Первый кризис после восшествия Густава Вазы на шведский престол был связан с недовольством новым правлением старых сторонников семьи Стуре. Самый, может быть, выдающийся советник Стена Стуре, Педер Якобссон Суннанведер, вернулся после длительного отсутствия в Швецию, и вскоре между ним и Густавом Вазой произошел разрыв. В начале 1524 г. из датского плена возвратилась на родину вдова Стена Стуре Кристина Юлленшерна, которая вовсе не была склонна отказаться от политической деятельности. Вместе с последним оставшимся верным Кристиану II в Скандинавии союзником, неким Сереном Норбю, она начала плести интриги против нового шведского короля, занявшего место, которое, как она была глубоко убеждена, по праву принадлежало ее сыновьям. Всегда беспокойные далекарлийцы жаловались на дороговизну и на недостаток соли. Педер Суннанведер, Кристина и несколько старых слуг Стена Стуре решили использовать это недовольство против короля. Симпатии, которые питал Густав Ваза к сторонникам лютеранской реформации, и в особенности реформаторские проповеди Олауса Петри, также вызывали недовольство; эти проповеди передавались из уст в уста в самом неблагоприятном освещении. На юге вызывало беспокойство Густава Вазы выступление Серена Норбю, который в 1525 г. пытался восстановить на шведском престоле Кристиана II. В довершение всего Густав Ваза порвал и со своим помощником — Береном фон Меленом.

И все же Густав Ваза вышел из тяжелого положения. Серен Норбю потерпел поражение в Сконе, Кристина была вынуждена уступить. Педер Суннанведер бежал из Далекарлии и вместе со своим помощником, магистром Кнутом, отправился в Норвегию, а Беренд фон Мелен удалился в Германию; над его солдатами учинили кровавую расправу. Действуя то угрозами, то уговорами, Густав Ваза на время восстановил спокойствие в Далекарлии. Позже Густав Ваза одержал символическую победу над партией Стуре, захватив в плен Педера Суннанведера и магистра Кнута. Хронист короля Педер Сварт рассказывает, как их привезли в Стокгольм: «На них были надеты старые, рваные рясы, сидели они задом наперед на заморенных клячах; на Педера Суннанведера была напялена корона, сделанная из соломы, а сбоку был прикреплен обломок деревянного меча; в руках у магистра Кнута — епископский посох из бересты». Оба они были осуждены и казнены.

Однако в это время в Далекарлии и затем в Вермланде снова начались волнения, участники которых требовали возвращения наследников Стена Стуре. На этот раз во главе восставших стоял человек, вошедший в шведскую историю под именем Дальюнкера (т. е. «Далекарлийский дворянин»). Сам он выдавал себя за сына Стена Стуре — Нильса, скончавшегося приблизительно в это время, а Густав Ваза объявил, что самозванец — не кто иной, как батрак по имени Ёнс. Кто был этот мятежник в действительности — не известно, но он держал себя очень непринужденно в высших дворянских кругах Норвегии, которые оказывали ему поддержку. Его окружали старые друзья Стуре[38]. Сторонники этого «Далекарлийского дворянина» в волостях Сильяна послали королю жалобу по поводу налогов, нового «лютерства» и новых мод на «разрезанные и разрубленные платья». Густав Ваза ответил с присущей ему находчивостью, что налоги собирают для оплаты государственных долгов, что от своих подданных он требует только, чтобы они почитали слово божие и святое евангелие и что от новых модных платьев страдают лишь те, кто их носит. Но, несмотря на остроумный ответ Густава Вазы, беспорядки продолжались и, что больше всего беспокоило Вазу, старое, славное имя семьи Стуре успешно конкурировало с именем нового короля. Восстание Дальюнкера, непокорство городов, требование Любека как можно скорее оплатить долги, еще не очень устойчивое внешнеполитическое положение Швеции — все это создавало большие трудности для короля. Но он не сдавался и смело смотрел в будущее. Именно в эти годы кризиса он вместе со своими помощниками задумал и начал приводить в исполнение план полной реорганизации государственного управления и государственных финансов. Несмотря на непрекращающиеся волнения и заговоры, он провел мероприятия, подготовленные еще семьей Стуре, по централизации управления, тщательной регламентации хозяйства, упорядочению финансов (в первую очередь он стремился освободиться от задолженности Любеку) и, наконец, по созданию достаточного контингента верных королю солдат. В этих делах Густав Ваза находил помощь у бюргерства, которому он всячески покровительствовал, у реформаторского духовенства и, наконец, в некоторых слоях дворянства. Кроме того, не все шведские области были такими непокорными, как Далекарлия; во всяком случае, они вели себя иначе, когда король удовлетворял некоторые их экономические требования и заботился о снабжении солью.

