— Понимаю, понимаю... В этой секретной книге бывают записочки, а может быть, и письма! Так, Зиночка?

— Оставьте! — Зина отнимает у меня книгу. — Мы ставим в «Красном доме» произведение Мережковского.

— А Зинаида Алексеевна играет главную роль. Рекомендую посмотреть! — неожиданно вставляет старик.

— Не болтайте попусту, Андрей Капитонович! — зло бросает Зина. — Спектакль еще не готов!

Ого, «горлинка» показывает коготки! Смутила она своего начальника, он сразу же стал одеваться. Подвигаюсь поближе к Зине, осторожно касаюсь ее руки.

— Я слышал, что у вас, в «Красном доме», большое несчастье. Застрелился суфлер... С чего бы это он?

Сузились глаза у Зины. Она убирает руку со стола, чуть поднявшись, расправляет складки на юбке.

— Так бы сразу и сказали, чем интересуетесь. Но я ничего не видела и ничего не знаю!

Старик топчется у двери, прилаживая поверх пальто большие солдатские рукавицы на тесемочке. Отодвинув стул, Зина встает. Хлопает дверь, это вышел Андрей Капитонович. Я пытаюсь улыбнуться.

— Не сердитесь, Зиночка! И не ругайте меня за излишнее любопытство. Об этом суфлере я услышал в гостинице. Скажите, можно еще раз встретиться с вами?

Как быстро меняется настроение у этой женщины! Она снова улыбается, цветут румянцем щечки, пухлые губы вздрагивают:

— Заходите. Я буду рада...

Выхожу на улицу, закуриваю, медленно бреду вдоль забора. С такой бы «горлинкой» зайти на вечер в штабарме. Самые ловкие кавалеры трибунала добивались бы знакомства с ней. Хотя есть что-то непонятное, двойственное в Зине.

Я слышу странное шипенье: кто-то пытается свистнуть. Останавливаюсь и смотрю по сторонам. Во дворе почты, высунувшись из-за обветшалого сарая, машет мне руками старичок — «ястреб». Он так энергично зовет меня, что я, не задумываясь, иду к сараю. Старик увлекает меня в засыпанный снегом проход между постройками и останавливается, прижавшись спиной к дощатой стене. Он весь в снегу и дышит тяжело. Я жду. Водрузив на нос пенсне, Андрей Капитонович начинает торопливо говорить:

— Поверьте мне, хотя я служил царю тридцать пять лет...

Рука старика в непрерывном движении: то он поправляет шарф, то пересчитывает пуговицы на пальто.

— Книгу принес Войцеховский. Знаете его? Начштаба караульного батальона. Передал Зине, я видел!

— Когда?

— В то утро, когда застрелился Яковлев. Войцеховский часто заходит на почту. У него с Зиной, как бы сказать... роман.

— А в книге ничего не было?

— Зина сразу же спрятала книгу в свой стол. На следующее утро я нашел там письмо Яковлева. Признаюсь, прочел и заплакал.

— Когда вы отправили письмо?

— Только через два дня. Ведь штемпель у Зины. Я боялся показать ей письмо...

Что-то уж очень запуган бедняга почтовик — «царский служака», любитель читать чужие письма! Почему он боится и Зины и Войцеховского? Боится так, что рад погубить их при первой же возможности.

— Я понял, что вас интересует, — продолжает старик, — и долг честного почтового работника...

Последняя фраза многое проясняет. Представителю центра начальник почты доказывает свою лояльность. Так ли уж бескорыстно признание «ястреба»? Надо будет посоветоваться с Миронычем.

— Если что-либо нужно, всегда рад служить... — бормочет старик.

Так... История с письмом стала ясной. Видимо, в последнюю ночь Яковлев был на репетиции в «Красном доме» и принес в гостиницу книгу Мережковского. Готовясь к смерти, решил написать домой письмо. Бумаги под рукой не было, и он вырвал из книги чистые листы. Письмо вложил в книгу. А Войцеховский отнес книгу Зине, как актрисе «Красного дома», на почту. Но почему же Войцеховский не упомянул в материалах дознания ни о книге, ни о «Красном доме»? Почему Зина не захотела говорить о Яковлеве?

Что случилось в «Красном доме» в тот вечер?

Прощаясь со стариком, спрашиваю:

— А как фамилия вашей помощницы?

