Изменить стиль страницы

Наверху им никто не встретился. Они оказались в домике садовника. На стенах висели мотыги и ножницы для стрижки деревьев, в углу валялась целая груда цветочных горшков и мешки с удобрением, пахнущим навозом. Как и остальные монастырские постройки, домик был добротным каменным сооружением, сложенным из желтоватого камня и украшенным искусными витражами, вставленными в круглые окна. Все еще борясь с безумием, Кара надеялась, что эта вонь окажется достаточно сильной, чтобы перебить будоражащий, влекущий запах крови.

Она и ее товарищи подкрались к двери и выглянули наружу. Кара затаила дыхание. Несколько драконов, рыча, пожирали труп сородича. Они с такой жадностью рвали его на части и тут же глотали их, что изуродовали тело практически до неузнаваемости. Но Кара все же сумела разглядеть отдельные медные чешуйки, сверкающие на солнце.

Ярость переполнила ее. Она ненавидела цветных, осквернивших тело ее друга, почти так же сильно, как презирала себя, потому что ей страстно хотелось присоединиться к их пиру. Она должна была отплатить прихвостням Саммастера за это зверство. Она сконцентрировалась, готовясь к превращению из человека в дракона.

Каким-то образом – наверное, заметив ее изменившуюся осанку, – Дорн уловил намерение певчей, взял девушку за руку и повернул к себе.

– Нет, – шепнул он, глядя ей прямо в глаза.

Какое-то мгновение она готова была сбить его с ног, убрать с дороги, но потом возмущение уступило место стыду.

– Прости.

– Все в порядке, – с некоторой неловкостью отозвался Дорн. Голос его прозвучал резко, как и всегда, когда он пытался кого-нибудь утешить или подбодрить.

– Безумие совсем рядом, – пожаловалась она, – все время.

– Ты справишься.

– Посмотрите туда, за Шатулио, – прошептал Рэрун.

Она попыталась приглядеться. Клубок извивающихся, дергающихся драконов неподалеку мешал ей, но все же, то вытягивая шею, то приседая, она сумела рассмотреть дальнюю часть сада.

Там на земле лежал огромный зеленый гравированный дракон, изодранный зубами и когтями. Однако его мясо никто не ел. Наверное, победитель приберегал тушу для себя. Убийцей его наверняка была старая красная дракониха, командовавшая всем драконьим войском. Кара слышала, что подданные называют ее Малазан. Обожженная, искалеченная и истекающая кровью едва ли не так же, как побежденный ею враг, она лежала на клумбе с пурпурными цветами. Два дракона поменьше суетились вокруг нее, шипя заклинания, чтобы залечить раны и вернуть ей прежнюю силу.

– А теперь, – сказал Рэрун, – пошли вниз. Мы и так задержались здесь слишком долго.

Лишь когда они добрались до подземелья, Кара заговорила:

– Уверена, это Шатулио как-то ухитрился сделать так, что Малазан и зеленый сошлись в поединке.

– Я тоже так думаю, – кивнул Рэрун, – а значит, он победил, прежде чем враги расправились с ним.

– Он уничтожил одного из двоих самых серьезных бойцов, – заметил Дорн, – и жестоко ранил второго. Даже притом, что ее лечат целители, она какое-то время не сможет возглавлять атаки. Медный подарил нам небольшую передышку.

«Я сумею ею воспользоваться, – подумала Кара. – Обещаю тебе, Шатулио».

И словно в насмешку над ее клятвой все те тома и свитки, которые ей еще предстояло прочесть, – полка за полкой, стеллаж за стеллажом, комната за комнатой, – непрошено всплыли перед ее мысленным взором.

Глава 10

15 Киторна, год Бешеных Драконов

Деревья, нечасто, встречающиеся в Фаре, были карликовыми, искривленными и узловатыми, истерзанными вечными ветрами. И, тем не менее, этот экземпляр, выросший на затянутой облаками вершине горы, оказался достаточно крепким, чтобы выдержать тяжесть обнаженного трупа орка. Гоблин со свинячьей мордой болтался в петле из сыромятной кожи, таращась пустыми глазницами, из которых какая-то голодная птица выклевала глаза, и распространял вокруг жуткую вонь. На груди и животе мертвеца виднелось множество ран. Без сомнения, одна из них и стала причиной его смерти. Над этими боевыми отметинами кто-то грубо вырезал изображение злобного рогатого существа и скрещенных под ним кривых сабель.

