— Что, он говорил и называл его …..? Он так говорил?

— Нет, вовсе не так! Это я все слышала и видела, а у него был, ну этот, и даже не знаю, это слово можно произносить или нельзя?

— А почему нельзя? Скажи? Ну и как он о себе?

— Да вот так, всегда как показывал его, так и говорил, что у него… елдык!

— Что?

— Вот видишь, я предупреждала, а ты меня вынудила, и я вот взяла, и сказала, я знала …

— Ничего ты не знала! И потом это слово — оно не матюг.

— Как? Тогда почему как он так скажет, то все они, кто рядом сидят и хихикают, радуются! А чему? Такому размеру? Такому слову о нем? Кстати, ни сразу же ведь с ним, с таким хорошо…

— Ну, а ты? Как? Наверное, не сразу нашла это в нем?

— Конечно же, о чем ты говоришь? Просто он, понимаешь, меня совращал, совращал постепенно. Каждый раз затаскивал к ним туда в баню, заставлял меня им помогать, подключал в свою игру. И я, знаешь, мне стыдно признаться в том и сказать, но мне как-то стало потом именно этого, грубого, наглого не доставать! Я даже сейчас, как подумаю, то знаешь, меня от всего того даже одного напоминания волнует меня все и возбуждает. Вот как я увлеклась.

— Прости, что сморозю может быть глупость, а увлеклась, это как и куда?

Потом она мне о таких сторонах своего заключения сексуального, что я только и спрашиваю:

— Как и туда? А так разве можно? А я ведь такого даже не знала!

Потом спустя какое-то время.

— Ну, Мари, ты меня удивила! Ей богу! Это что же сейчас получается, что ты словно школу заканчиваешь, а я словно в первый класс! Так?

Ну и как ты теперь с этой Розой? Что ты ее так же, как научилась? Ну что ты молчишь, отворачиваешься? Я представляю, как ты с ней сейчас… Я бы так не сумела. Ей богу, так что ты уже и меня прости. Видишь, какая я и потом…

— Разлюбила? Ты так хотела сказать?

А я, выбираясь с дивана, переваливаясь, не хочу ей ни врать, ни говорить что-то, чего уже и не знаю. Ну, вот, думаю, мы поцеловались с ней, и это уже напоследок, наверное? Да меня толкнуло к ней, потянуло там, в ванной комнате, но только на миг, только самый, самый последний! Как прощальный был наш с ней, и в то же время страстный поцелуй! И вот и все! Все, понимаешь! Ну и как ей об этом сказать? Как? Я ведь не сумею?

Она видимо догадалась, встала, поправляя халат.

— Ну я пошла, понимаешь, мне надо …

— Не опоздать на свидание?

Она молча кивнула головой и ушла к себе в соседнюю комнату. А я все сидела и меня постепенно отпускала она… Она, моя Мари, она выходила из меня с этим последним поцелуем, словно открытым шлюзом. Из меня истекала, как вода, да из шлюза…она… Она уходила, а я вдруг испытала облегчение! Да, да! Самое настоящее! И тут же, плотно прикрыв дверь, Игорю звоню.

— Игорь!

— Что-то случилось у тебя такой голос тревожный?

— Да случилось!

— А от чего так радостно, это что-то такое приятное для тебя?

— Да! Дурачок мой! Да!

— Ну, знаешь, тебя ведь не поймешь, то я утром дурак ненабитый, а вот сейчас, дурачок счастливый!

— Точно, любимый!

— И вот уже и любимый! Ты что влюбилась, тогда хоть скажи мне в кого?

— Ну что тебе сказать, дурачку такому, простофиле и глупому? Что? Если ты даже не чувствуешь ничего и такое у меня расспрашиваешь?

— Да, ты как такое скажешь, так я просто холодею от догадки! Может, ты мне все-таки расскажешь?

А я взяла и отложила трубку и закружилась вдвоем с малюткой и запела счастливо….

— Бест, Бест! — Слышу временами, когда оборачиваюсь. — Ну что за девка такая мне попалась…

— А ну-ка! Мой дорогой, скажи мне, какая я тебе попалась?

А потом слышу и плыву в облаках от сравнений его и посланий ко мне обращенных, словно к богине той, что в тунике стояла, купаясь в мягких прикосновениях одежд красивых, что приносили мужчины веками нам женщинам любимым…

Заключение

В последние дни я все время больше в себе и в агентстве своем пропадала. К тому же

Игорь меня уже некуда не отпускал одну, но все равно ведь, дело надо было делать, решать, и я попадаю на заключительное совещание к нам на фабрику.

