<tab>Ага! По-моему, всё понятно. Эта пара: мужик «со звуком топора и ухватками лесоруба» снял у этой бабки в красной куртке квартиру. Она приходила за оплатой. Проверила мало-мальски чистоту, заглянула туда, где главный очаг, осталась довольна.

<tab>Я посмотрел на Марека. Парень даже листочков для лис-собак не приготовил. Сидел за столом, пристально разглядывал свои ногти — видимо, готов внимать. Поэтическая проза Бунина вряд ли запомнится Мареку, как и биография Нобелевского лауреата от литературы: слишком уж путаной она получилась в моём исполнении, без надрыва, как требуется. Я скомкал конец занятия, сумбурно объяснив, как нужно составлять сравнительную аналитическую таблицу по «Вишнёвому саду» и «Антоновским яблокам», и поспешил из квартиры Юхновичей, ибо уже составил авантюрный план знакомства с бабкой в красной куртке.

<tab>Во дворе обернулся и увидел Марека у окна. Он был с фотоаппаратом и почти не прятался. Стервец! Я-то ему зачем на фотках?

<tab>На двери подъезда номер два уродливое объявление из разряда перлов «С собаками гуляйте дома! Ступить некуда!». Домофона нет. Ни к чему тут он, раз такие требовательные жильцы здесь обитают. Позвонил в квартиру № 21, что сразу налево. Услышал шаркающие звуки и тоненький голос:

<tab>— Кто?

<tab>— Я по поводу объявления! Вы же квартиру сдаёте! — крикнул я практически по слогам.

<tab>— Экой! Всё сдано уже давно! — голос явно налился превосходством.

<tab>— Как? — я сыграл убедительное отчаяние. — А я так надеялся… Мне это так подходило!

<tab>— Так что ж ты, милок, не позвонил?

<tab>— Это я сглупил, — горько пожаловался я голосу. И тут же хитрый ход: — Девушка, а вы не знаете, кто-нибудь сдаёт в этом доме? Ну, или напротив?

<tab>Конечно, дверь сразу же отворилась! Бабка среагировала на «девушку» мгновенно. Открыла и хохочет:

<tab>— О-хо-хо! Вот те и девушка! Жених пожаловал к тебе, Макаровна! О-хо-хо! Что ж ты так поздно? Квартира-то уже полгода как сдана! Да и объявление я уже убрала.

<tab>— Я по старой газетке, — типа «завороженно» смотрел я. — А ваши постояльцы не собираются съезжать случаем?

<tab>Женщина прислонилась плечом к косяку, свернула наполеоновски руки под отворот халата и рассказала всё, что от неё требовалось:

<tab>— Не-е-ет, милок! Только вчерась Тимофей мне деньги передал, копеечка в копеечку. Хороший мужик, рукастый, всё ж сам делает. Представляешь, жена у него инвалид. Худущая, страшнущая, на кровати лежит, так её и не разглядишь под одеялом! И хворь у неё какая-то забубёнистая!

<tab>— Инвалид? Неужели? — подстегнул я её разговорчивость.

<tab>— Он её, бедняжку, на каталке возит, лекарства ставит, хозяйство всё сам ведёт… И не жалуется. Редкий мужчина! Так что я уж даже и цену-то повышать пока не буду. Тяжело ему. А коммуналка-то, знаешь, как выросла? Охо-хонюшки просто!

<tab>— Но ведь если у него жена инвалид, то им государство неплохую пенсию платит… — цинично польстил я государству.

<tab>— Хрена с два им платят! — воинственно повела бровью Макаровна. — Тимофей работает по вызовам, ремонтирует холодильники. Крутится, зарабатывает. Никто ему не помогает. А жене лекарства нужны. А ты знаешь, как лекарства-то нынче подорожали? Охо-хонюшки просто!

<tab>— Н-да… Так вы не знаете, сдаёт тут кто-нибудь ещё квартиры?

<tab>— Сдавала тут одна, так продала каким-то чуркам!

<tab>— Что ж… извините. Пойду я…

<tab>— Беги-беги, милок.

