— Господь оценит твое милосердие, мама, — поморщилась Бланка. — Радуйся, может, из-за этого ты просидишь в чистилище на пару лет меньше.

Корасон смерила дочь долгим взглядом, а затем произнесла слова, от которых у Бланки перехватило дыхание.

— Ты выглядишь старше своих лет, и уродиной тебя не назовешь. Немного худосочная, что есть, то есть, но если тебя принарядить и накрасить, за тебя можно немало получить. Конечно, за это придется расплатиться твоей невинностью, но… Я уверена, что, если все ловко обставить, я получу за тебя кучу денег. — Мать отвернулась и выглянула в окно. — Может, и правда пришло время мне отойти от дел. Завтра же поговорю с сеньорой Вальдес.

Бланке хотелось закричать, но она сдержалась. Никто ей не поможет. Ей еще никто в жизни не помогал. Люди даже не смотрели на нее.

Когда неуклюжий мужчина с длинными волосами и пышными усами отдал госпоже Вальдес деньги, клиенты в борделе одобрительно засвистели. И в этот момент Бланка мысленно спряталась в своем сознании за прочной дверью. Там, за этой дверью сейчас сидела настоящая Бланка.

На Корасон надежды не было. Во-первых, мать сама ее продала. Во-вторых, Корасон этим вечером рано начала пить и теперь почти ничего не соображала.

— Пойдемте, сеньор, — сказала Бланка.

Ничего другого ей не оставалось.

— Тебя зовут Бланка Бруннер, верно? — спросил мужчина, перебирая ее локоны. — Ты немка?

Девушка кивнула. Да, наверное, она немка. По крайней мере, ее отец был родом из Германии. Значит, она немка.

Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Мужчина пропустил девочку вперед, и Бланка почувствовала его руку на своей ягодице. Бланка за дверью в ее голове забеспокоилась. «Оставайся там, — приказала девушка. — С тобой ничего не случится. Все будет хорошо».

Она повернулась к мужчине, который ее купил, собралась с силами и обольстительно ему улыбнулась.

Госпожа Вальдес выделила им лучшую комнату в борделе. Тут даже были занавески. Тонкие простыни на старой кровати с балдахином пахли духами.

Бланка вышла в центр комнаты, отвернулась и стала снимать платье. Бланка за дверью в ее голове зажмурилась и принялась напевать. Платье скользнуло на пол.

— Что ты поешь, малышка?

— Ночь тиха, ночь свята, люди спят, даль чиста…^[1]

Бланка в ее голове трясла дверь, пытаясь выйти наружу, но другая часть ее сознания этого не позволяла.

Мужчина завозился со своей одеждой и вскоре, полностью обнаженный, толкнул Бланку к кровати. Бланка пела. Словно сквозь дымку она увидела, как мужчина бросил ее на кровать и раздвинул ей ноги. Девушка увидела его волосатый лобок и налившийся кровью член. Она часто видела такое, наблюдая за матерью и ее клиентами, но теперь все было иначе. Член вошел в ее тело. Было больно. И страшно. Бланка не хотела, чтобы это происходило.

Девушка прикусила губу до крови. Бланка в ее голове закричала. Мужчина застонал от наслаждения. Она обняла его и провела ногтями по его волосатой спине: девушка видела, что во время секса ее мать делала именно так.

— Котеночек, маленькая дикая кошечка, — нежно прошептал он. — Ах ты маленький испорченный котеночек!

Бланке все еще было больно, но вдруг мужчина выгнулся дугой и повалился на нее. Она слышала его прерывистое дыхание, чувствовала запах его тела. Девушку затошнило.

Наконец мужчина встал. Он смеялся. Бланка улыбнулась в ответ. На его руке виднелась царапина от ее ногтей. Мужчина посмотрел на царапину и с наслаждением слизнул каплю крови.

— Я хочу всегда приходить только к тебе, маленькая чертовка. Снова и снова. — Он поцеловал Бланку и принялся одеваться.

Девушка сидела на кровати голышом, подтянув ноги к груди и обхватив колени руками. Прежде чем выйти из комнаты, мужчина вновь подошел к ней и поцеловал. Его поцелуи были отвратительными, хуже всего того, что только что произошло, но у Бланки хватило сил сидеть смирно.