Павел решил, что это знак соперничающего племени орков, убивших чужака за то, что он вторгся на их территорию, и повесивших его тут в назидание другим возможным нарушителям.

– Ну что, – поинтересовался Уилл, – мы готовы?

Он стоял, положив руку на рукоять своего изогнутого меча. Когда зеленые драконы улетели, друзья отыскали и заколдованное оружие, зажатое в руке мертвого огра, и солнечный амулет Павела среди барахла Ягота. По мнению жреца, это было последней удачей на их пути.

Все время, прошедшее со дня уничтожения огров, двое путников пытались пробраться назад в Фентию, но без лошадей дело продвигалось медленно. Снова и снова им приходилось отклоняться от курса, чтобы избежать встречи с мародерствующими драконами или орками и великанами.

Вот если бы они с Уиллом путешествовали в компании одного из Кариных приятелей! Как славно было бы унестись прочь из этого пустынного места на крыльях дракона. Но Великий Сумрачный край лежит прямо у северной границы Фентии. Павел и подумать не мог, что будет так трудно добраться туда, и поэтому казалось разумным отправить всех крылатых союзников исследовать более отдаленные места.

Наконец, отчаявшись хоть немного продвинуться к цели, они с хафлингом решили под покровом ночи проскочить по территории, заселенной орками.

Проблема, конечно, состояла в том, что гоблины способны видеть в темноте. Но не так хорошо, как люди видят днем, так что, возможно, навыки охотников помогут друзьям.

– Я готов, – отозвался Павел.

– Не хочешь произнести заклинание тишины?

Павел покачал головой:

– Если кто-нибудь будет ко мне подкрадываться, я хочу иметь шанс услышать его. Я могу бесшумно красться и без помощи магии.

– Ты крадешься так же тихо, как трехногий бык, – фыркнул Уилл, – впрочем, как пожелаешь. Я пойду впереди. Держись в десяти шагах позади меня, пока я не махну тебе, чтобы ты подошел ближе.

Они крадучись двинулись вперед, стараясь не подниматься на вершины невысоких холмов, чтобы их силуэты не вырисовывались на фоне неба.

Там, в небе, невидимые за тучами, плыли Селуна и звезды, но все же частица их света просачивалась сквозь облака, едва рассеивая тьму. Свистел холодный ночной ветер. У Павела снова заныла нога. Хотя Уилл постарался на славу, выпрямляя ее, жрец все же слегка прихрамывал и думал о том, что хромота скорее всего останется навсегда. Что ж, возможно, дамы сочтут ее следствием доблести, а значит, и его найдут очаровательным.

Они пробирались впотьмах уже около часа. Вдруг бывший вор поднял руку, делая спутнику знак остановиться, и сам крадучись вернулся назад.

– Что? – прошептал Павел.

– Я думаю, орки. Может, группа охотников. Я их еще не вижу, но слышу. Они вон там, – показал он, – и идут туда.

Павел напряженно прислушался, но не различил ничего, кроме завываний ветра. И все же он не сомневался, что Уилл прав. Слух хафлинга был более чутким, чем человеческий.

– Спрячемся и переждем, пока они пройдут?

– Да. – Уилл отцепил от пояса пращу. – И будем драться, если нас заметят. Пошли.

Они притаились в зарослях кустарника. Сердце Павела забилось быстрее, он мысленно перебирал заклинания, которые держал наготове для боя, и пытался уловить хоть что-нибудь, говорящее о приближении орков. И вдруг услышал: свирепый лай и сразу вслед за ним грубые голоса.

– Ты не сказал, что у них есть собаки, – возмутился Павел.

– Я не знал, – парировал Уилл. – Пока эти твари не учуяли нас, они не издавали ни звука. Ну что, красавчик, мы влипли. Постарайся не наделать в штаны.

Он заложил камень в пращу.

– Дай же мне наложить на него заклинание, ты, вороватая блоха, – напомнил жрец.

Он пробормотал слова молитвы, сжал в руке амулет и коснулся им камня, который тут же засиял красновато-золотистым светом. Хафлинг поднялся и послал камень в воздух.