Потихоньку мне открывается вся картина. Вечером Марта вернулась с работы в нервозном состоянии. Она была в сопровождении молодого человека с машиной…
Я перебиваю рассказчицу:
— Вы когда-нибудь раньше его видели, этого малого?
— Нет, никогда.
— Он случайно не блондин в коричневом замшевом жилете?
— Да.
— Продолжайте…
Марта сказала своей квартирной хозяйке, что должна уехать к больной тетушке — но эту песню мы уже слышали от фармацевта с зобом! Она быстро собрала чемодан и, попрощавшись, уехала. Через три дня мадам Бризар-Фидж получила от Марты идентичное почтовое сообщение по почте о том, что она у тети… Любвеобильная племянница наказала мамаше Фидж сохранить еще один оставшийся здесь чемодан, пока она не сообщит, как передать его с оказией.
— Чемодан еще тут?
Грейс спрашивает, ответ: да.
Этот разговор происходит на узкой улочке. Престарелая чаровница смотрит на меня с обожанием, улыбаясь каждый раз во весь рот, когда мой взгляд попадает на нее. Моя переводчица, наоборот, сохраняет полную серьезность. Ее низкий голос заставляет меня вздрагивать.
— Послушайте, — говорю я ей, — я комиссар парижской полиции и работаю здесь с официального согласия британской полиции. Я чувствую себя страшно ущербным, поскольку не знаю английского… Я вам очень благодарен за неоценимую помощь. Она чуть кивает головой.
— Я прошу объяснить это все мадам Фидж и спросить разрешения посмотреть чемодан ее бывшей жилицы…
Грейс переводит старушке. Это прелесть! Мамаша Фидж испускает радостные звуки, когда узнает о моей профессии.
Она делает мне знак следовать за ней.
Я оборачиваюсь к Грейс.
— Могу я вас помучить еще некоторое время, мисс? Может быть, у меня будут вопросы к мадам…
— Я в отпуске, — отвечает она.
Лаконичная она, но очень милая.
Мы проходим через калитку и следуем гуськом за миссис Фидж, которая спешит вперевалочку впереди, как мама-утка…
Комната Марты пуста. Старушка с помощью нашей переводчицы объясняет, что с тех пор не может найти жильца.
Все оставшиеся вещи Марты хозяйка старательно уложила в плоский чемодан.
Я открываю крышку и провожу инвентаризацию под пристальным взглядом двух пар женских глаз.
В чемодане только белье, туфли и туалетные принадлежности.
Еще есть старая женская сумочка. Внутри булавки, салфетки, какая-то мелочь и ерунда, которую Марта положила сюда за ненадобностью.
Я продолжаю тем не менее вынимать содержимое и вдруг в маленьком кармашке внутри сумочки, закрытом на молнию, натыкаюсь на обрывок письма. Это первая половина старого послания, забытого в кармашке. И я понимаю, почему Марта разорвала листок: чтобы сохранить адрес! И хоть я ни бум-бум по-английски, но разобрать номер дома и название Кастом-Маркет ума хватает.
— Вы можете мне перевести, мисс Грейс? Она берет листок и читает:
Дорогой Map,
Я вынуждена уехать завтра в Лондон, но ты можешь его увидеть по адресу 122 Кастом-Маркет в условленное время. У него будет то, что тебя интересует. В отношении старика я думаю, что ты ошибаешься, полагая, что он не…
И послание обрывается.
Я прошу Грейс:
— Не могли бы вы мне еще раз прочитать?
Она легко соглашается.
Кто написал это? Кто этот тип, которого автор старательно не называет по имени? И кто этот старик? Кто этот «дорогой Map»?
Ладно, в конце концов, у меня есть адрес.
— Кастом-Маркет далеко отсюда?
— На окраине… Туда ходит автобус…
— Вас не затруднит указать мне дорогу? Грейс кивает головой.
— Вы хотите, чтобы я поехала с вами?
Предложение сформулировано абсолютно спокойно.
Я смотрю на нее, она смотрит на меня невозмутимо.
— Это очень мило с вашей стороны, но я не хотел бы мешать вашему отдыху.
— Отдых здесь не очень разнообразен, — отвечает она тихо.
— Тогда я ваш.
