3

Майор Локтев вступил в командование полком в марте 1942 года. Полк формировался из молодых летчиков и техников, только что окончивших училища. Предстояло в кратчайший срок подготовить часть к боям.

Отличный истребитель, но человек по натуре горячий и вспыльчивый, на первых порах Локтев допускал грубые ошибки в обращении с подчиненными, которые вызывали отчужденность между командиром и коллективом. Как трещина разделяет льдину, так командир отдалялся от своего полка. На счастье на пути Локтева оказался военком Дедов...

Как-то после ужина Локтев зашел в землянку. Дедов писал. Локтев молча порылся в своих бумагах, взял нужную и направился к выходу.

— Куда, Григорий Павлович? — остановил его военком.

— А что?

— Садись, мне поговорить надо с тобой.

— О чем? — пожал плечами Локтев.

— Садись, узнаешь. Григорий Павлович, так долго не протянешь. Самое трудное впереди, а ты уже сейчас, как тень. На себя не походишь, одни глаза да нос торчит.

— К чему это вы разговор завели? Короче, мне некогда, — нехотя садясь на табуретку, бросил Локтев.

— Ты командир полка и у тебя на все должно хватать времени, в том числе и на разговор со мной.

— Что это, исповедование?

— Душевная и дружеская беседа старшего товарища.

— Пока мы на одних правах, и я не считаю себя, младшим по отношению к вам, — переходя на официальный тон, повысил голос Локтев.

— Дело-то не в чинах, дорогой Григорий Павлович, — сказал военком, — а...

— А, понимаю. Как представитель партии и Советской власти, — с иронией продолжал Локтев.

— Да, как представитель партии, я с вами и хочу поговорить, — словно не замечая иронии, тоже официально ответил Дедов. — Это, во-первых. Вы мне в сыновья годитесь, и у меня больше житейского опыта и больше опыта руководства коллективом. Это тоже обязывает меня говорить о вашем стиле работы. Дальше. Мы, как члены партии, обязаны указывать друг другу на недостатки. Ну, и, наконец, как товарищ по работе я должен предостеречь вас от тех последствий, к которым могут привести ваши ошибки в руководстве полком. Есть замечательная пословица: «Друга осуждай в глаза, врага — за глаза». Так вот, я хочу сказать вам в глаза, что думаю. Куда вы сейчас собрались?

— Вторая начинает полеты.

— Ну и пусть летает, там есть командир эскадрильи, комиссар, пусть они и руководят полетами.

— Напортачат, а мне отвечать.

— И мне, — Дедов пристально посмотрел командиру в глаза. — Вот в этом и есть один из твоих недостатков.

Ты не доверяешь своим помощникам, лезешь во все сам. Отбиваешь у них инициативу, снижаешь ответственность за порученное дело. Носишься, мечешься, чрезмерно расходуешь свои силы, а когда нужно будет вести полк в бой, ты выдохнешься.

— Не выдохнусь, сухое дерево всегда крепче, а толстым никогда не был, — более спокойно ответил Локтев. Но, вспомнив слова комиссара о доверии, снова вспылил: — Довер-рие, доверие! Какое тут, к чертовой матери, довер-рие, когда сроки подготовки полка уходят, а у нас все еще ни у шубы рукав! Спросят с нас: когда будет готов полк? Что ответим?

— Эх, ты, голова садовая. Одного ты не можешь понять, что своим метанием из стороны в сторону ты не ускоряешь подготовку полка, а тормозишь ее. Командир должен быть требовательным, но без истерики. Там, где надо одобрить, ты разносишь, где дать твердые толковые указания — кричишь. Иногда оскорбляешь людей. Командир, это прежде всего воспитатель, старший товарищ. Знаю, что ты простой, душевный человек, любишь своих подчиненных, но зачем напускать на себя не в меру строгость? Думаешь, от этого дело пойдет лучше? Ошибаешься.

— Вы говорите об умении руководить, — перебил Локтев. — А откуда ему быть у меня? Началась война — я был командиром звена. Бои и бои без конца. Убили командира эскадрильи, меня на его место поставили, а ничего не изменилось: полеты, бои, полеты, бои. На земле, по сути дела, я не встречался со своими подчиненными. А теперь вот полк дали.

