«Ну вот я и сказал об этом. Да, так обстоят дела. Я, Джон Хофер, смутьян». — Джон уставился в свой стакан. Он давно уже не думал о создании организации рабочих. В 1878 году, когда вышел инициированный Бисмарком закон о социалистах, все больше товарищей Джона перебирались в Буэнос-Айрес, и он боялся, что рано или поздно ему придется столкнуться с кошмарами прошлого.

«Но судьба пощадила меня. Пощадила, для того чтобы я выполнил свое предназначение».

И теперь — так Джону казалось — это время настало.

Вильгельм Кнааб покрутил стакан в руках.

— Да, я хорошо помню, какие шли споры, когда сюда прибыли первые переселенцы, покинувшие родную Германию по политическим, а не по экономическим соображениям. Был тогда такой парень, Доминик, музыкант, открывший в Буэнос-Айресе лавку инструментов, и его брат, основавший молочное производство. Они выступали против церковного совета, сплошь состоявшего из крупных торговцев. Им тогда даже удалось кое-чего добиться. Иногда и нам, простым людям, улыбается удача. Но на следующем собрании общины богачи предложили своим работникам все оставить по-старому.

Джон приподнял брови.

— Я же говорю: богач — он по своей натуре мошенник.

— Но не все требования Доминика и его брата остались без ответа, — заметил Вильгельм. — Церковный совет расширили. А демократы, которых не устраивало положение вещей, основали общество «Форвертс».

Джон покачал головой.

— Я вот что тебе скажу. Пришло время перемен, Вильгельм. Мы должны бороться за наши права и покончить с правлением олигархов, а главное, крупных землевладельцев.

Вильгельм понурился.

— Да, это было бы неплохо. Но проблема в том, что большинство переселенцев не считают себя аргентинцами. Они все еще полагают, будто они итальянцы, немцы, французы, испанцы. Или даже баски, бургундцы, галичане, баварцы. И это при том, что они перевезли сюда свои семьи и собираются прожить тут до самой смерти.

Джон пожал плечами.

— Но это должно измениться!

Вильгельм кивнул.

— Что-то изменится, это неизбежно. Разве уже сейчас не очевидно, что рабочие, которые приехали из Европы и принадлежат к низшим слоям населения, привнесли в этот город стремление к улучшению ситуации? Покорность судьбе, безропотное смирение и апатия — все то, что характеризовало бедняков этого города, — останется в прошлом, уверяю тебя.

Джон нахмурился.

— Ох, если бы ситуация не менялась так чертовски медленно!

Вильгельм покачал головой.

— Терпение, только терпение. Скоро все начнется.

— Твои бы слова — да Богу в уши.

Той ночью Джон вернулся домой, в крохотную квартирку, которую он делил с Марленой. Он был очень пьян, и Марлена опять забрала Аврору и ушла к Дженни и Рахиль.

Джон вынужден был признать, что в последнее время она все чаще искала убежища у Гольдбергов. Марлена уходила, когда Джон напивался, уходила, когда они ссорились. Уходила, когда была голодна, когда мерзла, когда уставала. Дженни и Рахиль всегда с радостью принимали ее. К этому времени Марлена попросила Рахиль передать от нее привет матери и Юлиусу.

Вначале было нелегко убедить Рахиль не рассказывать о том, где она находится. Марлена попросила подругу не вмешиваться в происходящее, но Рахиль заявила, что долго хранить молчание не сможет, и вскоре Мейеры-Вайнбреннеры узнали, что с Марленой и ее ребенком все в порядке.

На следующее утро Рахиль Гольдберг предложила Марлене принять расслабляющую ванну. У Авроры резались зубки, и она плохо спала, поэтому Марлена, которая была на сносях, очень устала. Сейчас малышка спала в кроватке, поставленной для нее Рахиль.

Марлена удобно устроилась в теплой ароматной воде, когда к ней вошла Дженни и уселась на край ванны.

— Он люмпен, не так ли? — без лишних предисловий спросила она.

Марлена погрузилась в воду по шею. Ее живот белел под водой. Тело Марлены округлилось, и она наслаждалась ощущением легкости в воде. Скоро ей рожать…

«Люмпен, — подумала она. — Оборванец». Марлена задумчиво кивнула.

