Культ чувственности, наслаждений вел к тому, что внимание к телу, телесности, пластике оборачивалось в эпоху эллинизма новыми сторонами, демонстрировавшими возвышение эротического фермента. Если, к примеру, оценивать росписи греческих ваз и винных кубков, то можно заметить, что изображениям обнаженных мужчин и женщин присуща несомненная идеализация и возвышенность. Эротические сюжеты в классической Греции отмечены особой эмоциональностью и нежностью; фигуры вовлекаются в связь друг с другом так, что придают этому акту великолепную чувственную гармонию. В период эллинизма эмоционально-духовное качество эротической темы заметно нисходит; интимный акт воспроизводится среди других как своеобразный каталог сексуальных позиций, в которых абсолютизируется физиологический элемент. Это можно обнаружить во множестве древнеримских произведений изобразительного искусства.

Таким образом, на рубеже нашей эры остро заявила о себе проблема, которая не возникала в классической античности, — проблема различения в искусстве эротики и порнографии. Именно в этот период возникают сомнения, надолго укрепившиеся в дискуссиях европейского художественного сознания, относительно существования границ в художественном воспроизведении эротического. Искусствоведение и эстетика и поныне ищут критерии, анализируя художественные образцы разного уровня, заглядывая в глубь веков. Американский исследователь искусства эллинизма К. Байнес провел специальную работу в этом направлении и в итоге предложил два критерия различения художественной эротики и порнографии. Первый заключается в том, что в художественной эротике всегда присутствует индивидуальность, ее изображение — это образ с большей или меньшей разработкой характера, неповторимой психологией, так или иначе придающей произведению гуманистический пафос. Деградация художественного начала в порнографии, напротив, проявляется в том, что она безлична: взору зрителя предстают безличные образы самцов и самок. Второй критерий состоит' в том, что восприятие художественно-эротического вполне может быть публичным, в то время как порнография рассчитана на сугубо приватный характер, индивидуальное восприятие⁸.

Поздний период эллинизма отличается гетерогенностью духовных состояний и поисков, т.е. сосуществованием в его культуре множества самых различных, противоречивых, контрастных элементов. В связи с этим важно упомянуть неизвестного автора, оставившего трактат «О возвышенном» (I в.), и, конечно же, становление эстетики патристики, которая формируется как христианская философия начиная с I—II в. Параллельно с уже известными теоретическими линиями, культивирующими чувственное наслаждение, удовольствие, приоритет индивидуальных потребностей, представители философской патристики уделяют большое внимание вопросам загробного бытия, идеям нравственного долга и посмертного воздаяния.

В определенной мере можно сказать, что эта тенденция тоже отмечена духом индивидуализма (усиление внимания к личной судьбе, к своему будущему), но развивается она в ином русле. Теоретическая разработка идей загробного бытия, посмертного воздаяния повлекла за собой перемещение интереса в эстетике и искусстве от мифологических персонажей к символическому абстрагированию. Наблюдается отход от буквального восприятия антропоморфных богов греческой мифологии; развивается резкая критика по поводу того, что сами драматурги сочинили произведения, художники создали скульптуры, а затем все стали поклоняться этим скульптурам как идолам, что не может не восприниматься как смешное и абсурдное. Эстетика патристики (или ветхозаветная эстетика) основывается поэтому совсем на иных принципах, чем эстетика классической античности или эллинизма.

Прежде всего ветхозаветной эстетике чужда пластичность, т.е. зримость, конкретность, чувственность художественных образов. Само по себе совершенство произведений искусства не может быть предметом художественного любования. Возникают и развиваются достаточно фундированные теории о природе художественного символизма. Возникает не только понятие символического образа, но и понятие знака. Теоретики ветхозаветной эстетики ставят рядом такие понятия, как «изображение», «символ», «аллегория».

Известна эстетическая система Филона Александрийского (28 до н.э. — 49 н.э.), эстетика и философа начального периода христианского эллинизма, который трактует художественную реальность как отображение символов мира невидимого. Филон Александрийский — настоящая предтеча средневековой эстетики. Если в языческой античности красота тела ценилась сама по себе, как и красота изображения, то в его эстетической системе художественное произведение приобретает ценность в зависимости от глубины своей символики. Этот художественный мир обнаруживает духовное содержание, лежащее за буквальным текстовым изложением, т.е. выявляет иносказательный, аллегорический смысл, заключенный в его глубине.

Климент Александрийский (150—215) — философ, эстетик, христианский писатель, создал и последовательно развивал теорию символизма. Безусловно, поиск корней символизма и иносказания позволяет обнаружить влияние философии и эстетики Востока — древнеегипетских и древнееврейских философско-эстетических теорий. Климент подробно разрабатывает теорию композиционной запутанности, недосказанности, обрывочности. Более того, его собственные произведения отличаются этими же признаками. Он приходит даже к такому парадоксальному выводу, что истина, усматриваемая за завесой, выглядит более величественно и внушает к себе большее благоговение. Символический образ, по его мнению, необходим в литературном тексте для мобилизации духовных сил человека, для ориентации его разума на постижение высших истин бытия.

Эстетика патристики стремится преодолеть такие черты художественного восприятия, как статика и стагнация, обосновывает необходимость внутреннего напряжения для проникновения в высшие смыслы художественного текста. Уже во времена Климента философы стремились разобраться во многих логических несообразностях Библии. Климент высказывает мнение: если бы Писание последовательно и прозрачно излагало все события, то никто и не догадался бы, что в нем еще есть какой-либо смысл, кроме буквального. Порой, выходя из положения чисто риторически, цицероновскими приемами, Климент настойчиво утверждает, что некоторая несообразность, алогизмы — это компоненты сложной организации символического текста, направленные на сознательную концентрацию духовных усилий тех, кто хочет воспринимать его скрытый смысл. Философ отдает предпочтение такому литературному жанру, как притча. Он считает, что это одна из наиболее совершенных форм художественного иносказания. Притча — такой способ выражения мыслей, при котором само явление не называется, но изложением какой-либо простой вещи делается намек на существование более глубокого истинного содержания.

Все это свидетельствует о том, что, осуществляя разработку основ христианской эстетики, Климент поставил важнейшие вопросы многозначности художественного образа. В итоге понятие символа у Климента тяготеет к древнеегипетским иероглифам и располагается где-то между образом и знаком. Трактовка эстетических свойств художественной литературы оказывается ближе к ближневосточному типу мышления, чем к греческому. Все эти тенденции — апология символа, притчи, иносказания — и подготовили во многом развитие византийской эстетики, эстетики западноевропейского и славянского средневековья.

?

/. Какие тенденции художественной теории и практики эллинизма свидетельствуют об усилении психологической углубленности, акценте на субъективных, внутренних сторонах жизни человека ? 2. В чем состоит общеэстетическое значение символической теории художественного образа, разработанной философской патристикой позднего эллинизма?

ЛИТЕРАТУРА

Античные теории языка и стиля. М., 1936.

Витрувий Марк Поллион. Об архитектуре. Десять книг. М., 1936. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. М., 1962. Т. 1. О возвышенном. М., 1966.