– Так.

– Где вы его хранили? – задал очередной вопрос Кузьма Николаевич.

– В столе. Под бумаги клала.

– А стол запирали?

– Он не запирается.

Тут она покачала головой, отчего раскачались и ее большие серьги и долго почему-то не могли остановиться.

– Тогда зачем же вы его в стол?..

– Так в сейфе ничего важного нет, бланки только… Боялась носить. У меня двое… Как придешь, они сразу все сумки обшаривают, гостинцы ищут. Могли бы вытащить.

– Когда ключ пропал, сейф был закрыт?

– Да.

– А как же бланки?..

– В отделе кадров такой же сейф и ключ такой же.

– Ясно. Скажите, а Юрий Носков, электрик, никогда не предлагал поменять в вашей приемной электропроводку?

Лида не поняла и снова уставилась на директора.

– Да ведь это тебя спрашивают, – сказал тот.

– Зачем? – опять шепотом произнесла женщина. – И сегодня заходил, ничего не предлагал. Шоколадку только подарил.

– А вы когда-нибудь при нем клали ключ в стол?

Лида подумала и кивнула утвердительно, потом, осмелясь:

– Я и доставала при нем. А чего скрывать-то?

– Да, действительно, – согласился Кузьма Николаевич. – А вот когда он утром заходил, вы из приемной выходили?

– Выходила. Он очень просил, чтобы я сразу заявление директору отдала.

– Тогда давайте дружно встанем и все вместе выйдем, – предложил Буграев. – Может, чего найдем.

Ващенко и Лида, заинтригованные, вышли в приемную, начали озираться. Подоконник был уставлен цветами, и Кузьма Николаевич попросил Лиду:

– Посмотрите за тарелки, нет ли там какой вещицы.

Женщина втиснулась в просвет между столом и тумбочкой, стала неуверенно шарить под краями тарелок со стороны окна. Из-под одной с изумлением извлекла ключ от сейфа. Не менее секретарши был изумлен и Ващенко. Оба смотрели на Буграева, будто он показал им фокус, какого в цирке не увидишь.

– Ваш ключ?

– О-он…

– Ну, раз вы без него обходитесь, дайте на время мне, обещаю вернуть. – Он положил ключ в сумку, поднял глаза на Ващенко: – В вашем общежитии сколько человек в комнате?

– Двое.

– Можно вызвать сюда напарника Носкова?

– Сейчас позвоню коменданту, узнаю, кто это. В принципе, конечно…

Опять прошли в кабинет, присели, директор принялся выяснять. С Носковым проживал тракторист, его машину вчера поставили на ремонт, поэтому поиски не заняли много времени, скоро тот появился в кабинете. Тут пришла очередь удивиться Буграеву: ожидал увидеть молодого парня, а это был мужчина лет около сорока. Расспросив, узнал: семья механизатора в Костромской области, решили переселиться сюда, он уехал первым, так сказать, на разведку, скоро дадут жилье.

– Вы не помните, – начал Буграев, – ваш сосед вчера ночевал в общежитии?

– Нет. Он в райцентр гонял.

– Зачем?

– Да… – Тракторист замялся. – По личным делам… Молодой…

– И часто он… по личным делам?

– В последнее время часто.

Правильно, прикидочные броски отнимают время; нужно выяснять многое: какова интенсивность движения на тракте, где можно укрыться, где нельзя, нужно при луне изучить тракт, чтобы потом в темноте не заскочить в яму, в промоину – ну и так далее.

– Вы сказали «гонял». На автобусе?

– Зачем ему автобус? – Тракторист засмеялся. – Спортсмен. На велосипеде по нашим дорогам он раньше автобуса поспевает.

– А когда он вернулся?

– Как обычно, под утро.

– С собой что-нибудь привез?

– Какую-то сетку, я не разглядел. В тумбочку ее засунул и закрыл; он в свою тумбочку замок вставил.

– А где стоит ваш трактор?

– Возле мастерских.

– А Носков где сейчас?

– Там же, если на вызов не отбежал.

Ващенко взглянул на часы и вставил:

– Скоро и перерыв.

Буграев встал и обратился к механизатору:

– Поедемте со мной, покажите, где мастерские. – Затем к директору: – Вынужден вас огорчить: электрика нужно искать прямо сегодня. Нового, имею в виду. Спасибо за помощь.

Тракторист указал на неказистое кирпичное строение, довольно большое, но с единственной дверью из неструганых досок, потемневших от времени. Кузьма Николаевич потянул на себя ручку и шагнул в полутемное помещение с замасленным полом и неоштукатуренными стенами.

Выдался, по-видимому, перекур. Человек пять мужчин в комбинезонах сидели кружком: кто на скамейке, кто на колесе от трактора, кто и просто на корточках. Кто-то рассказывал что-то веселое, поскольку и наружу был слышен смех.

Кузьма Николаевич направился к ним, стараясь сквозь густую завесу табачного дыма рассмотреть одного некурящего. Он не успел дойти, как вдруг парень в наиболее чистом, аккуратно подогнанном по фигуре комбинезоне, с тонкими, правильными чертами лица приподнялся и попятился к задней, торцевой стене. Он пятился, не спуская с Буграева глаз, как, впрочем, и тот с него; нащупал наконец стену спиной и тогда распластал чуть приподнятые руки, словно хотел вдавиться в эту стену, призраком пройти сквозь нее и исчезнуть навсегда.

Кузьма Николаевич видел, как лицо меняло цвет, бледнело, покуда не осталось в нем ни кровинки, и тогда он сжал зубы и отвел взгляд от внезапно нахлынувшего странного и сложного чувства.

Да разве можно купить молодость за какие угодно бешеные деньги? Разве стоит она всего золота и всех алмазов, сколько их есть на земле? Кем же это надо быть, чтобы за хлам кинуть на весы судьбу!

А швы на стене, черт побери, толстые, потеки от раствора такие, что и не поймешь, какого она цвета: красного или серого. Халтура, а не кладка! Явно шабашники делали. Это просто наказание великое, шабашники-то!

– Пойдем, – произнес в наступившей звонкой тишине. – Бачили очи, что покупали.