Бойцы сидели — кто в казарме, а кто под навесом — и чистили оружие. Посредине двора, опершись на каменную стенку колодца, расположился старый партизан. Он уже начистил свою винтовку и теперь, направив ее в сторону закатившегося солнца, любовался сияющим стволом.
— Блестит?
— Как солнышко! Иди посмотри…
Космас взял винтовку и тоже направил ее в небо, еще светлое, красное. Ствол действительно блестел — сияли и гладкая поверхность, и спиральные бороздки, будто облитые ртутью.
— Ну как? — спросил партизан, забирая винтовку. — Погоди минутку, ты мне нужен, я тут записал номер…
Он вытащил из кармана блокнотик, где был записан номер винтовки. Он поставил этот номер на каждой странице и просил Космаса сверить, правильно ли он изобразил латинские буквы — IR 78584. Космас сверил.
— Правильно!
Партизан довольно улыбнулся.
— А теперь взгляни сюда!
И он показал Космасу приклад, на котором было вырезано: «Псалидас. ЭЛАС. 1942–1945».
Почти все партизаны сделали то же самое — вырезали на прикладах свои фамилии и даты. В казарме у самого окошка Космас увидел девушку, которая бритвой выскабливала на прикладе какие-то буквы. Это была Лаократия. Она не слышала его шагов и не оглянулась. Космас подошел на цыпочках и закрыл ей глаза. Лаократия встрепенулась, попыталась вырваться.
— Потерпи! — попросил Космас. — Попробуй-ка догадаться.
Она стала называть незнакомые ему имена.
— Нет! — говорил Космас. — Нет!
— Ну кто же ты? — потеряла она терпение и оглянулась. — Космас!
— Все-таки узнала! А я думал, ты совсем уж меня забыла… Покажи, что ты там пишешь.
«ЭЛАС-ЭПОН. 1943-194…» — вырезала Лаократия.
— Напиши и про Астрас, — посоветовал Космас. — Нельзя нам его забывать, тем, кто остался. А где Фигаро?
Фигаро появился с двумя дымящимися котелками.
— Поужинай с нами, — пригласил он Космаса. — Правда, третьей ложки у нас нет, но мы с Леньё обойдемся одной, а ты бери мою…
Они ели жидкую чечевицу и вспоминали вчерашние истории, которые уже стали старыми.
— Куда ты теперь, комиссар? — спросил Фигаро. — Что думаешь делать?
И снова Космас почувствовал ту же растерянность, как несколько часов назад с Вардисом.
— Там видно будет. Еще не решил. А вы что думаете?
Они переглянулись.
— Мы тоже еще не решили, — ответил Фигаро. — Леньё хочет в свою деревню, а я зову ее в Навпакт. Посмотрим еще, подумаем…
— А вы бросьте жребий! — пошутил Космас. — Ну, а дальше? Чем думаете заняться?
— У меня есть ремесло! Если поедем к Леньё, там многого не потребуется, обойдусь тем, что у меня есть, — машинка, ножницы, бритвы, — буду брить, как брил здесь. Дело несложное. Потом, может, прикуплю еще какой инструмент. А вот если поедем в Навпакт, то все мое барахло надо будет бросить на помойку. Найду работу где-нибудь в парикмахерской… Есть тут еще одна думка. В соседнем батальоне служит мой земляк, тоже парикмахер. Может, вместе откроем свое дело. Партизаны будут первыми клиентами.
Лаократия пошла мыть котелки.
— Послушай, может, ты знаешь, — тихонько спросил Космаса Фигаро, — как мы будем добираться домой? Подвезут нас или пешком потопаем?
Космас не задумывался над этим и пожал плечами.
— Не знаю… Наверно, развезут, как же иначе?
— Мы тоже так думаем… А пока не знаем наверняка, не можем решить, куда податься. Если повезут, то мы, конечно, поедем в Навкапт. А если пешком… не поплетешься же туда пешком? Придется идти день и ночь, а у Леньё нога еле срослась после перелома…
— Не волнуйся! Дадут машины! — успокоил его Космас.
— Мы тоже так думаем! — обрадовался Фигаро. — Пусть какой ни есть драндулет. Пусть хоть одна Леньё поедет, а я, если места не будет, доберусь и на своих на двоих…
Со двора донеслись крики. В дверь заглянула Лаократия:
— Рота уходит! Пойдемте попрощаемся с ребятами, Во дворе строилась партизанская рота.
