Наверное, я задел его за живое или это взыграло классовое неравенство, безошибочно определяемое на интуитивном уровне, но только Рон заставил меня пожалеть о своих словах, схватив за плечи и с силой встряхнув. Но вместо того, чтобы испугать - это разозлило еще больше. Зарычав, я вцепился в его майку, готовый сам не зная на что (еще ни разу в жизни я не участвовал в настоящей драке и уж тем более не был ее инициатором, поэтому имел весьма смутные представления о рукопашном бое), когда Рон вдруг навалился на меня всем телом, в буквальном смысле слова придавив к машине, и поцеловал. В губы. Я окаменел. А он мял мои губы, хватал их своими, и это больше походило не на поцелуи, а на злобные укусы, как будто он хочет съесть меня по кусочку и начать решил почему-то именно с губ. В это же время его руки нагло шарили по моему телу, сжимали бедра и хватали за задницу, а к промежности весьма недвусмысленно прижимался затвердевший член внушительных размеров. Но вместо того, чтобы испугаться и попытаться вырваться, я почувствовал, как тяжелеет внизу живота. Не могу дальше объяснить свое поведение, но, не выпуская из рук его майку, я с энтузиазмом ответил на поцелуй под треск ткани и принялся приглашающе тереться об него пахом, тихо поскуливая как... ну вы поняли. И Рон тоже.

  - Сучка, - прошептал он мне на ухо, кусая мочку и расстегивая мои штаны.

  И опять вместо того, чтобы возмутиться и назвать его растлителем несовершеннолетних, я возбудился еще сильнее. И не зная, куда деть ставшие вдруг свободными губы, лизнул его в шею, туда, где билась тонкая нить пульса, смакуя на языке солоноватый вкус кожи. От него пахло сигаретами.

  Вздрогнув, он толкнул меня спиной вперед, сокращая незаметно увеличившееся между мной и машиной расстояние, для подстраховки припечатал телом и крепко сжал мой член через ткань трусов. И в этот момент что-то взорвалось в моей голове (на мгновение даже показалось, что я сейчас потеряю сознание), меня тряхнуло раз, другой... Обмякнув, я повис на своем мучителе, едва держась на ногах: такого бурного оргазма я давно не испытывал, а если быть совсем уж точным, то никогда в жизни.

  Поддерживая меня и не давая в прямом смысле ударить лицом в грязь, Рон сжал мою руку и выдохнул низким хрипловатым шепотом, запуская ее себе в штаны:

  - Давай, поработай ручкой.

  Наверное, я все еще находился под кайфом, потому что безмолвно подчинился, обхватывая твердую горячую плоть и начиная двигать ладонью вверх-вниз.

  - Молодец, хорошая девочка...

  От его прерывистого голоса мой член начал наливаться по новой. Еще никогда мне не было так стыдно и так хорошо одновременно.

  В глазах постепенно прояснялось, уши горели то ли от смущения, то ли от жаркого дыхания полузнакомого парня, которому я с готовностью дрочил посреди автостоянки, где нас в любой момент мог кто-нибудь увидеть. И тем не менее я наслаждался трением ладони о гладкий и толстый в диаметре член, размазывая по стволу то ли выступившую на нем смазку, то ли свой собственный пот...

  Сжав одной рукой мои отрощенные по последней моде волосы на затылке, а другой придвинув к себе вплотную за талию, парень прижался своей колючей щекой ко моей и застонал в ухо, кончая. Мне казалось, что я перестал дышать или, возможно, я был просто не в состоянии различить за чужим прерывистым дыханием свое собственное.

  Мы стояли так некоторое время, пока Рон не отстранился. Я не смотрел на него, но слышал звук застегиваемой молнии. Не поднимая глаз, я бездумно вытер ладонь правой руки о джинсы, потом даже догадался вернуть на место штаны. На этом моя фантазия истощилась, и я больше не знал, что делать или говорить дальше... На чем прервался наш разговор?

  Я плохо помню, что тогда происходило, но кажется, мы так и не сказали друг другу ни слова. А еще я хотел уйти по направлению к магазину, чтобы прогуляться и побыть в одиночестве, и не чувствовать сигаретного дыма, от которого со мной происходило нечто странное. Но Кейт опередила меня, появившись как раз вовремя, чтобы одним своим присутствием предотвратить мою истерику.

