Осечка у Буга оказалась не единственной, но другие были менее значительными, и Гудериан не замечал их или не хотел замечать в первый день наступления.

Дух захватывало у него от организованности, с какой вермахт осуществил внезапный прорыв границы от Балтийского до Черного моря. Свыше пяти миллионов солдат Германии и ее союзников, пять тысяч самолетов, три тысячи семьсот танков и штурмовых орудий вышли на исходные рубежи, и эта исполинская сила обрушилась на большевистскую Россию, которую он, Гудериан, так ненавидел! Как же можно думать об осечках, если его бронированное детище, которое он вырастил, закалил в огне, движется, в авангарде единственной силы, способной сокрушить русского великана.

Близорукие политики называли Россию колоссом на глиняных ногах - абсурд, глупость невежд. Он, Гейнц, писал пять лет назад об этом гиганте, имевшем тогда больше танков, чем Германия. Да, он знал это неопровержимо, как знает сейчас, что Россия отстала от Германии в развитии танковой техники, не сделав ни шага от БТ и Т-26, которые воевали еще в Испании, что трехбашенные и пятибашенные русские танки годны сегодня для музея, а не для боя с победоносной бронетанковой техникой вермахта. Не случайно за весь день он не видел русского танка - попрятались или их уже унесло за сотни километров на восток…

Гудериан разорвал слипшиеся в дремоте веки, глянул через раскрытый люк на несущееся под танк шоссе, отсвечивающее багрянцем заходящего сзади солнца, и снова прикрыл глаза.

Он представил себе, как 18-я дивизия его танковой группы заходит в тыл белостокскому выступу, соединяется с танками Северной группы и вместе с авиадесантом, сброшенным на рассвете в район восточнее Белостока, начинает уничтожать попавшие в окружение советские войска. И все это по его замыслу! Никакая армия в мире не могла себе поставить такой задачи в первый же день наступления, никакой полководец за всю историю войн не пытался такое свершить, Браухич и Гальдер, конечно, преподнесли Гитлеру идею окружения Белостокской группировки как свою - пусть тешатся, история каждому воздаст по заслугам.

Воображение Гудериана разыгралось. Ему мерещилось танковое кольцо вокруг советских- войск, тщетные контратаки русских, рассечение их на малые группы и истребление до последнего человека, как приказал Гитлер. Мерешились сотни захваченных советских машин устаревших марок - он лично обещал Круппу прислать их на переплав в мартенах Эссена и Магдебурга.

И вдруг дремоты -как не бывало - Гудериан вздрогнул от внезапных пушечных выстрелов и всполошных криков:

- Russische Panzer!

Выскочив вслед за командиром из машины, он увидел впереди, на изгибе дороги, охваченный пламенем Т-Ш. С люка в левом борту корпуса сорвало дверцу. Словно из огненной проруби, выскакивали из машины танкисты - на них горели комбинезоны.

Мясистое лицо Гудериана побагровело. Он обочиной шоссе побежал к Т-Ш, чье пламя и дым мешали вглядеться в русский танк. А тот, словно чувствуя желание генерал-полковника, стал медленно разворачиваться, показывая свои наклонные бока, низкую башню с длинным пушечным стволом. Будто и не боясь, что пушки Т-Ш и T-IV найдут в нем слабинку, русский танк несколько секунд покрасовался перед первым танкистом рейха и, возможно, словив его в прицеле вместе с T-IV, послал в их сторону снаряд.

Гудериан упал в кювет вниз лицом. Нет, ему не стыдно было, что лежит сейчас в канаве - истинный солдат не считает унизительным вжиматься в землю, когда рядом рвутся снаряды. Его распирала злоба, что поверил разведчикам генштаба и другу своему военному атташе, - поверил, что нет у русских нового танка. «Захватить! Сегодня же!» - приказал сам себе Гудериан и пополз к радийной машине.

5

Закравшиеся в чащу сумерки заставили Игоря вести роту обратно к Жезлову прежним путем - нельзя было с тяжелоранеными ехать ночью по лесному бездорожью.

По шоссе днем промчались несколько километров вихрем, не встретив ни танков, ни артиллерии противника. Повезет ли сейчас?

