Все это мелькает у меня перед глазами и мать, и он, и его голый зад, и ее тело, белые ноги ее, на него заброшенные … Я поражена!
— Вот! — говорю и почему-то протягиваю ей градусник…
— Ой, господи! Виталий, быстрей за врачом! У дочки галлюцинации…
Потом, спустя час и сквозь обволакивающий докторский сон:
— У девочки шок… — а потом он добавляет, со знанием дела, нравоучительно:
— Пубертатный возраст… — слышу заумный и монотонный голос поселкового врача.
— Месячные? Так рано же еще? — тревожный голос матери.
— Рано, не рано, а против природы, Милочка… Она сама знает, когда и что.… Кстати, а сколько же ей лет? Нет, полных, сколько? А вы, говорите, рано! В, …называет соседнюю с нами деревню, — там одна молодая пациентка, так она… — дальше уже ничего не слышу и проваливаюсь в безмятежное облако спокойствия и такое долгожданное сочувствие от того, что я рядом со своей матерью…
Потом меня, на время, как говорила мне мать, отправляют к бабушке: поправить здоровье, подкормить и, как я поняла, подальше от моего любопытного присутствия с ней рядом и с ее счастьем. … До сих пор не знаю, может она так поступала потому, что почувствовала мое незримое присутствие в ее отношениях с молодым мужчиной, или же, интуитивно, себя оберегала, от нездорового любопытства своей дочери.…Не знаю, но все же, гадала? Она, что? За меня или же, больше всего, за себя и своего любовника переживала?
Ну, а теперь, самое время вам рассказать о моей бабушке, матери и еще все о ней. Итак…
Немного о бабушке и о матери
Моя бабушка вышла замуж за красивого интеллигентного парня, который, закончив, какой-то там институт пролетарской культуры приехал на работу, на должность зав клубом, худруком ансамбля, тогда еще колхозного. А бабушка моя тогда пела в нем и так хорошо пела, что он эту певунью не мог не услышать! А потом уже у них, мать моя родилась.
Папа обожествлял свою дочь и просто носил ее на руках…
Все для нее, и платья и везде с собой, и при этом он всем говорил, что его дочь такая красивая, что уж точно выйдет в артистки. Время шло, он ее ревниво оберегал и воспитывал как знаменитость, делать ничего не разрешал и жену ругал, за то, что она дочь заставляет крестьянским трудом заниматься. Вот так она и росла: высокомерная и надменная, но красивая.…Одно время она только и делала, что всем парням голову морочила, но ее папка никому из парней спуску не давал и всех от нее отгонял, никому не разрешал с ней даже гулять, а не только, любовью заниматься.
По окончанию школы и речи не шло о чем-то другом — только театральный институт и точка!
Она раз не поступила, два, а время-то уходило в бесплодных попытках… Другие ребята кто где: кто уже учится, кто работает в деревне, кто уехал в город, а она сиднем сидит дома и ничего не делает — отец не разрешает, только в артистки готовится. Ей бы погулять, да из-за ее воспитания, все парни в деревне ей уже и не пара! На третий год отец ее снова засобирался с дочерью поступать… Мама ему: а может, оставьте эту пустую затею, пусть дочь хоть куда-то поступит. Он не послушался и снова вернулся ни с чем.…
И во всех грехах, как это часто бывает, обвинил жену! Видите ли, она не смогла ее, как следует подготовить к театральному выступлению.… Все, дочери скоро двадцать два, время уходит, а она все никак не поступает.
А все потому, что она каждый раз что-то такое и невообразимое придумывала на своих прослушиваниях.… Видит, что у нее не получается как у всех и тогда она, на последнем прослушивании, решила комиссию покорить своими знаниями французского языка! Да как взяла и как выдала монолог на французском языке! А зачем, спрашивается? Ведь в комиссии не знают французского языка? Перед этим ее же по-русски попросили:
— Вы нам что-нибудь прочитайте из классики!
Разумеется, из русской классики и на русском, а не на французском языке! И зачем это надо ей было такое придумать? А все оттого, что выпендривалась с детства она, так ей мама тогда про нее говорила…
Отцу в приемной комиссии так и сказали, чтобы он больше не тратил зря время и денег.
