— Итак, ты это знала, — промурлыкала Квентл, — не так ли?

— Да, — выдохнула Госсра. — Мне жаль. Пожалуйста, уберите змей!

— Какова наглость! Ты лишаешься права просить меня о чем бы то ни было. Можете поцеловать ее.

Последнее указание было адресовано змеям, и они немедленно повиновались, вонзив длинные ядовитые зубы в щеки, горло, плечи и грудь девушки. Госсра застыла, того и гляди, рухнет с пеной у рта, прикусив темными зубами собственный багровый язык.

В конце концов, Госсра пошатнулась и осела на пол. Разумеется, она была жива, но ее ужас и полное унижение стали очевидны всем.

— Ты должна вернуться в свой Дом, — объявила Квентл, наслаждаясь меняющимся выражением лица послушницы по мере того, как до девушки доходил истинный смысл слов наставницы. — Если ты еще раз окажешься поблизости от моего хлыста, змеям будет позволено выпустить свой яд.

Квентл отошла от Госсры, которая с трудом поднялась на ноги и выбежала из палаты.

— Вы все знаете, что вас ожидает, — сказала Квентл оставшимся послушницам, — и все-таки при любом удобном случае стараетесь улизнуть домой. Поступая подобным образом, вы наносите оскорбление Академии, своим Домам, Мензоберранзану и самой Ллос!

— Мы просто хотели прогуляться, совсем недолго, — вступила Халавин Симриввин, которая, казалось, таскала на себе половину богатств своего Дома в виде витиеватых и безвкусных золотых украшений, увешивавших ее чуть ли не с головы до ног. — Мы бы вернулись.

— Ложь! — воскликнула Квентл так, что все вздрогнули.

Змеи в плетке зашипели, а эхо повторило крик.

При других обстоятельствах Квентл улыбнулась бы — она могла гордиться своим оружием. У многих наставниц имелись змееголовые хлысты, но ее плеть отличалась одной особенностью — змеи обладали, помимо прочего, демоническим интеллектом, волшебной силой и даром речи. Это был последний магический инструмент, который она успела изобрести и с большим искусством изготовить до того, как все в Мензоберранзане пошло наперекосяк.

— О да, вы могли бы вернуться, — продолжала она, — но только потому, что ваши матери отправили бы вас обратно, если бы не убили за тот позор, которым вы покрыли свои Дома. У них вполне достаточно рассудка оставаться верными священным традициям Мензоберранзана, даже если у их испорченных отпрысков на это не хватает мозгов! Ваши матери не возражали бы, даже если бы я убила вас безо всякой жалости. Они поблагодарили бы меня за то, что я сохранила, очистила и восстановила честь их Домов. Но Ллос желает иметь новых жриц, и хоть и маловероятно, но возможно, что, несмотря на проявленное непослушание, одна или две из вас окажутся достойными служения ей. Вот почему я дам вам еще один шанс. Вы не умрете сегодня. Вместо этого вы отрубите по одному пальцу на каждой руке и сожжете их перед алтарем богини, чтобы вымолить ее прощение. Я позвоню, чтобы принесли мясницкий нож и колоду.

Квентл бросила быстрый взгляд на потрясенных студенток и порадовалась тому, как побледнели и осунулись от страха их лица. Она всегда получала удовольствие от чужих страданий.

— Нет!

Не ожидавшая возражений Квентл всмотрелась в осмелившуюся заговорить. Плотная стайка прогульщиц и лентяек разделилась надвое, образовав дорожку к стройной и гибкой фигурке, стоявшей в заднем ряду. Дирсинил Баррисон Дель'Армго. Острый носик, необычные для дроу — зеленые — глаза. Именно ее в первую очередь подозревала Квентл в подстрекательстве к побегу. Каким-то образом длинноногой послушнице удалось незаметно пронести внушительных размеров кинжал — настоящий короткий меч — на сегодняшнюю лекцию по дисциплине. И сейчас она держала его наготове.

Квентл отреагировала на это именно так, как отреагировал бы в такой ситуации любой темный эльф. Она почувствовала сладкое, почти сладострастное напряжение, облегчение от которого можно получить только одним способом: принять вызов и убить другую женскую особь.

