Странник чувствовал насмешку, но от слабости никак на неё не реагировал. Ему было не до смеха.

         Сбоку на стене висело куцее зеркало. Степанов видел свой фас и профиль Странника, поражаясь схожести. Угораздило поиметь общего деда. Нечто вроде жалости шевельнулось в майоре. Уж больно осунулся, потерял недавнюю стать братец. Из ресторана вышел какой красавец! Жалей – не жалей, а шлёпнул  Странник немало. Хотелось спросить, что с Рудник сделали.

Однако Странник находился в чудовищно плачевном состоянии, и говорить приходилось коротко и исключительно о касающемся обоих.

- Почему в диком месте лежишь, вор? – пытался расшевелить Странника Степанов.

- В особняке на Рублёвке ждал?.. Сам знаешь, в нашем деле важна конспирация, - Странник опять надолго замолчал.

         Щемящая тишина. На лестнице бросили курить. Перетаптывались.

         Степанов нагнулся к уху. Вонзил ногти в запястье:

- Сергей, тебе нужно в нормальную больницу. Здесь – сдохнешь… Я помогу.

Только ты обещание должен мне дать, как там у вас называется – слово вора, что больше в мою жизнь и жизнь моей семьи не влезешь.

         Уголки тонких губ заколебались, показался бурый край зуба:

- Как же я в твою жизнь лез?

         Степанов растерялся. Он чувствовал правильно, не хватало слов выразить:

- Своим присутствием… Тем, что ты есть. Ты должен исчезнуть?

- Завязать?

- Завязать, твою мать!

- А чем жить?

- Как люди живут!

- Овцы…

         Степанов вскочил. Сказал громко:

- Нет. Мы так никогда не договоримся.

         Странник неловко повернулся и застонал от боли. Степанов увидел окровавленный пластырь выше грудины. Туда попала пуля. Между рёбер торчала трубка. Эскулап выкачивал излившуюся кровь из межплеврального пространства. Степанов представил, как  стоя на коленях, врач тянет кровь через трубку ртом. Сплёвывает в тазик. Действительно. Из-под кровати выглядывал тазик в подозрительных пятнах.

- Есть метод проще, - сказал Странник. – Сделай мне укол. Ты принёс?

- Ничего я не принёс!!

- Зря… Я думал, ты  позаботишься.

         На лестнице закурили по - новой.

- Инвалидом быть не хочу, - шептал, проваливаясь в небытие, Странник. – Вытащи меня, будет по-твоему. Уеду в Питер или Калининград. Больше обо мне не услышишь. Опять с нуля… Справлюсь… Слово вора даю. Замётано.

         Странник скосил глаза га дверь. Степанов мысль понял. Он позвал усача и широкомордого.

- Делайте, как скажет мусор, - глухим голосом распорядился он.

         Усач и широкомордый глядели неуверенно, не повело ли разум командира от кровопотери. Усач наконец сказал:

- Чего делать-то?

- В больничку вашего шефа повезём.

- Странный, ты ему доверяешь? – потребовал подтверждения широкомордый.

- Сказал – делайте!

         Степанов только сейчас заметил на зашторенном прозрачной занавеской подоконнике бутылку красного «Наурского», А рядом – аккуратно разложенные на носовом платке скальпель, ланцет, одноразовые шприцы и медицинскую грушу с наконечником. Выходит, эскулап высасывал кровь из плевры всё-таки не ртом. Грушей! Величайшее достижение.

         Степанов не удержался, высказал пытавшемуся прошмыгнуть в заднюю комнату врачу соображения о стерильности. Ответом снова было невразумительное хмыканье.

         Степанов забрал пакеты с кровью:

- Я, конечно, не врач. Но переливание здесь делать нельзя.

         Странника на покрывале снесли вниз в БМВ. Майору больше глаза не закрывали. От врача съезжали и его судьбой интересоваться перестали.

         Майор расслышал шёпот широкомордого, обращённый к усачу:

- Ты сколько эскулапу дал?

- Десятку.

- Брешешь! Столько не стоит. Скрысятничал и не поделился.

- За базар отвечаешь.

