«А коли воля грешная упирается — что же с нею делать наказано?» опять спросил Светомир.

Отвечал игумен: «Когда воля добро гонит, упирается, сие еще не значит, что она непременно грешная. Один Господь вопреки всему знает кто есть Его «избранный сосуд». Терзателя церкви юношу Савла ослепил свет с неба, и прозрел апостол Павел. Нумидийскому грешнику Аврелию свирельный голос указал на Евангелье: 'Бери, читай', и пробудился тем великий отец церкви Христовой — Августин.

«Жизнь — грешница несговорчивая, непокорливая, спорит даже со своею собственной волею, даже, когда эта воля святая. И не всегда умеет душа справиться с естеством своим, трезвиться, стать стражем своих тайных помыслов, следовать своему благоволению. Тут-то ей помочь и надо».

— «О, еслиб только дозволено мне стало помогать», воскликнул Светомир, «помогать отцу, стране моей, народу! Насиловать то я не буду; Господь не велит; тут у меня нет сомнений. Но, видимо, порою человек насилует, сам того не зная. Вот уж давно все хочу спросить тебя, отче:

«Никак уразуметь я не умею чем смертельно, непоправимо, непростительно согрешил Моисей при водах Меривы, столь тяжело провинился перед Господом, что Господь Своему избраннику-пророку греха до самой смерти его не отпустил? Ведь Сам Иогова приказал Моисею взять жезл, извести воду из скалы и напоить народ, который не пил много дней. Жезлом сим священным Моисей ударил по скале заместо того, чтобы в разговор с нею вступить — неужто сие уж такой тяжелый грех, что влечет за собою потерю обетования? До и скала вовсе даже и не обиделася и воду дала.

«А ведь было ране: Господь простил Моисею гнев его, когда он разбил священные скрижали; Господь простил Аарону кощунство с золотым тельцом. А вот при водах Меривы не столь уж страшного ослушания и насилия простить не захотел: Он приказал Аарону взойти на гору Ор и приложиться к народу своему. [24] Он привел Моисея на вершину горы Нево, показал ему землю обетованную, говоря: 'Умри и (482) приложись к народу твоему как умер Аарон. За то, что вы согрешили против Меня при водах Меривы. Перед собою ты увидишь землю, а не войдешь в ту землю. [25] За что? Как разуметь сие?»

Отвечал игумен Анастасий: «И то уж грешно, царевич, что Моисей приказом, волхву подобно, по скале ударил; то подобало жрецам египетским, но не подобало пророку Господню. Но грех сей, верно, отпустил бы ему Господь как многие другие грехи отпускал: горячо и нежно любил Он избранника Своего:

«Услышав однажды как Аарон и Мириам упрекали Моисея, Он им сказал: 'Слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк, то Я ему открываюсь в видении, во сне говорю с ним. Но не так с рабом Моим Моисеем: устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях образ' Господа он видит: как же вы не убоялись упрекать раба Моего Моисея?' И воспламенился гнев Господа на них, и Он отошел. И облако отошло от скинии, и вот Мириам покрылась проказою как снегом... И возопил Моисей ко Господу, говоря: 'Боже, исцели ее'. [26] И Господь исцелил ее по умолению Моисея.

«Устами к устам говорил с Моисеем Господь и дал ему жезл Свой. И Моисей 'взял жезл от лица Господа, как Он повелел ему'. Жезл есть знак власти и водительства. Земля обетованная — земля райская, возвращенная. Господь хотел возлюбленного избранника Своего соделать искупителем Адамова греха. Был вручением жезла возврат Эдема таинственно означен.

«Но, Господь велел Моисею догадаться, что обетованием райской земли Отец Небесный сказал человеку: 'Ты сын Мой'. И как любящий сын Моисей должен был явить славу Отца, которая стала бы и его славою. Господь так и сказал ему: 'Сделай сие, чтобы явить славу Мою'. А Моисей сказал народу: 'Послушайте, непокорные, разве нам из этой скалы известь для вас воду?' И ударил жезлом дважды по скале. Моисей величает себя подателем блага, которое послан был от Бога передать.