<tab>Значит, его зовут Тимофей. Ремонтирует холодильники. Рукаст, мастеровит, заботлив, благороден… Редкий мужчина! Почему же его, такого редкого и заботливого, не любит жена? Ведь должна быть благодарна ему: инвалидку выхаживает, не оставляет её, не пьёт, налево не ходит, мороженое покупает, игрушки дарит… А вообще, странные подарки жене… Или, может, настолько я в женщинах не разбираюсь? Мороженое и плюшевая собака — это то, о чём мечтает женщина… Хотя Ева очень молода. Сколько ей лет? Фигура очень субтильна, прозрачные руки, длинные ноги, совсем плоское тело, никаких женских выпуклостей, угловата и малоподвижна. Жаль, не разглядеть лицо… Но видно круги под глазами — свидетельство болезни. И ещё… Волосы, наверное, крашенные, они неестественного цвета, безжизненные и желтоватые. У больного человека трудно определить возраст. Её кожа наверняка мягкая и тонкая, ведь Ева постоянно укрыта от дождя, ветра, солнца… Комнатный цветок.

<tab>Этот лесоруб Тимофей её бьёт. Пользуется её беззащитностью. И, я полагаю, насилует. Сволочь! Садист! Уёбок! Где её родители? Почему они передали дитя в руки этого маньяка? Почему они не проверяют, как живёт дочь? Где все случайные и вынужденные друзья? Почему никто не может с Евой даже поговорить? Почему она целый день вынуждена общаться с этим ублюдком? Почему она всегда в спальне? Что с её ногами?.. Я понял, что прошёл мимо поворота в мой двор…

<tab>Я позвонил Андрюхе и спросил, какие препараты лучше купить от бессонницы. Тот, блин, утомил меня своими вопросами…

<center>***</center>

<tab>Русский язык в пятницу был сорван с самого начала. Двери квартиры мне открыла взбешённая Божена.

<tab>— Михаил Витальевич! Может, хоть вы? Пожалуйста, попробуйте с ним поговорить! Он отказался заниматься английским языком! Я не знаю, что и думать! Давненько такого срыва не было! Пойдёмте!

<tab>Марек сидел в углу своей комнаты, спрятавшись за пандой. Так-то не десятилетний отрок, чтобы такие коленца выкидывать! Я понял, что до меня целый час пытались усадить его за стол заниматься. И не вышло. Когда я вошёл и сел на корточки перед ним, Марек никак не отреагировал. Он с интересом разглядывал ухо грустного китайского медведя. Говорить с ним бесполезно, он ушёл в какую-то дальнюю комнату своего сознания и затихорился. Я оглянулся, всё как обычно. Может, шторы чуть шире открыты… На подоконнике всё те же бинокль и фотоаппарат.

<tab>— Я попробую что-нибудь сделать, — сказал я Божене, — идите, если что, я вам крикну…

<tab>Когда она обречённо удалилась, я подошёл к окну. Вроде ничего необычного. В доме напротив тишина. Тимофей умотал чинить чей-нибудь холодильник. Что же напугало Марека? Я уже было взял фотоаппарат, чтобы изучить последние кадры, как заметил, что стекло окна с тёмными зелёными шторами какое-то грязное. И я взял бинокль. Направил его на это окно. Увидел выпуклости гобелена на занавеске. И на стекле действительно грязь — жирные светло-розовые линии… Пасмурные тени делали окно «нечитаемым», но вдруг — как будто кто-то волшебное слово сказал — солнце на мгновение выглянуло из укрытия. И я увидел, что это не просто грязные разводы… Это буквы! Не помадой ли они написаны? Н… Е… палочка… Р… Что это? Некр… Нетр… Негр… Что за расовые лозунги? Стоп! Это английский! И это «Help»… «Помогите»? Чёрт! Чёрт! Я кинулся к Мареку, схватил его за плечи:

<tab>— Когда это появилось? Ты видел? Это Ева написала? Говори! Кивни просто! Марек! Ей нужна помощь, Марек? Когда? Кто написал?..

<tab>Марек беспомощно хватал воздух, щурился, смотрел то на панду, то на мои руки, но всё-таки пытался сказать:

<tab>— Н-н-н… Н-н-е …

<tab>— Ты не видел?

<tab>Вместо ответа парень нагнул голову и очень больно укусил меня за руку. Воспользовавшись тем, что я резко отстранился, Марек обнял пыльную панду, защищаясь от меня. А я обнял и панду, и его. И мы сидели безумным коконом, покачиваясь в стороны, вместо маятника в часах, который остановился в этой комнате, видимо, от безысходности.

========== Глава 4. «Другая жизнь» ==========

<tab>

<tab>

<tab>Первое, что я сделал — это пошёл в подъезд дома напротив, нашёл квартиру №45. По всему выходило, что Тимофея нет дома. Я приложил ухо к двери — там тихо. Решился и позвонил — вместо звонка какое-то птичье кряканье. Тишина. И я постучал, требовательно, кулаком. Не сразу, но я услышал голос: