Увидел Светомир в глубине палаты престол золотой, высоко стоящий на пяти ступенях из красного гранита. На престоле сидит хан с нависшими щеками, узкими раскосыми глазами, черными, книзу загнутыми усами над красным, мокрым, жирным ртом и полуседою бородкой, с лица свисающей точно бахрома. И все у него толстое: тело, нос, губы. Одежда на нем зеленая: сукно, золотом вытканное.

А вокруг него народ мног стоит, так что и не счесть; и все они — сатрапы, атабеки, военачальники, звездочеты, врачи, сокольничие — одеты как великий хан в зеленое с золотом, но не столь богато.

Вельможный старик в длинном шелковом зеленом плаще громко возглашает: «Преклонитесь и почтите», — и все преклоняются челом до земли, воздают хвалу и молятся человеку на престоле яко богу.

Заметил хан отрока, ото всех отличного, залюбовался лицом его смуглым, изящным, миндалю подобным, кудрями его темнорусыми, глазами синими, лучистыми; и поманил его к себе.

«Кто ты будешь? Кто прислал тебя?», спросил великий хан на наречии непонятном. Подбежал толмач и перевел вопрос.

Отвечал отрок: «Л — царевич Светомир. Никто меня не посылал. Сам ненароком заехал».

— «Добро пожаловать! Заехал, так и поживи с нами». Хан сладко щурился и улыбался.

Светомиру не нравился этот хан и эта улыбка, но он любезно ответил приглашением на приглашение.

«Мне ныне никак нельзя остаться. Искать меня станут. А ты, коли изволишь во царство Государя нашего пожаловать, то принят будешь с почетом, приличествующим твоему сану. Не знаю только пропустит ли тебя эфирный наш Фисон. Но я умолю владыку нашего, и он тебе поможет реку перейти».

— «Спасибо за приглашение и покровительство», отвечал хан и (399) громко расхохотался, и все ханослужители громко, подобострастно расхохотались следом за ним. Подмигивая, хан с вожделением смотрел на отрока неискушенного, и Светомиру становилось на душе нестерпимо отвратно, хотелось укрыться.

А хан еще сказал: «Зачем далеко ехать? Вот я к тебе в гости сразу приду; уж люди мои убирают для тебя хоромы пригожие».

И увидел Светомир, что царедворцы ханские в зеленых с золотом одеяниях уж приближаются к нему. Они подходили чин по чину, прикладывая руки ко груди и низко кланяясь, но явно готовы были, вздумай он сопротивляться, его насильно увести. И понял Светомир, что он не гость, а пленник и что ему из полона не вырваться. Ужас сковал его; он стоял оцепенелый.

Вдруг у двери послышался шум голосов. К хану подошел один из служителей и что-то тихо ему сказал.

«Пусть войдут», ответил хан, нахмурившись.

В палате появились послы от Иоанна-Пресвитера. Хан сморщил лицо свое в притворную улыбку и спросил их величественно ласково что им угодно. Они чинно поклонились ему и от имени своего государя потребовали возвращение Светомира.

«Ты свободен, царевич, и волен идти куда хочешь», сказал хан. Но Светомир все еще стоял недвижный, онемелый. Его бережно обняли дружеские руки и понесли прочь из дворца.

Но, лишь только вынесли его в сад, как он сразу очнулся, вскочил на ноги и весело приветствовал своих избавителей.

Послам Иоанна дали вельможных провожатых, и незванные посетители отправились в обратный путь.

Из ханской слободы выезжали они большими серединными воротами, и спросил Светомир: «Почему ране заперты были сии ворота, а теперь отворилися?» И отвечали ему не без гордости друзья Иоанновы: «Отворили их нам, дабы почет оказать государю нашему. Вот и хан не посмел тебя противу воли Пресвитера при себе удержать, хоть и крепко серчал, добычу выпуская. Хан то знает, что нет в нем силы спорить с Царем-Пресвитером».

Когда выехали они из города, увидел Светомир поодаль от дороги глыбу, размерами телу человеческому подобную, и всю колышащуюся. (400)

«Что это?» спросил он в удивлении. Несколько человек поскакало к подвижному бугру. Вернувшись, сказали: «Поздно помогать. Несчастный уж умер». И не стали ничего больше говорить.

А Светомир продолжал спрашивать в тревоге: «Какой несчастный умер? Где он?»

Ханский вельможа подъехал к царевичу и с видимой охотой стал рассказывать:

«Вот там лежит человек, который был сыном могучего царя. Великий хан наш завоевал земли того царя. Тогда царь покорился хану и вошел в его доверие даже до самой своей смерти. А сын его и наследник сперва хранил верность хану, а потом злоумыслил и поднял восстание. Он был разбит и сдался. Привезли его сюда на суд к хану. Государь наш еще ранее милостиво обещал не проливать его крови. Слово свое великий хан завсегда соблюдает. Посему повелел он обложить врагоугодника снаружи курдючим салом, завернуть в кошму, обвязать веревкою и положить на летнее солнце. Так и сделали как он велел. Спустя малое число дней в сале завелися черви и стали поедать изменника; поедали, покуда он в мучениях не помер».

Захолонуло сердце Светомира. Страх напал на него. Судорога схватила горло. Он ничего не мог выговорить. Молчал во все время пути. А как стали они подъезжать к своему пристанищу, соскочил царевич с коня, и, не спросившись, вбежал в походную палатку Иоанна. А Иоанн уже шел к нему навстречу. Светомир протянул к нему руки и упал в безпамятстве.

Пресвитер поднял отрока, уложил его на постель, склонился над ним и долго молился. Светомир не различал ничего, но голос учителя и живительная сила священных слов расковывали его душу, и смерти подобная застылость обращалась тихим, легким сном.

На следующее утро повелел Пресвитер приступить к возвратному пути. Обычаю согласно подвели Иоанну белого, белыми тканными шелками и парчею убранного слона; обычаю согласно преклонил слон колена; Пресвитер, переступив сквозную золотую лесеньку, вошел в просторный, золотой теремец, позвал и усадил подле себя Светомира.

Долго они ехали молча. А, когда стали они пробираться чрез густую. рощу униперовых деревьев, тех, что родят белый ладан, сказал Иоанн: (401)

«Смотри, Светомире, вон там люди в длинных одеждах и в тюрбанах кору дерев надрезают, дабы добыть из нее капли белой смолы. А вот тут перед нами дерево стоит на летнем ярком солнце, и, видишь, по коре его бежит драгоценный, благоухающий ладан. И в истечении этом руки человеческие не имеют части. Подставь чашу, ладан сам в нее потечет».

Светомир прильнул, прижался к Пресвитеру, забормотал: «Солнце, солнце... от него черви... от него ладан...»

Голос его крепнул: «Откуда в человеке такое злое зло? Почему Бог дозволил тому толстому хану обманывать, замучивать? Ведь Бог всемогущ — все может! Может и воспретить».

Светомир умолк, потом в смущении и страхе прошептал: «Али зло способно одолевать? И Он не все может?»

Отвечал Иоанн тихо, уверено, успокоительно: «Все Бог может, Светомире, все может. Иные говорят, что не может, но они весьма заблуждаются.»

Светомир спрятал лицо свое на груди Пресвитера: «Коли Он может, почему не хочет возбранить? Как Он — Благой — может хотеть зло?»

Сказал Иоанн: «Не хочет Бог воспрещать насильно. Вестимо не потому, что Он хочет допускать зло. Но, что разумеешь ты, когда говоришь — «может»? Вот мы с тобою намедни в шахматы играли. Там все фигуры по правилам ходят. Можешь ли туру двинуть против короля? Что-же тут мудреного? Стоит лишь взять ее пальцами и переставить куда вздумается. Токмо толку-то в том никакого нету: правила все нарушены — игры не стало».

Истово вступился Светомир: «Никак не может того быти, чтобы Господь, игры ради человека покинул!»

— «Что ты, что ты, Светомире, и в помыслах у меня никогда такого не было, чтобы Бог человека покинул. Бог так возлюбил мудрость Свою о человеке, так радовался при создавании его, что решил, — как читал ты о том в книге 'Бытия' — сотворить человека по образу и подобию Своему».

Возмутился Светомир, воскликнул: «Какой тут образ Божий, какое подобие? Безобразные, богопротивные дела — и почто только Бог их терпит?»

Возразил Иоанн: «Образ и подобие Божие есть прежде всего самостояние, свобода. Человек сам может выбрать путь, по которому хочет идти. Дали зла и добра равно ему открыты и доступны.