«Сие есть грех не простого ослушания, но грех страшнейшего самопревозношения, самозванства. Мерива значит искушение, испытание. Не выдержал испытания Моисей. Он при водах Меривы вошел в распрю с Господом, возомнил быть как Он. Сие есть в летописях временных лет человека самое печальное и страшное событие после грехопадения Адама. Земля обетованная есть земля райская. Моисей не мог вступить в обетованную райскую землю, потому что ее не стало: грехом своим Моисей затворил Рай.»

— «А народ?», спросил Светомир.

— «Народ вступил в землю, но вовсе не райскую».

Оба долго молчали. Сказал, наконец, святитель: «Со стрелою дана (483) тебе власть царственная. Как положишь, так и будет. Чего изволишь, то и изведешь. Ты должен выбирать и путь указывать, не принуждая' Тут помыслы двоящиеся: станешь укреплять благоволение в человеках, и может почудиться, что насилуешь. Но, в ком благоволение пойдут за тобою. Надлежит послушествовать повелевая и повелевать послушествуя. Самостояние есть долг и соблазн правителя. Трудно и страшно властвовать. Царь есть знак противоречивый».

— «Хорошо мне у вас на горе», сказал Светомир, «В страну мою идти еще рано. Тебе виднее, отче. Но, — так ли уж трудно правителем народа быть? Царствовать надо как песню петь — на обрадованье»

Мудро царевал правитель искушенный Владарь. Чего изволил, то и вынудил. Народы басурманские покорил и к поморью пробрался. И далече простерлось владычество его. Хозяином был хранительным, строгим, но щедрым являл себя и участливым. Народ работал тяжело на державу, но царя любил, и с помазанником Божиим и в помыслах не имел спорить:

«Мы того не знаем», говаривал, «знает Бог да Государь». А пуще всего на наследника светлого надеялся и ждал Светомира как солнышка весеннего.

Мир был во всей стране, но не в дому Владаря. Сын его от Зои рос пригож и крепок, но с самого малолетства, матери своей подобно, гордость оказывал, упрям был и хитер. Не любил его народ, как не любил и гречанку царицу, роптал: «Всякое нестроение от них пошло».

От Светомира никаких вестей. С самой поры его отъезда, целых три года. А Зоины царедворцы меж собою перешептываются как-бы от царевича избавиться, коли он появиться вздумает. Да и самого государя извести за зло не почитали: уж больно ему завидовали.

И все мрачнее становилось чело Владаря; печальны были его думы: «Крепко царство при правителе крепком. А как выпущу из рук, распадется держава». И тоска терзала его по наследнику пропавшему. Воспоминал он как Светомир будто незатейливо и всегда мудро разрешал трудные дела государственные. «И сие еще до получения стрелы...»

И порешил Владарь в день Егория теплого на кринице патриаршее торжественное молебствие отслужить о здравии и возврате Светомира. (484)

А в канун праздника как во времена былые отправился он один на заветное урочище, наставления умного ради во сне вещем.

Воды ключевой испил с молитвою Владарь и лег навзничь подле криницы Егорьевой. Сон сразу нашел на него. Он видит: келлия малая, полутемная. На стене образ Егория святого на коне с копьем лучезарным в деснице.

И возроптал Владарь, Егория попрекая: «Почто явил ты стрелу на свет Божий, коли сразу и укрыть ее порешил? Хоть и не переводилися ее ради веками борения братоубийственные, и втуне она, невидимая, в урочище твоем лежала — все же жива была вера в обетование, что одному из рода нашего суждено стрелу ту добыти и владыкою стать всея земли. Но вот получил наследник наш стрелу твою, да сам он ушел и стрелу с собою унес. Исполнившись, обмануло обетование. Зачем допустил ты сие? Скажи, где Светомир? Что станется с царством нашим?»

Егорий молчит. Сама тихо открывается дверь. Выходит из келлии Владарь. Вот идет он по лугам и полянам и входит в дремучий лес. И слышит вдруг будто кто-то зовет его, и раздается голос: «Попущай, попущай! Вот и придет по тебе царевать сын твой от Зои-царицы. И войдет через него в дом Горынских наследье роковое».