Села тяжело, сижу и смотрю на подруг, я из президиума, а они мне, кто радостно и кивают, а кто-то сочувственно, мол, понимаем, сами мы вот такие или были, или…

Стоп, стоп! Вот же черт! Наклоняюсь к знакомой и ей тихо так на самое ушко.

— И что много таких подруг?

— Каких подруг, не пойму?

— Ну таких, как я дирижаблей! Беременных, с животами?

— Ах, таких? Хватает. Да ты знаешь… Погоди, сейчас наш Начальник производства выступает, послушай, толковая баба, между прочим, хотя и молодая!

Но я все в себе и пока что отойти все никак не могу. Сижу и все никак не врубаюсь, о чем это она, неужели, думаю это их, а вовсе не наше начало и уже оно пошло… Следом пошло за нами… Они, что же не понимают, что им тут преподносят? Их как коров обрюхатят, а потом…

Стало мне нехорошо, и я ртом, как рыба, воздух потянула, рот свой открыла….

— Бест, тебе я вижу не хорошо? Сейчас я мигом. Простите, дайте пройти нам!

Потом завозились, в президиуме и меня, остановив совещание, выводят за кулисы. Но я понимаю, что я тут наделала переполох, и в то же время, мне надо все слышать, понять что тут и как у них, и все ли готово к запуску линий, конвейера, говорю им.

— Ничего, не беспокойтесь, вот я здесь за кулисами, полежу немного на кушеточке, хорошо? Мне надо послушать этого вашего начальника производства. И потом мне уже лучше. Идите спокойно, работайте, проводите совещание, я тут отлежусь, а если мне надо будет, то я позову.

Они потоптались, одна девушка осталась со мной. Села в ногах. Что-то расспрашивает тихонько, но я уже прислушиваюсь к выступлению той, которую я мельком увидела на трибуне. Она говорит, и я, слушая ее ровный и довольно приятный голос, отмечаю, что вот ведь действительно все у нее ловко и правильно. А она продолжает:

— Так вот! Мы две недели тому закончили пооперационные действия, отработали все огрехи и уже третий день как запускаем пробный пошив изделия. И хоть ткань и не легкая, но пошив получается, особенно хочу отметить старания и умения участка рукавов. Вытачают умело, гладко, а вот подкладочницы все никак не научатся. Стыдно ведь, это же вам не рукава тачать, это же подкладка, легкая, простая ведь работа!

Потом слышу из зала кто-то.

— Ну конечно, как что, так мы виноваты, а у нас, между прочим, состав уменьшен. Было три пары, а теперь только три человека. И как мы теперь, по одному в смену?

В зале зашумели.

— Тише, тише дорогие. А почему это вы не выходите всем участком? Вас же учили, и все прошли квалификацию. Где остальные?

Опять из зала.

— Вы что же, не знаете что ли или прикидывайтесь? У нас половина на сохранение легла, а вот в бригаде…

Что? Мне даже опять неважно, и я снова ртом воздух… Ам, ам!

— Вам плохо, Вам что-то надо?

— Дай деточка, водички налей! Постой, постой, а ты что же тоже беременная?

— Я? Нет пока еще, но думаю! Вы знаете, у нас ведь многие девочки так решили. Нам ведь и премиальные специально установили по триста долларов! И потом, ведь можно спокойно и в профилактории, там знаете какие врачи? Что с Вами, что?

Потом опять они перерыв. И уже около меня люди, кто-то поддерживая голову, дает воды напиться.

— Ты кто? Я тебя знаю. Ты начальник производства! Так?

Та головой мне кивает, а потом мне спокойным голосом.

— Вам надо не разговаривать, Вы полежите спокойно, тихо.

— Хорошо! Спасибо! У тебя руки теплые и добрые, и сама ты красивая такая, а как звать-то?

Что?!!! Как Роза?!!! Так вот ты какая?!!!

После того совещания меня уже Игорь никуда.

— Все! Никакой работы, даже не думай! Слышишь?

Но я ведь разве слушаю его, я ведь только себя и ее мою малютку и слушаю.

С таким удовольствием села и выкраиваю распашонки, чепчики! Боже! Как же хорошо на душе! Я уже все и обо всем позабыла на свете, ведь только и думаю, как я теперь буду рожать? Но Игорь как-то заходит и мне.