Но самыми притягательными для нас были джонки, привозившие «товары из Нячанга»[32]. Обычно они появлялись в Хоафыоке перед праздниками, в Тэт[33], полные подносов, на которых сияли золотистые гроздья бананов, россыпи оранжевых мандаринов и апельсинов. Все это великолепие было вылеплено из глины. Никто из нас не знал, где лежат удивительные земли, в которых делали такие чудеса. Мы знали только одно: они зовутся «товарами из Нячанга». Кроме фруктов, там были белые цапли, стоявшие над лотосовым листом, лягушки, сидевшие на бамбуке или возле изогнутых сосен.

Всякий раз, когда приходила джонка из Нячанга, мы стремглав неслись на пристань поглазеть на эти диковинки. Куда было до них по красоте настоящим бананам, взаправдашним аистам и цаплям!

Но теперь рыбацкий поселок потерял для нас всю свою привлекательность. Было страшновато даже вспоминать о нем: где-то там прятался шпион, «наемный черт». Все, что было связано с поселком, окуталось тайной. Даже дорога к нему и та была покрыта подозрительными, на наш взгляд, следами.

Мы с Островитянином пошли на пристань потренироваться в плавании. Мы собирались держаться подальше от рыбацкого поселка. Но меня так и тянуло туда, да и Островитянин признался, что ему очень бы хотелось хоть одним глазком взглянуть сейчас на эти места.

— А что, если, — предложил он, — подплыть туда? Сделаем вид, что просто купаемся! Проплывем мимо — и назад! Ведь если мы обнаружим там Ниня и вовремя об этом сообщим, Бон Линь нам только спасибо скажет!

Островитянин был прав. Это было нечто большее, чем наши обычные игры. Выследить шпиона! Да за такое не просто спасибо скажут, а еще и орден дать могут!

И мы поплыли к поселку, сначала к джонкам, стоявшим на приколе вдоль пристани, потом к тем, что виднелись в отдалении.

Проплывая мимо, мы делали вид, что дурачимся, и заглядывали под навес. Однако, кроме обилия голопузой мелюзги, нам ничего обнаружить не удалось.

Джонки Хоака нигде не было видно. Мы совсем осмелели, вылезли на берег, вразвалочку подошли к чинившим одну из джонок рыбакам и сели возле них. Один из них тут же закричал на нас и велел немедленно убираться прочь: вчера какой-то мальчишка, как две капли воды якобы похожий на Островитянина, стащил у него стамеску.

Когда нам надоело препираться с ними, мы поднялись и ушли. Почему это всегда, когда делаешь большое и важное дело, тебя подвергают несправедливым подозрениям!

Бай Хоа всюду, где бы ни появился, нахваливал Островитянина:

— Как плавает, ныряет! Ну прямо выдра, да и только! Пусть только враги к нам сунутся: он нырнет и в два счета им все лодки продырявит!

Слава Островитянина быстро разнеслась по округе и достигла ушей наших пастушат. Поначалу никто из них всерьез в это не поверил. Но когда они своими глазами увидели Островитянина на реке, они признали его талант. И хотя никто не говорил это в открытую, однако всем сразу захотелось научиться плавать точно так же.

Островитянин не стал задаваться и взял себе в ученики пять или шесть человек.

— Вот плавает! Вот это да! — не уставали они нахваливать своего учителя.

— Талантище!

Постепенно отряд пловцов становился все многочисленнее. Теперь некоторые уже могли переплывать Тхубон. Даже те, кто раньше считал Островитянина дурачком, сейчас мечтали подружиться с ним. Тхан, тот самый, что вначале не давал Островитянину прохода и дразнил «морским дикарем», теперь души в нем не чаял.

И вот однажды пастушата-пловцы решили угостить Островитянина нашими местными лакомствами. Самый большой сверток принес Тхан.

— Прошу отведать удивительного павлиньего мяса, — позвал он.

— Это мясо? — спросил Островитянин.

— Да! Уж на что у павлина красивые перья, но мясо и того лучше! Я разделал одного исключительно для тебя. Берите, ребята, тут всем хватит.

Я тоже взял кусочек его угощения. Это было, конечно, не мясо павлина, а завязь мита — хлебного дерева. От нее чуть щипало горло, и все же это оказалось так вкусно, что мы уничтожили все в одну минуту.