— Но я люблю его, — прошептала она.

Дженни погладила ее по голове.

— Я знаю, знаю. Он может быть очень привлекательным, даже соблазнительным.

Девушки переглянулись и, сами не зная почему, расхохотались. Этот смех заменил им слезы, которые приходилось сдерживать, слезы разочарования.

Две недели спустя Марлена родила в доме Гольдбергов второго ребенка — мальчика, поприветствовавшего мир громким криком.

В отличие от Авроры, он был очень похож на отца — такие же глаза, такой же нос. Марлена назвала сына Хоакином.

Приходя в себя после родов, женщина много думала о случившемся. Она поняла, что так дальше продолжаться не может. Она не может вернуться к Джону, ведь тот не собирался менять свою жизнь. Да, он ждал рождения второго ребенка, хоть и ворчал вначале, но Марлена знала, что этого недостаточно. Она несла ответственность за своих детей, и как ей ни было трудно, придется вернуться к матери и Юлиусу и попросить их принять ее.

В тот день, когда Марлена решила вернуться домой, она тщательно искупалась, вымыла волосы и надела очень симпатичное платье, которое перешила из платья Дженни. Рахиль взяла у соседки детскую одежду — у той дети уже выросли — и нарядила Аврору и Хоакина.

Прошло два года с тех пор, как Марлена в последний раз была в доме родителей, и теперь, стоя на пороге, она чувствовала, как сердце выскакивает у нее из груди. Было воскресенье, и, скорее всего, она застанет дома и мать, и Юлиуса. Но что они скажут? Как отреагируют на ее появление? Обрадуются? Или разозлятся настолько, что не впустят ее в дом?

Глубоко вздохнув, Марлена постучала.

Если служанка, открывшая ей дверь, и удивилась, то никак этого не проявила.

— Господин и госпожа в саду, — сказала она, словно Марлена никуда и не пропадала.

— Спасибо. — Девушка покрепче взяла Аврору за ручку и прижала Хоакина к груди.

Анна и Юлиус сидели на своем излюбленном месте, смотрели на море и тихо о чем-то говорили. Они были не одни — под апельсиновым деревом увлеченно играла с куклой Леонора. Сестренка Марлены очень выросла. Хоакин тихонько загулил, и Леонора оглянулась. Девочка была настолько потрясена, что не могла пошевелиться. Анна и Юлиус ничего не слышали.

— Мама? — робко позвала Марлена.

Анна оглянулась и вскочила так быстро, что потеряла равновесие и чуть не упала.

— Марлена! — Она протянула к дочери руки и поспешно направилась к девушке. — Марлена, доченька! — Со слезами на глазах Анна заключила дочь и внука в объятия, затем погладила по голове Аврору. — А ты, малышка, уже так выросла.

Юлиус, сияя, подошел к падчерице.

— Наконец-то ты вернулась! — воскликнул он. — Мы так долго тебя ждали.

Марлена молча кивнула. И разрыдалась.

Часть 6

Llegada — прибытие

Буэнос-Айрес, Ла-Дульче, Тре-Лома, Патагония, Санта-Селия, Нью-Йорк 1885—1887

Глава 1

Возвращение Марлены в лоно семьи было встречено с восторгом, и вскоре девушка привыкла к роскоши богатой жизни. Она наслаждалась праздностью, подолгу сидела в патио, слушала разговоры гостей и увлекательные рассказы о жизни в Буэнос-Айресе и за его пределами.

— Все из Франции, — ворчал пухлый мужчина, сидевший в плетеном кресле рядом с Юлиусом. Он торговал в Аргентине немецкими ликерами. — Часы, фарфор, стекло, дорогие ткани, мебель, городские повозки и роскошные кареты. Даже когда porteno ест или пьет, своим угощением он обязан французам. Стоит пойти в дорогую гостиницу или ресторан, и сразу узнаешь, что либо владелец заведения, либо шеф-повар — француз, ликер привезли из Франции. Я уже не говорю о вине.

Юлиус рассмеялся.