Еще за десять лет до того Стен Стуре младший, борясь за те же цели, за какие теперь боролся Густав Ваза, встретил сильное сопротивление со стороны руководителей католической церкви. Густав Ваза встретил еще большее сопротивление — католики действовали теперь более энергично, так как в Швеции стало распространяться лютеранство; его проповедовала группа лиц во главе с Олаусом Петри, получивших образование в Виттенберге. Густав Ваза ясно понял, что существует связь между новой верой и теми государственными идеями, которые он получил в наследство от семьи Стуре. Чтобы покончить со сторонниками Дальюнкера и упорядочить финансовые дела государства, он должен был иметь право распоряжаться имуществом, скопленным единственной действительно богатой корпорацией, имевшейся в стране, — католической церковью. К концу средневековья церковь владела 21,3 % всех земельных угодий в Швеции, дворянство—20,7 %, корона 5,6 % и податное крестьянство 52,4 %. Следует при этом отметить, что в Финляндии церковь и дворянство почти не владели землей, а 96,4 % всей облагаемой податью земли принадлежало крестьянству. Влиятельнейший деятель католической церкви в Швеции епископ Ганс Браск из Линчёпинга сначала поддерживал Густава Вазу, но вскоре отношения между ними стали натянутыми. Король постоянно требовал у епископов и монастырей ссуд и ставил у них на постой войска. Канцлер короля, лютеранин Лаврентий Андреэ, угрожающе говорил, что скоро пройдет время тех, кто до сих пор был так могуществен. И действительно, решительное время приближалось.

В самый разгар движения, поднятого Дальюнкером, в 1527 г., в Вестеросе был созван сословный риксдаг. На заседаниях риксдага снова присутствовала любекская делегация, которая на этот раз прибыла лишь для того, чтобы придать вес всем требованиям короля. Король прежде всего предложил непокорным самим вступить в переговоры с Любеком по вопросу о долгах Швеции и посмотреть, «захочет ли Любек, чтобы ему заплатили мятежом». Затем было зачитано предложение короля, в котором он заявлял, что выполнил все свои обязательства по отношению к народу, но что народ не выполнил своих обязательств по отношению к нему. Поэтому Густав Ваза высказывал желание освободиться от бремени правления. Король уверял, что доходы государства недостаточны для удовлетворения нужд страны. Дворянство, говорил он, ослаблено, так как большая часть его земельных угодий перешла, либо по завещанию, либо в качестве дара, в собственность церкви и монастырей. Чтобы поправить свои дела, дворяне требуют от правительства новых земель. Состояние же государственных финансов таково, что правительство не может удовлетворить требования дворянства. Дело сословий — решать, как нужно поступить, чтобы преодолеть все эти затруднения.

Выступление было чрезвычайно логично и рассчитано на то, чтобы повести дворянское сословие, куда было угодно королю. Государственная реформа, целью которой была централизация управления под прямым руководством короля, делала невозможной средневековую систему крупных феодальных ленов; король, правда, умолчал об этом обстоятельстве, но он признал право феодалов на получение «помощи и ленов» от государства. В речи короля был сделан осторожный, но ясный намек на то, что ресурсы, которые могли помочь делу, находились у церкви; желательный ответ был подсказан дворянству. Король ясно и логично связывал новую систему управления, нужду казны в дополнительных доходах и высказанные дворянством пожелания. Пусть церковь покроет и финансовые требования казны, и требования дворян, желающих поместий и ленов. Вопрос был очень удачно поставлен и решен был именно так, как подсказывал Густав Ваза.