Однако Усукодарк сам дал о себе знать. Вдруг он вскочил, отбросил от себя недоеденную голову и громко забормотал что-то нечленораздельное. Оказалось, он увидел вблизи тюленя и добивался, чтобы мы пристрелили зверя. Мы, однако, слишком устали и не нуждались больше в тюленях. Ему же не хотелось отступать. Если мы не хотим охотиться, - пусть! Усукодарк и сам сумеет - вот он нам докажет!

Усукодарк подбежал ко мне - своему доброму другу, который всегда потакал ему, - и схватил мое ружье. Он объяснил мне языком жестов, что ему хочется убить тюленя. Я дал ему несколько патронов. Он вряд ли когда-либо стрелял из ружья, но, конечно, видел, как это делают другие, и поэтому был уверен, что сумеет выстрелить.

Усукодарк отошел от нас, и мы перестали о нем думать, тем более, что нас опять стали тревожить льды. Широкая трещина, причинившая нам столько хлопот, соединилась; лед трещал и ломался, образуя новые трещины и закрывая старые.

Одна из этих трещин приблизилась к нашему лагерю, и нам пришлось прервать обед, чтобы оттянуть лодку и перекидать в нее наши пожитки. Мы мучались с тяжелой лодкой и позабыли об Усукодарке, как вдруг раздался громовой удар с той стороны, куда он направился.

Тяжелые льды с огромной силой нажимали с юга и толкали перед собой малые и большие льдины. Некоторые из них становились торчком и затем с грохотом валились на лед. Усукодарка мы увидели на фоне такой стоячей льдины. Он ничего другого не замечал, кроме тюленя, в которого собирался выстрелить. Все видели, как он вскинул ружье к плечу, а в это время льдина угрожающе нависла над ним. Мой пес стоял подле него так же, как и он, ничего не видя, кроме тюленя.

Невольно мы закричали, что есть мочи, забыв, что бедняга ничего не слышит.

Сделать мы ничего не могли. Трагедия была неизбежна, хотя любой другой мог бы спасти свою жизнь, отпрыгнув в сторону. Усукодарк, правда, повернул голову к нам и увидел, как мы машем, но, наверное, подумал, что мы хотим показать свое восхищение им как охотником. Он счастливо нам улыбнулся и опять отвернулся к тюленю. В этот момент льдина упала. Там, где несколько мгновений назад стояли Усукодарк и собака, была только чистая вода.

Усукодарк умер счастливой смертью, в самый светлый миг своей жизни. Он утонул гордым охотником с ружьем у плеча, готовый к выстрелу. Ничего нельзя было сделать. Мы стояли молча, не находя подходящих слов. Билл Раса повел плечами, как бы желая прогнать печальные мысли.

Мне и раньше приходилось видеть подобное, - сказал он со вздохом. Я видел, как лед раздавил человека, хотя он бежал изо всех сил.

Именно в этот момент мы вспомнили о нашей лодке. Она осталась у края льда, когда люди бросились к Усукодарку; только Меквусак не двинулся с места. Мы поспешили обратно и сразу поняли, что вели себя как неразумные дети. Уже издали стало ясно, что лодка, наше единственное средство передвижения, потеряна.

Меквусак был беспомощен в своем одиночестве. Он пытался спасти хотя бы наши вещи. Лед неумолимо наползал, проглатывая лодку. Корма уже исчезла, и никакой пощады от льда нельзя было ждать - его ничем не остановить! Когда мы подоспели к лодке, или скорее к тому, что от нее осталось, Меквусак успел уже вытащить основное из нашей одежды, пищи и снаряжения.

Старому человеку мало удалось сделать, - сказал Меквусак с извиняющейся улыбкой.

Он не был особенно расстроен. Его, как фаталиста, ничто не трогало: в своей жизни он не раз дрейфовал на льду без лодки, чего не случалось ни с кем из нас. Но все же и мы пытались отнестись к случившемуся с философским спокойствием.

Ну вот, - сказал Семундсен со вздохом, - мы опять в том положении, в котором ты нас нашел, если не считать, что у нас нет даже лодки.

Положение было не из веселых, но все же не такое тяжелое, как в то время, когда пятерых китобоев несло через море Баффина к острову Саундерса. Сейчас мы во всяком случае знали, где находимся и как выбраться из ловушки; кое-кто не раз бывал в подобных переплетах, да и другие не отчаивались.