— Гронина! — охотно отвечает старик. — Зинаида Гронина. Говоря по секрету — коварная женщина!

Андрей Капитоныч кивает головой и шагает в сторону, проваливаясь в сугроб. Сейчас он похож не на ястреба, а на обмерзшего скворца, убегающего от злых мальчишек. Обманчиво бывает первое впечатление. Ну, а «горлинка»? Расхотелось мне с ней встречаться. Гронина... Как будто слыхал я эту фамилию. Зинаида Гронина — интересная особа. Говорят, что у красивых женщин часто бывают измяты визитные карточки. Но юрист Зобов поучал нас:

— Людей, попавших в поле зрения трибунала, можно сравнить с учениками. Так не спешите выносить оценки до окончания экзаменов!

7. КЛЮЧ

Ворота во двор гостиницы распахнуты, слышны веселые возгласы и смех. Во дворе с двух саней сгружают дрова. И конечно, распоряжается Куликов. Я всегда удивляюсь тому, как легко он становится своим человеком в любой компании.

— Скорей, дружище, сбрасывай шинель, помогай! — кричит Куликов. — Видишь, какие сахарные дрова! Знакомься с тетей Клавой — нашим бессменным дежурным. А ручку Ниночки, директора гостиницы, пожми с благодарностью — она уже приютила нас.

У саней, рядом с тетей Клавой, стоит маленькая женщина в черной бекеше. Она оправляет платок и поворачивается ко мне. Платок накинут косо, закрывает левую половину лица. Но я и так вижу большие серые глаза, чуть вздернутый носик, нежно-матовую кожу лица. Богат Надеждинск красивыми девушками!

Я снимаю шинель, и мы быстро сбрасываем дрова в снег.

— Ниночка, доставайте лопаты! — требует Куликов. — Мы сейчас место для поленницы расчистим. А вы, тетя Клава, идите в гостиницу, поставьте чайку. Побалуемся после работы.

Я смотрю на глубокий снег вокруг и поеживаюсь. Хорошую работенку придумал Куликов.

Место для поленницы Куликов выбирает под окнами. Нина приносит две деревянные лопаты. Куликов шагает к окнам и по пояс проваливается в снег.

— Зачем нам нужна эта работа, Александр Лукич! — укоризненно говорю я.

Шагнул ко мне Куликов, прищурил глаза. Колючим стал его взгляд.

— Ты все еще в плену книжных версий о самоубийствах? Не было у Яковлева трагической любви и неизлечимой болезни, не совершал он никакого преступления. А вот скажи, зачем Яковлев выбросил ключ от номера в форточку, если ожидал «удачи», если думал, что останется жить? Мы должны найти этот ключ или убедиться, что его здесь никогда и не было!

Отбрасывая в стороны пласты снега, мы обмениваемая короткими фразами. Куликов уже знает все о странном поведении Яковлева в ту трагическую ночь. Александр Лукич был в карбате, говорил с Вязем, командиром батальона, и с Войцеховским. Встретился с тем врачом, который подписывал медицинский акт.

— Понимаешь, — говорит Куликов, останавливаясь передохнуть, — всего два врача в Надеждинске. Один работает день и ночь в больнице, а у другого только частная практика. Так Войцеховский почему-то позвал именно частника. Живет этот врач в собственном доме, не хотел меня принимать, да и разговаривал свысока, сквозь зубы. Чувствуется, что Советской власти он подчиняется, как неизбежному злу. Труп Яковлева тщательно не осматривал, сам признался: «Врачу достаточно глянуть на такое ранение, чтобы констатировать смерть». Понимаешь? «Не все ли равно, какова траектория пули в голове мертвеца?» Глядит на меня и улыбается, этакая бульонная морда!

Мы продолжаем работу. Снега много, и махать лопатой долго придется. Александр Лукич дышит тяжело, он устал, но говорит, не переставая трудиться:

— Вот окно того номера. Куда мог упасть ключ? Только в этом треугольнике, если Яковлев выбросил ключ в форточку.

Вечереет. Площадка перед окнами расчищена, освобожден от снега и тот треугольник, куда мог упасть ключ. Попадаются окурки, клочки бумаги, щепки, а ключа нет. «Место для поленницы» готово. Я вспотел, но продолжаю усердно сгребать снег. Может быть, Яковлев вовсе и не выбрасывал ключ во двор. Просто ключ затерялся в номере, ведь дознание шло очень неряшливо.