         Машина тронула. Странник застонал. Голова его лежала на коленях Степанова.

         Майор поднял голову. На седьмом этаже светилось окно. Вниз смотрел временно счастливый эскулап. Степанов давал ему часы насладиться полученной суммой. Не за Странника, так за другое подсядет. Оставлять нельзя.

         Зашуршали доставаемые документы.

- Ты чего? – моментально среагировал Странник.

         Майор показал ему паспорт на фамилию – Громов. Пояснил:

- Паспорта, которые ты в купе поезда оставил, не пропали. Я надыбал. Походишь немного в прокурорских.

         Степанов дал усачу адрес ведомственной больницы.

                                                             21

                                       ОБУХОМ   ПО   ГОЛОВЕ

         - Почему обухом по голове? – приветливо ухмылялся Яков Андреевич, вступая в майорскую квартиру. – Скажи уж лучше – хуже татарина.

         Обнялись. Степанов хлопал прокурора по взмокшей от пота спине. Тот пахнул бутербродами с колбасой, которые сделала в дорогу племянница.

- Надюшу на этот раз с собой не взял?

- Куда?!. Один перелёт, другой… Из Сибири недавно вернулись.

         Прокурор замолчал. Майор не давал понять, что догадывается о его роли в собственной отсидке. Чего из мягкости душевной не спишешь на перестраховку, вместо подлости! По-хорошему, указать на порог, а не принимать такого гостя.

         Пока Яков Андреевич принимал с дороги душ. Степанов мучительно раздумывал, не пронюхал ли прокурор чего про Странника. Говорит, мол, по местным делам. Утвердили у них в городе мэром Манцевича. Да кто-то всё равно под прокурора принялся рыть. Вспомнили неустойчивую позицию, когда накануне выборов чуть не переметнулся от Манцевича к конкуренту в городские главы – москвичу. Сейчас нужно съездить на Большую Дмитровку. Перетереть с руководством. Большой пакет с азовской рыбой, сразу же положенный в холодильник, свидетельствовал о серьёзности намерений. Отводил подозрения.

         Шум воды прекратился. Распарившийся Яков Андреевич прошёл к столу. Бухнулся на стул, жёстко скрипнув спинкой.

         Стопку взял цепко. Принюхался угреватым носом к бесцветной жидкости, налитой с краем вровень:

- Люблю!.. Не самопальная.

- Яков Андреевич, обижаешь!

         Соединив рюмки, посидели – подумали. Прокурор потёр лоб:

- Слышал, гад снова объявился. Теперь у вас в столице.

         Степанов не отвёл взгляда от пристально устремлённых на него глаз:

- Ничего не знаю.

         Прокурор мигнул – пополнить рюмашки.

- Ничего не знаете вы, московские… А нам в провинции известно. У меня в

Главном  следственном Управлении хорошие знакомые. На сборах по повышению квалификации перехлестнулись. От них толка будет больше, чем от родственничка.

         Степанову совсем не хотелось пить с Яковом Андреевичем. Дипломатия требовала.

- Ты к Страннику как?

         Майор не ответил.

- Я пока землю от поганца не очищу, не успокоюсь.

         Взяв с полки нож, прокурор крупно пошинковал луковицу. Привык в своих краях к грубой закуске. На дачах, на природе. По – простому.

                                                          22

                                      МУЖЧИНЫ    И    ЖЕНЩИНЫ

         Степанов пригибал ваньку – встаньку к столешнице, а тот упрямо вставал вновь. Сквозняк теребил искусственную шевелюру на голове куклы, и майор старался сосчитать волоски. Сколько их примерно нужно, чтобы создать иллюзию нелысой головы. На фабрике знают. Там не потратят лишнего. Интересно, о чём, кроме экономии материала, думал технолог, решая подобную задачу.

         Жена говорила и говорила. Её нескончаемому монологу не существовало конца. Майор безошибочно с горькой досадой чувствовал: Лида задета за живое. Значит, если не в сегодняшней, то прошлой крепости их союза можно сомневаться. Если женщина говорит со страстью, она говорит о любви. От обидных слов не спрячешься за раскачиваемую матрёшку.