Одна из особенностей сословно-кастовой организации общества в докапиталистическую эпоху — регламентация норм поведения представителей разных сословий в жизни общества, включая и сферу потребления: монарх имеет право потреблять то, что не в праве потреблять все другие, родовая аристократия в праве потреблять то, что не в праве потреблять купцы, ремесленники, крестьяне, и т.д.

Наиболее известные примеры такого рода: осетровые (в прошлом они водились не только в реках Руси) в Англии — собственность короля, и каждый поймавший осетра обязан был безвозмездно передать его королю, съесть его в кругу семьи или друзей — преступление; Робин Гуд браконьерствует в Шервудском лесу, охотясь на «королевских» оленей, на которых простолюдин не в праве охотиться даже, если его семья умирает от голода; в Российской империи купец третьей гильдии не в праве иметь такой же выезд[250], дом, какие в праве иметь купец первой гильдии; купец третьей гильдии не в праве заниматься теми видами предпринимательства, которыми в праве заниматься купцы высших гильдий; крепостной крестьянин мог завести какое-то промышленное дело, и в случае успеха такой крестьянин-капиталист платил своему барину-хозяину миллионные оброки, и хотя имел доходы, бóльшие, чем у подавляющего большинства дворян, но перед любым дворянином он — почти что бесправный крепостной, а шансов выкупиться на свободу с семейством у него было даже меньше, чем у большинства «середняков», поскольку для паразита-барина его ежегодный большой оброк предпочтительнее, нежели единовременный выкуп; доступ к образованию, прежде всего высшему специальному (и соответственно далее — к профессиональной деятельности) — тоже обусловлен сословным происхождением и т.п.

На еврейскую диаспору, чтобы евреи не ассимилировались и продолжали исполнять свои функции в библейском проекте, тоже налагались определённые правовые ограничения в большинстве сословно-кастовых обществ докапиталистической эпохи[251].

Такого рода примеров во всех исторически известных сословно-кастовых системах полно, хотя в каждой из них ограничения — специфические. Тем не менее, если с позиций теории управления смотреть на такого рода сословно-кастовые ограничения прав на ведение той или иной деятельности и прав на потребление природных и социальных благ, то можно сделать следующие выводы:

·    прямые запреты на потребление не только ограничивали потребление непосредственно, но исключали возможности сбыта продукции сверх сословно-кастовых ограничений, чем опосредованно сдерживали развитие системы общественного производства[252], международную торговлю и культурный обмен;

·    как следствие сословно-кастовая система обеспечивала:

Ø   если и не неизменность структуры статистики профессионализма и занятости членов общества, то медленные (по отношению к скорости смены поколений людей) её изменения, что было одним из факторов поддержания политической и финансово-экономической стабильности и управляемости[253] социальных систем;

Ø   ограниченный уровень социального давления на среду обитания, что в большинстве случаев гарантировало устойчивость биоценозов и их самовосстановление на протяжении жизни общества в преемственности поколений людей[254].

На смену сословно-кастовым формациям пришёл капитализм на основе идей буржуазного либерализма (по их существу светских), для которых протестантизм в своих разных ветвях стал псевдорелигиозной[255] оболочкой, в результате чего возникла и стала довлеть над жизнью обществ, осуществивших реформацию церкви, «синтетическая идея», которая может быть выражена в следующей формулировке: «праведность перед Богом выражается в достижении богатства и иного социального успеха на основе законной деятельности»[256]; и в следствии из неё — «если беден, то не праведен».

Что касается лозунговых идей буржуазного либерализма, то они просты:

·  Свободу частному предпринимательству: рынок сам всё отрегулирует наилучшим образом тем быстрее, чем меньше ему мешает государство со своими претензиями на власть надо всеми и всем!

·  Право на существование имеет только то, что самоокупается и приносит прибыль; а что прибыль не приносит и не самоокупается, то «объективно экономически» просто ненужно.

Этот принцип распространяется и на людей де-факто, хотя и не всегда провозглашается открыты и тем более не всегда фиксируется в писаных законах де-юре: субъект, не способный обеспечить рентабельность своего бытия, не имеет права на существование, и соответственно — сострадание в отношении него и поддержка его третьими лицами неуместны.

·  Каждый платит за себя сам.

При этом вне лозунгов и понимания подавляющего большинства приверженцев буржуазно-либеральных идей остаётся то обстоятельство, что институт кредита со ссудным процентом обращает их всех в невольников и заложников — в рабов заправил и хозяев библейского проекта.

Развитие культуры и становление капитализма на основе идей буржуазного либерализма сняло практически все названные выше ограничения, характерные для сословно-кастовых обществ, чем и породило множество проблем для заправил глобальной политики на основе библейского проекта. Снятие этих ограничений открыло возможности для проявления разнородной личностной инициативы во всех сферах жизни общества. Это явление, став массовым — социально-стихийным, повлекло за собой «первую промышленную революцию» и последующий — непрестанно ускорявшийся в обозримом историческом прошлом[257] — технико-технологический и организационный прогресс.

Главным социальным последствием этого прогресса стало непредсказуемое изменение спектра предложения продукции и структуры востребованного общественным производством профессионализма, вследствие чего исторически складывающаяся структура обретённого в прошлом обществом профессионализма внезапно оказывалась не соответствующей структуре профессионализма, востребуемого системой производства на основе общественного объединения профессионального труда[258].

Но отношение толпо-«элитаризма» к образованию людей в аспекте освоения личностного познавательно-творческого потенциала (см. разделы 8.5 и 10.7) и при этом исключало возможность быстрого освоения других профессий и трудоустройство в иных сферах деятельности. И это стало фактором, сдерживающим развитие производительных сил.

Кроме того ценообразование в условиях нерегулируемых государством рынков продуктов и рынка профессионализма ведёт к расслоению общества на избыточно богатых и беспросветно нищих, с таким удалением полюсов богатства и бедности друг от друга, которое было невозможно в условиях сословно-кастового строя.[259] Причина этого — навязывание обществу принципа «каждый сам за себя», вследствие чего вопрос о развитии «социалки» и её законодательном обеспечении просто не встаёт, поскольку она представляет собой дополнительную нагрузку на бизнес, ухудшая показатели конкурентоспособности предприятий в сопоставлении с предприятиями, лишёнными каких бы то ни было социальных и экологических обязательств в прямой либо опосредованной форме.

Как следствие скученность бедноты в промышленных кварталах и фабричных казармах для рабочих повлекла за собой массовый рост заболеваемости населения, более высокую детскую смертность и общее снижение уровня здоровья населения.

Это всё в совокупности повлекло за собой рост внутриобщественной напряжённости (обострение классовых противоречий — если пользоваться марксистской терминологией).