Когда клиент ушел, девушка приблизилась к чану, стоявшему в комнате, налила воды из чайника в миску и взяла губку, собираясь вымыться. Вначале ее движения были медленными, но постепенно становились все быстрее и быстрее. Кожа покраснела.

На следующее утро Бланка пошла к сеньоре Вальдес. Теперь она была уже не девочкой, а значит, сама несла за себя ответственность.

— Я хочу получать половину денег, — сказала она.

Сеньора Вальдес удивленно приподняла брови.

— Половину. Иначе я уйду. Тот мужчина вернется. Но он больше не придет, если я уйду.

— Ты уверена в себе, Кукушонок.

Бланка с вызовом смотрела на мадам.

— Если я уйду, уйдет и моя мать, — заявила она. — Ты потеряешь нас обеих.

— На твоей матери я много не заработаю.

— Не много. — Бланка пожала плечами. — Но что-то заработаешь. Подумай. Они все захотят меня, мадам. Все!

Так это началось. Бланке не оставалось ничего иного, кроме как работать дальше. С тех пор она старалась как можно меньше думать об этом. Корасон тоже работала, когда была в сознании, но за последние годы женщина сильно сдала. Вскоре стало ясно, что отрицать смерть Густаво нельзя. И Корасон больше никогда не станет прежней.

Глава 2

Голоса в кабаке Карлито становились все громче. В основном разговоры велись о том, как окончательно победить этих мерзких мародеров, индейцев. Некоторые вспоминали времена — лет семь назад, — когда индейский вождь, касик Кальфукура, при поддержке чилийского племени мапуче начал военные действия в Аргентине. Подобное не должно повториться, на этом сошлись все завсегдатаи кабака. Некоторые даже говорили, что вскоре войска генерала Хулио Рока выдвинутся в пампасы, чтобы окончательно решить проблему с индейцами.

— Пора бы, — возмущался один из посетителей. — Сколько себя помню, эти проклятые твари воруют наших коров и овец, а потом перепродают их в Чили. Этому нужно положить конец!

— Что это вообще за государство, — вмешался другой, — если оно не может защитить свой же народ?

— Но эти грязные индейцы находятся среди нас! — многозначительно сообщил один из новичков, приехавший в город работать землемером. — В Буэнос-Айресе и крупнейших городах провинций полно этих псов. Они покупают и продают товары, словно никого не интересует вопрос о том, не планируют ли эти твари очередной набег!

И вдруг слово взял Йенс Йенсен. Услышав его голос, Бланка подняла голову. Вчера вечером к ней приходил Хулио и они окончательно расстались. Девушка проплакала всю ночь и теперь чувствовала себя разбитой.

— Но ведь это вполне понятно, не так ли? — сказал Йенсен. — Проблема очевидна. Мы не можем захватить все здешние земли. Каждому хочется отхватить свой кусок пирога, однако земли становится все меньше и меньше. Конечно, индейцы сопротивляются, когда их теснят со всех сторон. А вы предлагаете malon, вооруженные действия. Но разве мы на их месте действовали бы иначе?

— Вы, должно быть, шутите! Мы ничем не похожи на эту свору! — возмутился землемер.

— Я не шучу, говоря о том, что мапуче и другие племена имеют такое же право жить здесь, как и мы, — холодно возразил Йенсен.

— Но в том-то и дело. Они не люди, сеньор, — заявил мужчина, чей говор выдавал британское происхождение. — Я много путешествовал по стране и могу заверить вас, что индейцы не люди. Они уродливые, грязные, упрямые и высокомерные создания. Да, они могут ввести вас в заблуждение, и вы решите, что они пришли с миром и ведут себя должным образом. Некоторые даже считают их симпатичными. Но чем ближе эти проклятые псы к Буэнос-Айресу, тем воинственнее они становятся. Они все время пьют и дерутся. Я хорошо помню многочисленные встречи с индейцами. Все они низкорослые, жилистые, с длинными черными волосами и плоскими гладкими лицами. Я не говорю уже о высоких скулах и темной коже. Мерзкое зрелище! А как они одеваются? Кто напяливает огромные шляпы, кто оборачивает вокруг головы платок. Есть такие, которые носят налобные повязки и пончо. А некоторые разгуливают в костюме Адама, прикрыв срам набедренной повязкой!