— Тебе куда, папаня? — ласково спросил один, наскоро пожирая бутерброд с котлетой. — На юго-запад? Трояк дашь? Ну, ладно, подберу «парашютистов» из Талдома — и айда!
Через пятнадцать минут мы мчались по городу, с треском рассыпая в разных местах приезжих с мешками и составные детали авто. Машина таяла, что рафинад.
— Ты не боись, дед! — перекрывая свист ветра, каркал водитель. — Я на этом драндулете, может, самого Эсамбаева возил...
Минут через сорок мы забрали сберкнижку и продолжили ралли к кассе. «Десять минут туда, пять минут на операции, — считал я, — двадцать до «России»... Хрррясь! Наш тарантас влетел в пещерную выбоину у самой сберкассы. «Шеф» выскочил из мотора и стукнул кулачищем по скату, вызвав тонкий, певучий звон.
— Беги! — крикнул водитель, заразившийся накалом состязания. — Я за тобой мигом...
Преодолевая астигматизм на два глаза и крутой склон, я достиг дверей. Уфф!.. Не висел на них гадкий замок. Я дернул, дверь была вроде не заперта, но и не открывалась. Я понял, что ее держали изнутри. На двери читалось крупное: «С 8-30 до 20».
Дверь выпустила вкладчика, и я сунул ботинок в проем.
— Запираем, гражданин, — с отвращением сказала заведующая. — Читать умеете?
Не вынимая обувь из двери, я прочитал другое крохотное объявленьице: «Сегодня сберкасса закрывается на час раньше».
Выпущенный из двери вкладчик с интересом наблюдал за мной. Это меня подстегнуло. Дрожа, протянул я сберкнижку, говорил, кричал, настаивал, молил... Твердил, что я их самый старый вкладчик, что еще есть пять минут и что я не задержу...
— Как это не задержите! — возмутилась заведующая. — Мы не обязаны сидеть сутками. Свое время вы, небось, цените...
И тут появился милиционер.
— Вы здесь что бушуете, молодой человек? Я вас задержу.
Я видел свое отражение в дверном стекле и понял, что ко мне действительно надо применить санкцию. Такой я был растрепанный, подозрительный. Мертвым голосом я пояснил сержанту ситуацию.
— Сочувствую, — искренне сказал милиционер. — Но они не откроют, хотя лично я бы впустил. Это же не в продмаг за бутылкой...
— Минуточку! — вдруг сказал выпущенный из двери вкладчик. — А много ли вам не хватает?
Я чисто автоматически назвал сумму.
— Возьмите у меня, я кое-что снял с книжки, но нужно мне будет только завтра...
Я улыбнулся, ничего не сознавая. Я думал, что все это сон. Но незнакомец упорствовал, протягивая деньги.
— Не совсем понимаю, — пробормотал я. — Не зная человека...
— Да бросьте вы! — начал злиться незнакомец. — Достаточно взглянуть на вашу физиономию, чтобы понять, что что-то случилось. А завтра в девять принесете.
— Возьмите же хоть сберкнижку, — сказал я и хорошо сделал, что не успел произнести подлые слова — «в залог».
— Вы лучше поезжайте, — сказал благодетель, — а то и туда опоздаете...
Я живо, по солнечному освещенно, увидел долговязую фигуру поэта, пьяного от злобы, шатающегося под аркой кино «Россия».
— Вот это да, — уже подъезжая к «России», сказал шофер. — Вот это да! Вы мне, наверно, не поверите, а я бы тоже дал. Только вот не знаю... Книжку бы, наверное, взял, — сознался водитель. — А так бы выручил. Вон тот, костистый, не ваш напарник?..
Я увидел поэта и понял, что произошло еще что-то кошмарное. Теперь это был не воитель-победоносец, не гунн, а спущенная шина.
— Все погибло! — слегка завывая, продекламировал друг. — Сегодня все сберкассы закрылись на час раньше. Я не успею внести. Я так и знал. Это козни секретаря правления. Это он так устроил и нарочно всех оповестил за два часа...
Конец истории радужен. На заре лирик прикатил в сберкассу, оплатил пай и кометой ворвался в аудиторию акушерских курсов, арендованную под жеребьевку ЖСК «Калькулятор». По рассказам, до его прибытия дело шло следующим «макаром».
— Ну-с, — опытно считая в уме непришедших, сказал председатель, — я вижу, что почти все в сборе, можно начинать...
Заранее сладострастно грея руки, секретарь правления внес в помещение черный ящичек, одолженный у знакомого мага.
— Абонисимова! — скороговоркой выкрикнул председатель по списку. — Будкирь, Велькопельский, Гаранина...
Но тут, трясясь, встала одна седовласая пайщица.
— Позор вам, Афтанабиль Михайлович, — таким устрашающим голосом сказала пайщица, что у секретаря началась внутренняя икота. — Стыд и позор! За что я сражалась на фронтах двух войн? Вы же видите, что многие не успели...
— Семеро одного не ждут! — крикнул с галерки верный клеврет председателя. — Жеребьюем!
Но пайщица еще более страшным голосом потребовала занести в протокол. И тут набежали опоздавшие, потрясая квитанциями об уплате. Поэт, естественно, вытащил первый этаж, но это уже, так сказать, фатум, судьба-индейка...
Я же демонстративно аннулировал свой счет № 2877 в описанной сберкассе. Я ожидал, что все бросятся, будут просить меня не делать этого, но ничего не случилось. Так же безразлично мне выдали книгу жалоб. Я сел перед ней и подумал: что я напишу в этой книге, где через каждые три страницы значилось бесстрастное: «Книга просмотрена, ревизор такой-то»?
И тогда я решил бесхитростно описать это истинное событие без обозначения фамилий. Координаты сберкассы и имя заведующей я не указываю из нежелания дискредитировать в целом замечательных тружеников этого поприща. Фамилию таксиста просто не знаю. Благодетель же сообщить свои анкетные данные наотрез отказался. Кто он? Неважно. Се человек...
Р.S. На вопрос, законно интересующий вас, отвечаю: одолженные мне деньги в сумме ста тридцати рублей возвращены неизвестному полностью.