  Чем бы не было вызвано мое помешательство, но я по-прежнему его хотел. И больше всего на свете желал, чтобы побыстрее наступило завтра, а за ним и час нашего расставания. Заняв свое место и наскоро перекусив едой с Макдональдса, я старательно представлял себе эту картину и мне казалось, что тогда я почувствую себя по-настоящему счастливым. Не когда защищу диплом, найду хорошую работу, встречу замечательную девушку, во всем соответствующую моим вкусам, куплю квартиру и стану жить отдельно от родителей... - а когда увижу удаляющуюся и постепенно исчезающую вдалеке машину. И облако белой пыли будет становится все прозрачнее и прозрачнее, пока она окончательно не осядет на придорожную траву и не покроет ее тонким слоем извести.

  Слава богу, сестра ничего не заметила и даже не очень то и болтала, видимо, все-таки утомленная проделанной дорогой. А вскоре и вовсе пожелала нам доброй ночи и ушла спать в заднюю комнатку, которую занимали две расположенные у параллельных стен узкие кровати, холодильник, миниатюрный столик и прикрепленная к потолку лампа под круглым абажуром. И все это я успел разглядеть тогда, когда относил новые пакеты, которые приволокла с собой Кейт.

  Я с облегчением перебрался на освободившееся место и, подключив провод к мобильному, всунул в уши белые "гвоздики". Музыка должна была избавить меня от необходимости что-то говорить и отвечать, ну и конечно отвлечь от невеселых мыслей, которые все не давали покоя. Хотя я совершенно зря переживал: судя по Рону - он уж точно не собирался вступать со мной ни в какие беседы. А я тем более как никогда в жизни был настроен на молчание.

  Наверное, мне стоило уйти вслед за сестрой, но я точно знал, что не смогу заснуть, а пялиться в потолок в темноте душной комнаты намного труднее, чем делать вид, что кроме меня в салоне больше никого нет. Поэтому я остался. И продолжил всматриваться в свое бледное отражение на стекле, тонко наложенное тенями на ночь за окном. Через какое-то время мои веки отяжелели, и я закрыл глаза, мало-помалу убаюкиваемый мерным движением машины и восхитительно легкой музыкой одного японского композитора.

  Интересно, если положить мою жизнь на музыку, то какой бы она вышла? И понравилась бы мне самому?

  Господи, а если я стал ему уже не интересен? Что, если он использовал меня как одноразовую вещь и больше даже не взглянет в мою сторону? Есть такие парни, которые похожи на здоровых и вредных собак: раз настигнув и обслюнявив новенький резиновый мячик, они тут же теряют к игрушке всякий интерес, и чаще всего она оказывается где-нибудь под диваном или того хуже - они ее просто напросто закапывают в землю. В данном случае это подобно глубокому забвению, во время которого происходит уничтожение каждого воспоминания, связанного с конкретным человеком. А нет воспоминаний, нет и мыслей о нем. И все-таки какой я невероятно жалкий, если сижу сейчас и переживаю за чувства неизвестного мне парня, с которым у нас ни то что полноценного секса не было, да вообще НИЧЕГО не было!..

  Господи, он меня ненавидит. Сто пудого ненавидит. Я значу для него не больше, чем вот эти дурацкие наклейки с полуголыми девицами: один раз отдрочил, а потом уже скучно стало, как-то пресно. С живым геем ведь интереснее попробовать... О черт, он считает меня геем!..

  В этот момент я почувствовал, как к горлу подкатил комок не успевшего перевариться ужина, который я попытался сглотнуть, но тяжесть в груди не проходила. И ощущение тошноты тоже.

  Похоже, я слишком понадеялся на благоприятное завершение сегодняшнего дня. Или это мысли о резиновый мячиках сыграли со мной злую шутку. Как бы то не было, но мне пришлось стянуть наушники и, не глядя на Рона, попросить, чтобы он остановил машину. Видимо, мой бледный и сосредоточенный вид сказал ему больше любых слов, потому что он тут же снизил скорость. Через полминуты я уже стоял на четвереньках, сжимая в руках сухой лесной мох, и расставался с содержимым желудка. Сам он, как ни странно, остался на месте, хотя в какое-то мгновение мне стало казаться, что он выпрыгнет вслед за едой.