— Французского языка для актерской профессии мало, надо, хоть бы искорку таланта иметь, а пока что у вашей дочери кроме французского языка, а вот всего остального, вы знаете, — мало…
— Как мало! Да посмотрите же на нее, смотрите, какая она красивая! Нет, вы смотрите, смотрите, да она от природы всем одарена и фигурой, и грудью, смотрите же на нее, какая она!
Но его снова поправили.… Говорили о том, что вот именно такая деталь для актрисы, как выдающаяся грудь, не очень-то и нужна. Ведь, играть надо разные роли и блокадниц, и бабушек тоже и каких-то вообще изможденных людей крепостного труда… Интересно и где же вы видели таких грудастых, как она?
Но он им горячо стал доказывать, убеждать, что она именно такая, как в окружающей их жизни… И потом, в Голливуде, ведь, все такие же, как его дочь: у них на первом месте груди и ноги. А ему отвечали:
— Нам не надо как в Голливуде — ноги и груди, нам надо показать образ труда из народа, и потом, зритель, вместо того чтобы следить за сюжетом и ролью, будет следить — за ее грудью. Нет, не подходит!
После того отец ее сник… Дело всей его жизни пропало — красавицу дочь, так и не вывел в артистки!
А его дочь, как это часто бывает в деревне, словно в отместку за ее выпендреж, тут же все прозвали — Артисткой. Отец как такое услышал, так разругался, во всем обвиняя жену, ушел из дома и перебрался жить в клуб. И как только такое произошло, то.… Эх, да это же не город, а деревня, потому знать об этом надо и помнить!
— Как это отделился и холостякует? — тут же все бабы вокруг! Как это так, такой видный, интеллигентный мужчина и одинок?! — тут же ревниво зашептала вся женская половина деревни.…Некоторые с радостью, а другие и со злорадством. В его отделении они увидели свой реванш и верный шанс в исправлении жизненной несправедливости.… Ведь, они же еще и красивые женщины, а тут, одинокий, интеллигентный мужчина.…И пошло у него, и поехало.… Очень скоро они разошлись окончательно, развелись.
Мать, было, взялась за дочь, а та ей в пику — нагрубила и перебралась тут же к отцу. У которого теперь только и слышались разбитные веселые песни, да игривые женские голоса… Понятно, чему его дочь там у него набралась…
А в это время в деревню уже стали наезжать коммерсанты… Естественно, такую красавицу — дочь, они не могли не заметить и под предлогом того, что они ей непременно устроят просмотр у профессора, затащили ее в город. …И ведь некому было ее остановить! Отец пил, она маму не слушалась и потому ее понесло…
Вскоре, уже по деревне прошел слух, что наша Артистка и там и тут, и уже крутит любовь с жителями кавказских республик… Беда, одним словом!
Тогда уже ее мама, это моя бабушка, не выдержала, собралась, да и поехал в город, нашла свою дочь и еле оторвала, да в самый последний момент — перед ее отъездом на Кавказ с каким — то там,… а черт его знает с кем!
Схватила ее и ведь, еле ее уволокла к своим друзьям, что жили в том же городе.
Те сжалились, мать пожалели, а не ее дочь. Кто-то из них согласился помочь и вскоре, теперь уже ее, как крестьянскую дочь, протолкнули по квоте для жителей деревень в педагогический институт — на иняз, на французский язык.
Там она огляделась и… о чудо! Она просто точь — в — точь, так она почему-то решила, что подходит для педагогического дела. К тому же — французский язык она знала прекрасно и, к слову сказать, проучилась в институте все время — отлично. Но злые языки все равно говорили, что она вовсе не училась, а учила кого-то сама и при этом, намекали на ее способности — применительно к ее французскому языку.…Потому, так и говорили:
— О, к нашей Артистке только попади — на язык!
Сначала ей там не нравилось и ее просто корежило, не терпелось пощеголять, погулять, но рядом была мама, которая не отпускала ее, ни на шаг! Вот так, можно сказать, мать взяла ее в руки и вывела, наконец-то, в люди…