотря на усилившийся дождь, из укрытия выбегали люди. Над позицией висело громкое «ура». Подразделение ликовало. Все обнимались, целовались, летели в воздух фуражки, пилотки...

Маршал Неделин радовался вместе со всеми.

— Сегодня я доложу ЦК партии, — волнуясь, говорил он, — что первая стартовая батарея ракетной части готова выполнять боевые пуски ракет. Это я сделаю, Владимир Александрович, с чистой совестью.

Счастливый, сияющий Климов радостно кивал маршалу.

Ночью, когда на полигон опустилась приятная прохлада, Павел пошел в степь. Километрах в полутора он набрел на небольшой пруд, сохранившийся еще с весны. Он снял сапоги, забрел почти на середину и с удовольствием окунул в воду разгоряченную, голову. Он постепенно отходил душой и телом, наслаждаясь тишиной и одиночеством.

В черной поверхности пруда отражались звезды. «Как хорошо! — повторял Павел. — Видела бы ты все это, мама...»

Глава семнадцатая

1

Уже с неделю по утрам низины затягивает плотный туман — нырни в него — и поплывешь, как в молочном море с творожными берегами.

Старики-лесовики поговаривали: «Теперь жди дождей. Горы слезу пущают». Иными словами, в горах начиналось бурное таяние снегов, а с ними пришли летние грозовые ливни.

В то утро солнце так и не выглянуло. Над Снегирями висели тяжелые тучи, готовые обрушиться на поселок проливным дождем. В кабинете у начальника политотдела сидел Василевский. Он только что пришел от начальника штаба, с которым согласовывал штатный состав нового боевого расчета. Открылась дверь, вошел Климов.

— И это называется лето? — кивнул он на окно. — Путаница в небесной канцелярии.

И тут зазвонил телефон. Смирнов поднял трубку и тут же передал ее Климову.

— Слушаю вас, товарищ Бодров... Все понял.

Климов выпрямился, выражение лица стало строгим и сосредоточенным.

— Товарищи, Главный штаб Ракетных войск объявил нашей части учебно-боевую тревогу. Прошу всех на командный пункт.

На командном пункте части собрались Климов, Василевский, Бодров, подполковники Смирнов, Жулев и другие офицеры штаба. Климов читал документ:

«Привести часть в боевую готовность в связи с предстоящими учениями. Подразделению подполковника Бондарева быть в готовности, произвести учебно-боевой пуск одной стартовой установкой...»

Закончив читать, Климов отдал офицерам необходимые распоряжения, затем обратился к начальнику политотдела:

— Михаил Иванович, вам надлежит, как это предусмотрено планом, с группой офицеров штаба и политотдела выехать к подполковнику Бондареву.