Как быть дальше? - обратился ко мне Билл Раса. - Теперь тебе придется принять командование, поскольку мы вынуждены прибегнуть к новой стратегии, а я в ней ничего не смыслю. Ведь не собираемся же мы сдаться и осесть здесь, не так ли?

Мы сейчас в лучшем положении, чем раньше, - заверил я его. - Теперь нам во всяком случае не придется тащить за собой тяжелую лодку. Давайте сядем и поедим, а затем приготовимся к прогулке!

Самое важное решение, которое мне предстояло принять, касалось направления нашего дальнейшего пути. Может быть, попытаться идти к острову Тома в надежде на то, что нам больше не помешает передвижка льдов? Или пуститься по менее опасному пути на материк и добраться до мыса Седдон, где у меня были родственники, которые безусловно побеспокоятся о нас, пока мы не сможем продолжить свой путь?

Наконец я решился на своеобразный компромисс. Я попытаюсь повести свою команду к единственному острову, находившемуся поблизости, к острову Бриант; это изолированный клочок земли - вернее, скала, торчавшая изо льда в середине залива Мелвилла. Там во всяком случае мы будем в безопасности, пока не разберемся в ледовой обстановке. Я объяснил свой план и высказался за то, чтобы разделиться на три группы. Нам придется шагать по льду немало часов, пока не достигнем острова, и мне казалось, что удобнее двигаться тремя группами, чем всем вместе.

Я решил идти вместе с дедом моей жены и спросил, не пойдет ли Томас Ольсен с нами. Билл Раса и Пабло должны отправиться с Квангаком, а Семундсен и Рокуэлл Симон составят хорошую команду с Итукусуком. Таким образом, объяснил я, в каждую группу войдет эскимос. Всем надо держаться как можно ближе друг к другу, и всегда следовать советам эскимосов.

Наконец, мы разделили наши вещи между группами, бросив то, что больше не могло пригодиться или оказалось слишком тяжелым. Каждая партия устроила себе нечто вроде тобоггана37, положив на тюленью шкуру самые большие тяжести, чтобы их можно было тянуть веревками по льду. Другие вещи мы связали и несли за плечами; гарпуны, хотя они тяжелы и неудобны, мы взяли с собой, чтобы опираться на них, как на посохи, и испытывать крепость нового льда. У меня было запасное ружье, теперь единственное после того, как Усукодарк унес с собой второе.

Перед тем как отправиться в путь, мы взобрались на небольшой айсберг, чтобы разобраться в состоянии льда и наметить пути продвижения. Насколько можно судить, между нами и островом Бриант не было открытой воды и поэтому не составляло труда определить общее направление пути. Я был, однако, рад, что мы разделились на три группы, так как довольно часто, как я и предполагал, возникали разногласия относительно того, как двигаться по торосистому льду, и каждая группа зачастую избирала свой собственный путь.

В то время я был еще молодым человеком, мне не раз доводилось ходить по торосистому льду, и я легко приспособился к условиям. Томас Ольсен был много старше меня, но по телосложению походил на медведя, да и сил у него было не меньше. Кроме того, это был умный человек. Он понимал, что находится не в своей стихии, и охотно слушался советов других. На это способны лишь умные люди. Меквусак был старше всех остальных, но ни в чем не хотел показывать своей слабости. Мы постарались нагрузить его меньше других, чаще делали привалы, и он от нас не отставал. Меквусак родился в пути, всю свою жизнь провел в пути, и ничто не могло застигнуть его врасплох или вывести из равновесия.

Мы шли много часов подряд по льду, совсем непохожему на каток. Изредка попадались ровные и легко проходимые участки, но бoльшая часть пути пролегала через высокие торосы; мы взбирались на них с одной стороны и скатывались с другой. Иногда приходилось ползти с большой осторожностью. Встречались и айсберги, такие высокие и крутые, что нам еле удавалось перебраться через них. Зачастую люди были вынуждены обходить полыньи, если обнаруживали их заранее. Иной раз набредали на тонкий лед, неспособный нас выдержать. Томас Ольсен дважды попадал в какую-то мешанину из воды и снега, под которой не было льда. Оба раза его вытаскивали невредимым, но он промокал до костей, и мы ничем не могли ему помочь.