Изменить стиль страницы

Виктор не возражал, да и что он мог сказать? Что не все солдаты беспрекословно подчиняются своим командирам, что пропагандистская работа Национального комитета «Свободная Германия» направлена на то, чтобы заставить немецких солдат думать. Рост числа перебежчиков и показания, которые они давали, свидетельствовали, что эта работа велась далеко не напрасно. Виктор мельком посмотрел на долговязого, сидевшего рядом с ним. Почему этот человек, рабочий по профессии, еще раньше не вышел из войны? Да только потому, что узко мыслил. Работал ткачом на маленькой фабрике и, можно сказать, ничего не видел дальше своего носа. И только теперь кругозор его несколько расширился. Разумеется, советским товарищам, выросшим в совершенно других условиях, было нелегко представить себе положение немцев и причины их пассивности.

Молча они ехали по гладкой, схваченной морозцем после захода солнца дороге. Бывший ткач был готов обратиться с воззванием через ОГУ к своим сослуживцам. А на улице, возле дома, там, где его оставил Кипиани, стоял шестнадцатилетний украинский юноша. Противоречивые чувства обуревали его, но хотел он только одного: чтобы все, кто находились в машине, вернулись бы обратно живыми.

11

День и ночь продолжалось сражение. Не было времени ни поесть, ни тем более поспать. Анатолий тоже получил новое задание. Заместитель майора Кипиани капитан Малкин поручил юноше исполнять обязанности секретаря при ведении допроса военнопленных и сопровождающего. Так Анатолий одновременно соприкоснулся не только с немецкими пленными, но и с уполномоченными комитета «Свободная Германия». Некоторые из них работали в соседних полках и временно были прикомандированы к капитану Малкину. Особенное внимание Толика привлек вахтмайстер Рихард Эберле, грубоватый юмор которого казался Толику несколько искусственным. До войны Рихард работал в Мюнхене на металлургическом заводе. Инстинктивно Анатолий сравнивал всех немцев, с которыми он встречался, с Виктором, в честности которого юноша больше уже не сомневался. Виктор был человеком спокойным, немногословным и совсем не умел смешить других. Анатолий, глядя на Виктора, сделал для себя вывод, что честность всегда сопутствует серьезности, а поскольку он не замечал этой серьезности у Эберле, то и смотрел на него с подозрением.

А однажды ночью к ним привели нового пленного. Звали его Франц Цингет. Прежде чем вести на допрос, пленного пришлось переодеть, потому что одежда его была мокрой: он переплывал речку, разделявшую немецкие и русские позиции. Когда же он вылез из воды на берег, то его сразу заметил советский артиллерийский наблюдатель.

Глядя на сорокалетнего пленного немца, капитан Малкин задумчиво чесал лысину. Не всякий немецкий солдат мог решиться на такой переход линии фронта, а раз уж пленный на это пошел, то, по-видимому, имел для этого серьезную причину.

На допросе выяснилось, что Франц Цингет родом из Гамбурга, уже восемнадцать лет состоит в Коммунистической партии Германии. За свои политические убеждения он два с половиной года просидел в тюрьме, а затем был призван в армию и отправлен на фронт.

Малкин внимательно слушал пленного.

Далее Цингет рассказал, что его брат, тоже металлист, функционер КПГ, в настоящее время находится в концлагере. Когда Франц заговорил об этом, на его лицо легла печать глубокой печали. Затем, несколько оживившись, он заговорил о немцах, о рабочих, о компартии своей страны. Печаль его постепенно рассеялась. Все, по его словам, были в чем-то виноваты и заслуживали не доверия, а наказания за свои ошибки, и это наказание должно было их образумить.

Толик внимательно следил за пленным. То, что ему было непонятно, а он с каждым днем старался все лучше и лучше узнать немцев, ему объяснял сидевший рядом с ним Эберле. Франц Цингет не понравился Анатолию, более того, он произвел на юношу отталкивающее впечатление. Эберле, который все время пытался шутить, казался Анатолию гораздо симпатичнее. Капитан Малкин был доволен текстом для передачи, который написал Франц Цингет.

Спустя полчаса Анатолий сидел на ротном НП и слушал, как Эберле зачитывает текст воззвания, написанный

Цингетом, через ОГУ. Сам Цингет молча сидел рядом, глядя в пустоту перед собой.

Нет, это спокойствие не понравилось Толику. Во всяком случае, его никак нельзя было сравнить со спокойствием, каким обладал Виктор Андреевич.