Я откашливаюсь, поскольку англичане все воспринимают буквально, и она может подумать, что…
Я кланяюсь мамаше Фидж. Она что-то тараторит без умолку, но Грейс не считает нужным ни отвечать, ни переводить…
Я понимаю, что старушка теперь никогда не забудет моего визита. И часа не пройдет, как весь квартал будет знать о том, что француз-легавый сунул нос в ее жилище. Я закрываю за собой калитку. Небо снова заволакивается тучами. Да и ночь скоро опустится вместе с туманом и сыростью…
Черт бы побрал это место! Но, к счастью, девушка очень милая. Стук ее высоких каблуков по тротуару отдается музыкой в моих ушах.
Глава 5
Где пойдет речь о саде, о платке, о пуговице и обо всем остальном.
Мы сидим друг против друга в набитом пассажирами автобусе. Вокруг нас рабочий люд с очень серьезным видом читает новости, которые его совершенно не касаются.
Грейс замечательно смотрится в своем светлом плаще. В ней есть та изюминка, которая мне дико нравится, — английская степенность.
У других это выглядит скорее грустно, но ей идет обалденно! Как вам объяснить? Чувствуется некий налет романтики. О, она мне очень нравится, эта Грейс. Если бы не ее серьезный вид, я бы ей рассказал историю про мальчугана, научившего дочь молочника играть в игру под названием «девяносто шесть» (или «шестьдесят девять» — для математиков).
Я тайком ее разглядываю. Она, естественно, это замечает, но вида не подает.
— Вы были знакомы с Мартой Обюртен? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она, — мы не раз вместе пили чай в доме миссис Фидж.
— Что она была за человек?
— Взвинченная интеллектуалка.
— Красивая?
— Очень красивая, но не умеющая ценить и подчеркивать свою красоту… У нее была умная голова, она многое знала, но совершенно не разбиралась в моде. Одевалась черт знает как. Без мысли, без выбора, даже…
— Серьезная?
— Не знаю… Во всяком случае, она никогда никого к себе не водила.
Некое подобие улыбки появляется на ее непроницаемом лице.
— Да и миссис Фидж этого бы не допустила…
— А вы? — перехожу я в наступление.
— Что я?
— Что вы делаете в жизни?
Она невозмутимо пожимает плечами.
— Просто живу.
— Отличный ответ, в романтическом духе. Но поскольку вы в отпуске, значит, вы что-то делаете. Кто вы по профессии?
— Я секретарша…
— Вы печатаете на машинке?
— Десятью пальцами… Над моей головой неоновая лампа, а под ногами резиновый коврик…
Ей, похоже, не очень нравится эта работа.
— Где вы выучили французский?
— По книгам, потом во Франции… Я была там по обмену, знаете такую систему?
— Вы были в Париже?
По тому, как она отвечает, понятно, что Грейс не только была в Париже, но и с грустью вспоминает об этом периоде своей жизни.
— Очень любезно с вашей стороны, что поехали со мной. Это как? В плане развлечения?
— Вы угадали.
Она отвечает просто и серьезно, и мне ясно, что не в ее привычках жеманиться.
Я пытаюсь ласково взять ее за руку, но она убирает ее спокойно, даже вежливо, боясь меня обидеть…
Я скашиваю глаза на соседа слева. У него сумрачный вид, как у несвежей селедки… Он клюет носом в газету.
Я стараюсь подавить зевоту.
— Еще далеко до Кастом-Маркет?
— Нет, на следующей выходить. Я вытаскиваю сигареты из кармана и хочу прикурить, но она останавливает меня:
— Здесь курить нельзя!
— Клево, — бормочу я недовольно, — но хотя бы на красивых девушек смотреть не запрещается?
Она отводит глаза.
О! Эта Англия, черт бы ее побрал!
Мы едем мимо нескончаемой стены какой-то фабрики и попадаем на большую безжизненную площадь, покрытую грязной пеленой тумана.
— Приехали!
Я пропускаю Грейс вперед и выпрыгиваю из автобуса.
— Это площадь Кастом-Маркет?
— Да…
— Остается найти сто двадцать второй номер.
Я не успеваю закончить фразу, как обнаруживаю, что номер 122 прямо перед автобусной остановкой.