Проблема заключалась в том, что, вопреки всем утверждениям Квентл и несмотря на ее уверенность в себе, студентки не были расходным материалом. Конечно, это было сырье, но сырье драгоценное, присланное в Академию для того, чтобы выковать из него полезный и тонкий инструмент. Никого особенно не обеспокоили бы несколько отрезанных пальцев, но верховные матери вправе были предполагать, что нарушивший традиции идиот Миззрим уже призван к ответу, и ожидать, что их дети переживут свое образование и уцелеют. Правда, Фарон потерял всего лишь мужчин, но все же он выбрал всю академическую квоту допустимых смертей на несколько лет вперед. В связи с этим вряд ли будет хорошей идеей убить отпрыска могущественного Дома Дель'Армго. Квентл не желала вбивать клин между Академией и благородными Домами в то время, когда Мензоберранзан оказался на краю распада.

Кроме того, она была немного озабочена тем, что еще какая-нибудь незадачливая беглянка вообразит что-то о себе и ринется очертя голову в борьбу на стороне зачинщицы.

При этой мысли Квентл остановилась, мысленно успокоила гадюк, уставилась на Дирсинил самым холодным, суровым, прямо-таки стальным взглядом и сказала:

— Подумай!

— Я уже подумала, — резко ответила Дирсинил. — Я подумала и решила, что нам незачем тратить десять лет жизни на то, чтобы сидеть взаперти в Брешской крепости, где ничего хорошего нас не ждет.

— Здесь для вас есть все, — возразила Квентл, и взгляд ее стал еще более тяжелым. — Это место, где вы учитесь быть тем, чем должна быть дама Мензоберранзана.

— Чем? Чему я учусь?

— В данный момент терпению и повиновению.

— Я не за этим сюда пришла.

— Очевидно нет. Пожалуй, это стоит обсудить. В настоящее время все послушницы Мензоберранзана играют в игру, предметом и смыслом которой является убеждение остальных в том, что ничего особенного не случилось и все идет так, как должно идти. Если учащаяся раньше времени и поспешно покидает Академию, чего никто еще не делал со времени основания города, это может показаться странным, это могут посчитать признаком того, что где-то что-то не в порядке.

— Может быть, но мне все равно, меня эта игра не интересует.

— Эта игра интересует твою мать. Она играет в нее так же прилежно, как и все мы. Ты думаешь, она примет тебя с распростертыми объятиями, если ты поставишь под угрозу все ее усилия?

Изумрудные глаза Дирсинил моргнули, первый признак того, что пристальный взгляд Квентл поколебал девушку:

— Да… я… конечно примет!

— Ты предала свой Дом, свой город, свой пол и саму богиню!

— Богиня…

— Не смей говорить о ней! — рявкнула Квентл. — Или твоя жизнь закончится сейчас же, а душа будет обречена на вечные муки. Я говорю не только как наставница Арак-Тинилита, но и как Бэнр! Ты помнишь, кто такие Бэнр, Баррисон Дель'Армго? Мы — Первый Дом, а вы — всего-навсего Второй. Даже если бы ты успешно покинула Арак-Тинилит, даже если бы твоя вульгарная, неотесанная мать оказалась настолько тупа, что приняла бы тебя обратно в эту лачугу, которую Дель'Армго называют дворцом, ты не прожила бы и месяца. Моя сестра Триль, Верховная Мать Бэнр, лично позаботилась бы о твоем уничтожении.

А вот это была почти правда: говорить о любви между сестрами Бэнр не приходилось, но когда дело касалось сохранения верховенства их Дома, они всегда и безоговорочно поддерживали друг друга.

Дирсинил проглотила комок в горле и немного опустила ресницы:

— Госпожа, я не хотела проявить неуважение. Я просто не хочу быть изуродованной.

— И все-таки будешь, послушница, и без долгих отсрочек. У тебя действительно нет другого выбора… твой ножик придется кстати.

Дирсинил еще раз сглотнула, и нож в ее руке слегка задрожал, при этом клинок чуть-чуть опустился и стал виден мизинец. Квентл подумала, что процедура была бы намного легче, если бы послушница сделала несколько шагов и положила бы свой пальчик на ближайший стол. В своем воображении Квентл уже предвкушала первую экзекуцию, когда звук, похожий на фальшивую ноту, вырвавшуюся сразу из сотни сигнальных горнов, разорвал воздух.