— Вот и надо приобретать это умение. Чем быстрее, тем лучше. Теперь время другое. Поставили — руководи, но с толком.

Дедов положил свои тяжелые руки на костлявые плечи командира и тихо, но твердо закончил:

— Ты часок отдохни, а я пойду, уже моторы запускают. Да, чуть не забыл. Если сразу не уснешь, почитай. Это выдержки из книги генерала Драгомирова. Умница был. Он писал для сержантов, но полезно почитать и большим начальникам.

Комиссар ушел, а Локтев лег и задумался. На душе было муторно. Никогда не думал, что так нехорошо может получиться.

ГЛАВА III

1

Бозора Мирзоева, как «безлошадного», послали в дом отдыха летчиков Карельского фронта.

Городок, где находился дом отдыха, стоит в ущелье. Здесь часто бушевали метели. Горожане расчищали дорожки и вдоль домов образовались коридоры с высокими снежными стенами.

Подняв воротник летной куртки и поглубже надвинув ушанку, Мирзоев поздним вечером возвращался с прогулки. Под ногами звонко хрустел снег.

— Ах! — раздался испуганный возглас, и с сугроба скатилась девичья фигурка.

— Ушиблись? — участливо спросил Бозор, помогая пострадавшей подняться.

— Благодарю... испугалась чуточку, — переводя дыхание, ответила девушка певучим мягким голосом.

— Разрешите, я немного за вами поухаживаю, — робко сказал Бозор и начал отряхивать снег с пухового платка и коротенькой шубки.

В темноте черты лица были плохо различимы, но голос показался знакомым.

— Нам, наверное, по пути? — поравнявшись с девушкой в том месте, где коридор был шире, спросил Бозор.

— Не знаю... Я не знаю, куда вы идете... Если в дом отдыха, то по пути...

— Вы угадали, — ответил он, несмело беря спутницу под руку, и добавил: — Разрешите, я вас буду немного поддерживать...

— Какая внимательность... Вы всегда такой внимательный? — с легкой иронией спросила она.

— У вас так много снега, — вместо ответа проговорил Бозор.

— А у вас меньше?

— Конечно, меньше.

— То-то вы и обращаетесь к нам, чтобы чистить поле.

Незаметно дошли до большого здания.

— Вот я и дома, — сообщила девушка.

— О, так мы рядом живем, — обрадовался Мирзоев, но, тут же погрустнел: уж очень скоро окончился приятный путь.

— Большое вам спасибо, — высвобождая свою руку из руки Бозора, поблагодарила девушка. — Теперь я сама дойду и думаю, что больше не упаду.

Бозор зашел в подъезд. Свет электролампочки осветил лица. Они глянули друг другу в глаза и почти одновременно воскликнули:

— Храбрый летчик!

— Агрессорша!

Оба задорно и весело засмеялись.

2

В биллиардной Бозора встретил Афоня Кучеренко.

— Ты где болтался? Из-за тебя партию проиграли.

Бозор, не обратив внимания на упрек друга, прошел в угол, уселся на мягкий, глубокий диван. Вынул из кармана удостоверение личности, извлек лежавшую в нем маленькую фотокарточку. И чуть не привскочил на диване. На фотографии с надписью «Захочешь — найдешь. Таня» была конечно же она, эта самая «агрессорша».

Мысль мгновенно возвратила его к недавнему прошлому.

...Через густую темно-коричневую дымку, словно через закопченное стекло, устало проглядывает полярное солнце. Порывистый ветер ласкает загорелые лица воинов. Полк выстроен на границе летного поля, фронтом к командному пункту.

Вот массивная дверь под нависшей глыбой открылась, и из проема вышла большая группа людей.

Впереди полнеющий, но еще стройный генерал и сухой, жилистый, коренастый горняк, забойщик Орехов, за ними — военком полка Дедов с рабочей делегацией. Позади — трое военных, у одного из них зачехленное знамя, за плечами двоих — русские трехлинейные винтовки.

— Полк, смир-ноо-о! Равнение на середину! — командует майор Локтев и, повернувшись кругом, четким шагом идет навстречу комдиву. За три шага, пристукнув каблуками, приложив руку к пилотке, рапортует: