— В аэропорт? Зачем?

— Хорошо, вы по крайней мере читаете газеты, я полагаю?

— Только американские…

— Значит, вы не в курсе событий?

— Событий? Смотря каких! Я излагаю вкратце суть дела. Мистер в полном изумлении.

— О, я не знал. Но ни я, ни кто другой не ездили встречать миссис Таккой в Орли…

Мой прогресс в английском совершенно сумасшедший, я говорю ему «окей» и трясу руку.

— О! Скажите, мистер Харрисон, когда миссис Один Таккой приходила к вам, с ней была секретарша?

— Нет.

— Большое вам спасибо!

Если бы мне было позволено проорать клич охотников на львов в таком фешенебельном здании, как это, то, выходя от Харрисона, я бы крикнул. Готов спорить на пару гнедых кобылиц против старого макинтоша гнедого дедушки, что если так гладко пойдет и дальше, то к вечеру я получу предложение из престижнейшего места по поводу службы…

Я мчусь в направлении Сен-Клу. Маман только что начала поджаривать кусочки подсоленной свинины.

— Погаси газ и надень пальто, — говорю я ей быстро. — Я повезу тебя в очень короткое путешествие.

Милая моя Фелиция. Она чуть не падает от неожиданности.

— В такое время? Но, Антуан, сейчас уже почти одиннадцать…

— Это займет часа два туда и обратно. Ты мне нужна.

— Но… А твои друзья?

— Они спят, и нужна атомная бомба, чтобы их расшевелить.

— А мой обед…

— Поставь на слабый огонь. Если мясо переварится, сделаем паштет. Прошу тебя, ма, поторопись!

В принципе она была сразу согласна. Поездка с сыном ей всегда доставляет удовольствие, даже если речь идет о таком молниеносном путешествии… Она надевает пальто, повязывает шарфик и пишет на листке бумаги: «Мы скоро приедем. Если захотите есть, в холодильнике остатки ноги, а сверху на полке стоят консервы».

Если все будут накормлены, ей будет спокойнее. Мы резво отчаливаем, и я ищу дорогу на Руан там, где ей и полагается быть.

Детский дом, именуемый пансионом ангелов, создан поистине для «золотых» детей. Я бы очень удивился, если бы увидел там маленьких индусов или малышей из перенаселенных окраин…

Да, очень бы удивился. Здание в духе нормандской постройки с массивными балками расположилось на вершине холма среди высоких вековых деревьев… Газон размером с поле для гольфа спускается прямо к дороге.

Я звоню. Открывать выходит садовник. Я говорю ему, что мне необходимо поговорить с директором. Он просвещает меня, что директор является директрисой, но это обстоятельство не уменьшает моего желания ее увидеть, даже наоборот.

В сопровождении газонокосильщика мы поднимаемся по дорожке к дому.

В доме полно симпатичных женщин с усами (что вы хотите, если за время настоящего расследования я вижу только таких), которые играют с малышами, прыгая с ними через козла или бегая друг за другом… Игровой зал огромен и чист, там много воздуха… Вдруг мы оказываемся в зимнем саду, который, очевидно, особенно красив летом. Зеленые пальмы, лианы и прочее. Среди них легкие металлические стулья с плетеными сиденьями — очень романтично, будто на картинах импрессионистов.

Приходит директриса. Очень выразительная персона, опрятная блондинка. Она, должно быть, помешалась на чистоте и даже почту открывает в резиновых перчатках.

Я начинаю с самого начала, то есть показываю доказательства моих высоких функций полицейского чиновника. Ее это не колышет.

— Вы, собственно, по какому вопросу?

Что ж, вынимаю из своего бумажника фотографию, тщательно вырезанную собственными руками из журнала «Сине-Альков».

— У вас находится этот ребенок, не так ли? Она изучает картинку.

— Да, это маленький Джонсон.

Я правильно сделал, что не стал называть детку по имени. Привезя ребенка сюда, мамаша Таккой записала его под вымышленным именем. В подобных детских заведениях для звезд чек на круглую сумму всегда заменяет официальные документы, особенно если чек лопается от количества нулей, стоящих после одной смысловой цифры.

Этим соображением я делюсь с директрисой, отчего она смущается и краснеет.

— Видите ли, дама была рекомендована американским агентством. Я попросила ее паспорт, но она его забыла и обещала привезти в следующий раз, когда…

— Естественно…

У нее скашивается крыша после прочтения подписи под фотографией.

— Так это сын актера Фреда Лавми?

— Ну вот видите. Но это не все. Я спешу и желаю забрать ребенка.

— Но…

— Успокойтесь, я привез с собой дипломированную нянечку, которая сумеет побеспокоиться о малыше. Распорядитесь принести младенца!

Мой приказной тон ей не нравится. Но что поделаешь, когда перед тобой сама власть? Она бросает последний взгляд на мое удостоверение и спешно уходит.

Лично я рад снова чувствовать себя в форме. В какой форме? — спросите вы. Да в форме флика, если вас устраивает. Флика, который ухватился за верный конец.

Проходит примерно четверть часа, состоящая, как известно, из пятнадцати минут, и появляется директриса, а следом усатая дама в белом халате с ребенком на руках. Я сравниваю оригинал с фотографией. Ошибки быть не может, передо мной сын Лавми…

Оставив свой адрес хранительнице несчастных детских душ на тот случай, если вдруг на нее наедут, возвращаюсь в машину.

Если бы вы видели лицо Фелиции, когда я приближаюсь к ней с ребенком на руках.

Она краснеет, белеет, синеет, но в конце концов отбрасывает свой триколорный патриотизм и спрашивает с надеждой в голосе:

— Антуан! Это… Это твой?

Надо ж такое вообразить! А с другой стороны, она права: не Дед же Мороз его принес! Маман тут же выстраивает сценарий. Я был любовником несчастной девушки. Та умерла, дав жизнь этому маленькому поганцу с фаянсовыми глазами. Я поместил ребенка в приют, не осмелившись открыться Фелиции. Но угрызения совести замучили мои родительские внутренности (хирург бы уточнил: в конце коридора на выходе), и я решился представить ей своего маленького Сан-Антонио.

— Нет, маман, не мой…

Ее лицо моментально тускнеет.

— Жаль, — говорит она просто. — Он был бы таким чудесным подарком, Антуан… Я бы хотела еще при жизни…

— Еще при жизни я набью детьми дюжину родильных домов, маман, обещаю.

— Какой он миленький! Поезжай потише. Машинально я убираю ногу с газа. И ощущаю какую-то еле различимую радость в своей бронированной душе. В принципе Фелиция права: не было бы большой глупостью — во всяком случае, не большей, чем все остальные, — завести в нашем доме маленького засранца. Загвоздка в том, что для комплекта там же придется содержать и его мамашу.

Я не понимаю, почему до сих пор не додумались открыть специальный отдел с полками в «Галери Лафайет» или «Самаритэн»! Полки с детьми! И надписи: «Продается», «На вынос», «Дети без родословных». Без серьезных намерений не продавать!

А он симпатяга, Джимми. Похоже, ему нравится ехать в машине. Это его заместитель орет без передышки во всю глотку, другой, итальянец.

Итак, чья-то песенка спета!