— Вот вкуснотища! — восхищенно сказал Островитянин.

Еще бы! Разрезанные на мелкие ломтики, обвалянные в соли и имбире и отжатые под прессом завязи мита ничуть не хуже самого лучшего пирожного.

Полакомившись «павлиньим мясом», мы решили, что нужно запить его «вином». «Вином» была вода из реки Тхубон. Напившись, мы стали изображать пьяных, каждый старался сделать вид, что он сильно захмелел.

Потом мы принялись за «паштет из феникса». «Паштет из феникса» оказался мясом змеи, подсоленным, наперченным и хорошо пропеченным на горячих углях. За «паштетом из феникса» последовала «печень тигра» — печеный батат, потом «ласточкино гнездо», приготовленное из вареного мита, потом «мясо антилопы», приготовленное из вареной кукурузы, и так далее…

У бритого Тхана хотя и была одна голова, и та бритая, однако она, как оказалось, соображала за десятерых!

Настроение у всех нас было отличное. Мы были полны самых радужных надежд и преисполнены боевого духа. Один из пастушат заявил даже, что он ждет не дождется, когда на тот берег Тхубона придут враги: больно ему хочется переплыть туда и дать им бой!

Я похвастался, что Хыонг Кы возьмет нас с Островитянином на пороги. Вот подходящий случай проверить свое умение нырять и плавать! Кроме того, оттуда мы привезем лес для строительства новой школы. А в Зуйтиенге охотники наверняка возьмут нас с собой на тигра! Пастушата согласились, что Хыонг Кы сделал единственно правильный выбор: провести лодку через пороги под силу только таким испытанным пловцам, как мы.

Мне стало немного стыдно: ведь я напросился в эту поездку сам и меня согласились взять только потому, что, как заметил Хыонг Кы, я «если свалюсь в воду, то не пойду сразу как топор ко дну».

В Зуйтиенг надо было ехать не откладывая и потом побыстрее строить школу. Ребята с таким нетерпением ждали этого строительства. Один из них признался даже, что стащил у рыбаков стамеску — ведь она на стройке незаменимый инструмент.

Школу собирались строить в баньяновой роще — это было самое удобное место.

Бон Линь уже согласовал вопрос о школе в уездном комитете. Учителя Ле Тао и еще двух человек назначили ответственными за ее строительство. Кирпич и черепицу для школы решено было взять из старого храма, который стоял здесь же в роще и был обнесен длинной кирпичной стеной. Сам храм был деревянный, и бревна его давно прогнили насквозь. Оставалось прикупить извести и черепицы и съездить за бревнами в Зуйтиенг, когда-то Хой Хыонг обещал нам помочь. Это дело поручили Хыонг Кы и дяде Туану.

Мы снесли в джонку два котелка, мешок риса и бутыль с рыбным соусом. Хыонг Кы принес еще много всякой рыбы, килограмма три сушеных креветок и кулек сахарного песку. Все это он вез в подарок своим родичам в Зуйтиенг. Дядя Туан купил для них же блок сигарет и бататы.

Едва задул юго-восточный ветер, как наша джонка отошла от берега. Небольшой парус наполнился ветром, и она быстро побежала по волнам, точно, соскучившись по родным краям, торопилась поскорее до них добраться.

Через некоторое время мы уже были возле Зиаотхюи.

Тут всегда было много лодок, потому что здесь встречалось сразу несколько рукавов реки. Вокруг расстилались заросли тутовника, тянувшиеся вплоть до видневшихся где-то на горизонте сел. Самые ближние из этих зарослей напоминали аккуратно разлинованные тетради.

Мимо нас прошла тяжело груженная джонка. Хыонг Кы громко окликнул лодочника:

— Никак, кукурузу из Ти везете?

— Точно! Столько в этом году уродилось, что возить не перевозить!

То и дело нам навстречу попадались джонки, доверху загруженные ареком, свежим чайным листом, жиром, митом, корицей. Они шли с достоинством, неторопливо. Хыонг Кы и дядя Туан перебрасывались с каждым из лодочников несколькими фразами. Узнавали новости — джонки шли из верховий, из горного края.