Майор, принявший на себя командование остатками полка, согласился с Мальгиным: прорвемся!

Двигались раседоточенно. Тридцатьчетверки шли повзводно: один - впереди, два - позади грузовиков с ранеными. Замыкали походный строй уцелевшие четыре БТ«Безлошадные танкисты, потерявшие в лесном бою свои машины, заняли места десантников на широких спинах тридцатьчетверок, кто с карабинами своими, кто с трофейными автоматами.

И как раз в том месте, где надо было сворачивать с лесного проселка на шоссе, разведчики, двигавшиеся впереди, увидели выползающие из-за поворота немецкие танки. До них было еще неблизко - метров восемьсот, но разведчиков тотчас заметили ехавшие в голове колонны мотоциклисты.

Завязалась перестрелка.

А танки приближались. Они шли на близкой друг от друга дистанции, не увеличивая и не уменьшая скорости, должно быть, немецкие танкисты не придали особого значения стрельбе впереди. Сорвавшиеся с шоссе мотоциклисты и автоматный огонь на опушке могли означать всего лишь стычку с какой-то отступающей группкой русских. Такие перестрелки возникали в этот день часто, и вмешательства танков ни разу не потребовалось.

Услышав выстрелы, Игорь остановил свои танки, пробежал вперед и увидел на шоссе Т-Ш. От той немецкой машины, которой он полгода назад управлял на заводском полигоне, эти отличались удлиненными пушечными стволами большего калибра, но все еще уступающими вооружению тридцатьчетверки. «До нашей пушки вам далеко», - подумал Мальгин, и только подумал, как на повороте шоссе, во главе колонны крытых автомобилей с большими колесами, показался другой, более приземистый танк - его снимок Игорь как-то видел в немецком журнале.

- T-IV, - сказал он подошедшему майору. - За ним - радийные и штабные машины… Высокое начальство…

У майора и Мальгина оставались считанные минуты, чтобы решить, навязать ли врагу, пока он катит по-парадному, бой или возвращаться в темную чащу, подальше от опушки, где мотоциклисты, оттесняемые разведчиками, заметили их танки. Но они были уверены: кто-то из начальства в штабных машинах немедленно вызовет сюда новые.силы - истребить отряд.

- Атакуем?… - спросил Игорь. Он не мог не спросить старшего по званию и возрасту товарища, вместе с которым отвечал за отряд и его действия.

- Атакуем, - решил майор.

Мотоциклисты отступили к шоссе. Сейчас они сообщат о замеченных танках, весть передадут по рации, и тогда… Надо было опередить врага любой ценой. По приказу майора все тридцатьчетверки и БТ заняли исходные позиции в линию на опушке. На правом фланге - танк Игоря, на левом, возле оврага, тянувшегося от шоссе в глубь леса, - еще пригодные для действия из засад БТ. Их экипажам майор приказал: не раскрывать себя ни огнем, ни движением, но если немецкие танки попытаются оврагом пробраться в лес, обстрелять их из пушек и задержать до появления тридцатьчетверок. Другим экипажам но сигналу красной ракетой сделать два прицельных выстрела с места каждому в свой, заранее намеченный Т-Ш и ринуться к шоссе.

Первый снаряд тридцатьчетверки Игоря разорвал гусеницу замыкающей машины, второй пробил борт и, должно быть, угодил в топливные баки.

Этот воспламенившийся Т-Ш и увидел Гудериан, выскочив из командирского T-IV. Силу и меткость русской пушки Гудериан сумел оценить по единственному снаряду, выпущенному с ходу в его сторону и заставившему рассыпаться только что стройную колонну машин, а его, генерал-полковника, наглотаться русской земли.

Тридцатьчетверка устремилась бы вслед за этим снарядом, и кто знает, возможно, полегли бы здесь в первый же день войны Гудериан и его штабисты, если б Игорь не заметил в смотровом приборе опасность левому флангу. В тыл «бетушкам» зашел и бил по ним из пушки в упор вражеский танк, а еще три двигались в том же направлении от шоссе к опушке леса над оврагом. «БТ погибнут, если не поспеть…» И Игорь кинулся из башни вниз, решив сменить своего механика-водителя.