— Эй, люди! — крикнул Эберле в микрофон в самом конце передачи. — Если вы хорошо слушали, то поняли, что с вами говорил не кто-нибудь, а вахтмайстер Эберле из пятой роты…

— Все это треп! Вахтмайстер Эберле убит! Скажи лучше, откуда ты родом?! — крикнул кто-то из немецких окопов.

— Я из Мюнхена, по профессии металлист. Только я немного лучше вас понял, что такое хорошо и что такое плохо…

— Если ты из Мюнхена, то спой нам самую популярную в городе песенку.

Эберле рассмеялся прямо в микрофон:

— А почему бы и не спеть!.. Навостри-ка получше уши!

В этот момент Цингет наклонился к Эберле и что-то прошептал ему на ухо. Эберле кивнул и пробормотал:

— Очень хорошо! — Наклонившись к микрофону, он сказал: — Да, я вам вот что еще хотел сообщить: рядом со мной сидит камарад из третьей роты. Он мне только что как раз поведал, что наделал со страху Берендт из первого взвода. — И Эберле громко засмеялся. — А теперь я вам спою!

И он запел о придворном пивоваре. Цингет подпевал ему. Вдвоем они допели песню до конца. Когда песня смолкла, из немецкого окопа послышались аплодисменты.

— Видно, представление пришлось по вкусу, — усмехнулся капитан Малкин.

Однако, едва они покинули ротный НП, с немецкой стороны открыл огонь станковый пулемет, а вслед за ним начали бить минометы.

Эберле дернул Цингета за рукав:

— Будь осторожен, парень!

Однако Цингет не обратил никакого внимания на это предупреждение.

— Какая глупость, какая безграничная глупость! — цедил он сквозь зубы, глядя в сторону гитлеровских окопов.

— О какой глупости вы говорите? — спросил Цингета капитан. — О своей собственной?

— Вполне возможно, — ответил Цингет и, хлопнув в ладоши, громко воскликнул: — Хватит, люди! Хватит!.. Прекратите!.. — И совсем тихо добавил: — Какое странное существо человек… Еще вчера я трясся за свою жизнь… а сегодня уже ничего не боюсь. — Повернувшись к Эберле, спросил: — Ты это понимаешь, товарищ?

Анатолий внимательно следил за выражением лица худого немца, он даже понял кое-что из его слов.

Эберле, ничего не говоря, положил руку на плечо Цингета.

Возвращаясь в село, Анатолий думал о немецких коммунистах. Он теперь начал понимать, что они взялись за выполнение необыкновенно трудной задачи. Борьба, которую им предстоит вести, чрезвычайно тяжела. Некоторые немцы, как, например, этот рабочий из Гамбурга, могут даже потерять мужество, но с Виктором такого не случится. В этом Анатолий был уверен.

12

Увидев, что Кипиани улегся на походной кровати, Виктор на миг задумался, стоит ли ему беспокоить майора. Он на цыпочках приблизился к кровати.

— Ну, что там еще? — недовольно проворчал Кипиани, почувствовавший, что кто-то вошел в комнату.

— Товарищ майор, разрешите доложить: сорок человек перешло к нам! Что вы на это скажете? И все они хотят присоединиться к антифашистскому движению! Они познакомились с Манифестом комитета и заявили о солидарности с ним.

— Сорок из двухсот? Не многовато ли? — спросил Кипиани, поправляя фитиль в коптилке.

— Товарищ майор, это еще не все! — Виктор с трудом сдерживал радостное волнение. — Пять радистов изъявили желание работать на комитет.

Кипиани скептически покачал головой и заметил:

— Что-то события развиваются чересчур быстро… Приведите их ко мне.

— Они ждут вас.

Через минуту в комнату вошли пятеро солдат. Майор внимательно посмотрел на каждого из них, и это, видимо, смутило солдат. Однако едва Кипиани начал задавать им вопросы, как от их скованности не осталось и следа. Казалось, они только и ждали того момента, когда смогут поговорить с советским офицером, чтобы рассказать ему, в каком тяжелом положении находятся немецкие солдаты. Некоторые из них до сих пор все еще верят фашистской пропаганде и не верят в то, что русские не расстреливают пленных. Вот они, радисты, и придумали свой план, с помощью которого им удастся убедить их в обратном. Но для этого им нужно вернуться в свои части, чтобы уже одним своим появлением показать, что фашисты лгут. Кроме того, они попытаются убедить солдат своего взвода, а то и всей роты сдаться в плен целым подразделением. Вернувшись в части, радисты будут поддерживать связь по радио с группой майора Кипиани. Позывной — «Красный черт».