— Куда это они? — спросил Космас.
— В округ. Они не из нашей дивизии, Пойдут сдавать оружие вместе со своими.
Рота с песней двинулась в путь.
— Счастливый путь, ребята! — Провожающие бежали рядом, пожимали руки, целовались. — Будьте здоровы! До свиданья!
Среди провожающих Космас увидел мощную фигуру Фантакаса, возвышавшегося над товарищами, как деревенская колокольня. Космас окликнул его. Фантакас подбежал, еще издалека протягивая огромную ручищу. Он обрадовался встрече с Космасом, но даже эта радость не могла стереть с его лица глубокого огорчения. Взгляд его был беспокоен, тяжел и угрюм.
— Чего такой невеселый? — спросил его Космас.
— Ас чего веселиться? Знаешь, как у меня сейчас на сердце? — Фантакас вздохнул. — Как будто иду на похороны…
— Нельзя так! Нельзя отчаиваться!
Фантакас взглянул на него с обидой.
— Не то говоришь…
Он оглянулся, снова вздохнул. И задумался.
— Да что с тобой, Фантакас?
— Тебе я скажу, — вдруг решился Фантакас.
Он взял Космаса за руку и повел в темный закоулок за казармой. Огляделся вокруг — ни души.
— Глянь-ка сюда! — Фантакас быстро расстегнул шинель и распахнул одну полу. Там, привязанный к телу черной веревкой, висел автомат «томпсон». На широченной груди Фантакаса он почти не выделялся. — И никому я его не отдам!
— Это называется нарушением приказа!
Фантакас рассердился:
— Разожги костер и скажи мне: «Прыгай!» Я прыгну! Но автомат не отдам! Знаешь, кто проехал здесь сегодня утром?
Космас догадался еще до того, как Фантакас назвал его имя.
— Тот самый предатель, посыльный из Шукры-Бали! С отрядом национальной гвардии! Два наших парня видели его на вокзале, они здесь, хочешь — спроси у них. Сюда он не приехал потому, что здесь его даже собаки знают, Будет отбирать оружие в Македонии. А когда отберет, явится сюда. Один раз он убивал меня при немцах, теперь захочет убить при англичанах. Так что автомат мне пригодится…
Фантакас застегнул ремень, подобрался.
— Не тужи, Фантакас! Больше бодрости! — обнял его Космас. — Времена переменятся…
— Бодрости у меня сколько хочешь, а вот патроны если понадобятся, где найти патроны?
— Пусть лучше не понадобятся! Будь здоров! — И Космас почувствовал свою руку в твердой ладони Фантакаса.
— Будь здоров, Космас! До скорого свидания!
— В Афинах?
— А! — Афины Фантакаса не привлекали. — Давай лучше на Астрасе. Там ели и воздух чистый…
В город Космас вернулся вместе с Бубукисом, которого тоже встретил в казармах. Бубукис сказал, что в газету пришло письмо от Спироса. Письмо было из Трикала, туда занесло при отступлении редакцию «Свободы». Спирос спрашивал о Космасе и просил передать ему, чтобы тот поскорее ехал в Афины и разыскал их редакцию.
— Они, наверно, уже в Афинах! — говорил Бубукис. — На днях газета снова откроется. А вы тоже на днях сдадите оружие и поедете…
— А ты что собираешься делать?
Бубукис улыбнулся, и его голос зазвенел, как колокольчик:
— Жду распоряжений! Пока что останемся здесь, с нашим дорогим Лиасом.
— А Элефтерия?
Лицо Бубукиса осветилось радостью.
— Элефтерия со мной! Надо поскорей подыскать попа и обвенчаться. Мы, брат, надеялись увильнуть от этой процедуры, думали, что наш брак будет первым гражданским браком в Греции…
«Одним из первых, потому что не вы одни так думали», — хотел сказать Космас, но промолчал. Зачем портить другу настроение? Бубукис был счастлив, это чувствовалось даже по его легкой, прыгающей походке. И он заслужил свое счастье, он тоже дорого за него заплатил: годы юности остались позади — в тюремных камерах и на двух-трех островах Эгейского моря. Но счастье, когда ты его наконец находишь, поспешно перечеркивает дурные дни прошлого и заодно те дурные дни, которые, может быть, придут.
…Бубукис тоже умолк, словно устыдился своего счастья перед горем Космаса. Так, молча, они вошли в Астипалею.
— Погоди, — вдруг насторожился Космас, — что это еще за песня?