Наконец отец откладывает ручку и переплетает пальцы. Потом поднимает глаза, и… Боже, они жесткие и пронзительные!

— Ты знаешь, почему находишься здесь?

Я медленно киваю, борясь с инстинктивным желанием опустить глаза, не встречаться с ним взглядом. Вот и не пригодились мои репетиции. Как же всего за несколько минут он смог превратить меня в маленькую испуганную девочку?

— Конечно же знаешь, — жестко говорит он. — Очевидно, я был слишком мягок с тобой после смерти Сары.

Я сглатываю.

— Я не…

Отец поднимается, и деревянный стул со скрипом скользит по полу. Я вздрагиваю.

— Я потакал тебе, — продолжает он, не обращая внимания на мои слова. — Я предоставил тебе содержание без контроля твоих трат. Я игнорировал слухи о твоих необычных увлечениях и неподобающем поведении. — Он подходит к окну и смотрит на улицу. — И хотя ты совершенно не ценила того, что я для тебя делал, я давал тебе один шанс за другим. Я лгал ради тебя. Я защищал тебя. Сколь бесполезные попытки, не так ли?

Мое сердце болезненно ускоряется.

— Я могу объяснить… — шепчу я.

Я все еще не уверена, что он сделает. Это первая настоящая эмоция, которую отец демонстрирует мне, и она ужасает.

Отсутствующий отец, сломленная дочь, мертвая мать…

Я не могу скучать по тому, чего у меня никогда не было.

Отец отворачивается от окна.

— О, ты можешь объяснить? Ты можешь сказать мне, почему вчера покинула бал? Почему тебя до утра не могли найти, а затем ты внезапно явилась домой на орнитоптере, и несколько человек видели тебя неподобающе раздетой с лордом Гэллоуэем?

Я болезненно ощущаю каждую секунду, каждое движение своего тела. Кажется, прошла вечность, прежде чем мой измученный лихорадкой разум сумел понять, что происходит.

О боже! О боже! Я думала, дело только в том, что я покинула бал. Я не понимала, что кто-то видел меня с Гэвином, когда мы вернулись. Как я могла быть так глупа и не заметить зрителей?

Если бы я была в своем уме, а проклятая лихорадка не началась в тот миг, когда Гэвин посадил меня в орнитоптер, я бы заметила. Я бы придумала план, как нам пробраться домой незамеченными.

Больше нет ни малейшего шанса дождаться предложения от джентльмена. Моей репутации конец. Соседи видели меня грязной, мокрой, замерзшей, одетой в разорванное платье. Я ухватилась за плечи Гэвина, когда споткнулась в саду. Слухи наверняка разлетелись лесным пожаром.

Я могла объяснить свое отсутствие на балу. Я могла сказать, что плохо себя почувствовала и должна была уйти. Но я не смогу объяснить, почему мы с Гэвином рано утром были на площади Шарлотты, и особенно свой наряд.

Я качаю головой. Слова не складываются, я не могу даже придумать ложь, которая меня спасет.

— Я-я… не…

— Что «не»? Не была одета недостойным образом? Не была с лордом Гэллоуэем?

Неважно, что я скажу. Его мнение обо мне не изменится. Он никогда не любил меня, а теперь я просто обуза, дочь, которая позволила его жене умереть и которую он никогда не сможет выдать замуж.

— Это действительно случилось, — шепчу я, на миг закрывая глаза. — Отец, пожалуйста. Гэвин… то есть лорд Гэллоуэй… он… — Мой голос дрожит, но я подавляю дрожь. — Он не сделал ничего непристойного.

Мое горло уже опухло от болезни, мне больно глотать. Я кашляю, хоть и пытаюсь сдерживаться. Глаза жжет.

Я должна бы радоваться, что не придется больше притворяться благопристойной. Я не должна об этом беспокоиться. Не должна. Но испорченная репутация — это то, чего леди боится больше всего, и мне стыдно перед памятью мамы. Мы с отцом зашли в тупик.

— Безотносительно к этому, — говорит он, — лорд Гэллоуэй любезно попросил твоей руки. И я принял его предложение от твоего имени.

Я почти не слышу его слов, не в силах собрать их воедино в своих лихорадочных мыслях. Это не может быть правдой. Просто не может!

— Прошу прощения?

— Я принял его предложение, — повторяет отец. — Ты выйдешь за лорда Гэллоуэя через две недели.

— Нет, — говорю я прежде, чем успеваю себя остановить. Это неправильно. Гэвин не заслуживает подобного, особенно после того, как помог мне.

Отец подается вперед.

— Запомни, Айлиэн: Гэллоуэй согласился жениться на тебе через две недели, и ты выйдешь за него.

Я поднимаюсь. Приходится схватиться за подлокотник, чтобы не упасть.

— Это мое будущее, не твое. Неужели мой отказ ничего не значит?

— Тогда мне остается единственное, — холодно говорит отец, — вогнать пулю ему в сердце с расстояния в сорок шагов.

— Моя честь не нуждается в защите, — говорю я. — Я сама могу ее защитить.

Отец выглядит усталым.

— Ты думаешь, дело только в тебе? В твоей чести? — Он прикрывает глаза. — Одна ночь бессмысленной фривольности, и ты сумела запятнать имя рода, мое положение и память своей матери. Что бы она подумала, Айлиэн?

Самообладание едва не подводит меня.

— Прошу, не надо! Не заставляй меня это делать!

Отец возвращается к своим бумагам и опять берется за ручку.

— Свадьба с лордом Гэллоуэем — это единственный возможный для тебя вариант. — Он снова смотрит мимо меня, как и всегда. — Я буду занят на этой неделе согласованием и приготовлениями. И ожидаю, что ты будешь вести себя на публике достойным будущего мужа образом. Долг превыше всего.

— И неважно, чего я хочу, — шепчу я себе под нос.

Глава 22

Я смотрю в окно гостиной, прислушиваясь к стуку дождя в стекло, и жар камина согревает мне шею. Капли падают на подоконник и разбрызгиваются по ковру. И неважно, как сильно я дрожу от холода, несмотря на ревущее в камине пламя. Потому что я не чувствую ничего, я пуста. Впервые я ощущаю полное отсутствие эмоций. Все отговорки, которые я приготовила, оказались лишними.

Пара поднимается на ступени, ведущие к парадной двери, с их зонтов стекают капли воды. Они останавливаются, и женщина шепчет что-то на ухо мужчине, откровенно кивая на наш дом. Оба качают головами. Общество, судя по всему, готово скорее принять вероятного убийцу, чем женщину с запятнанной репутацией, будь та обручена или нет.

Я массирую виски. Тупая головная боль, усиленная лихорадкой, вернулась. С отсутствующим видом я тянусь к лопатке, чтобы почесать рану, оставленную cù sìth. Она больше не болит, только адски чешется.

Лишь тогда я ощущаю вкус земли и природы, ставший таким знакомым. И слышу стук в дверь.

— Киаран? — изумленно шепчу я.

Киаран входит и запирает за собой дверь. Я была бы шокирована сильнее, если бы мне не было так плохо. Во-первых, он явился сюда, чтобы увидеть меня, во-вторых, ему не хватило такта предупредить о своем визите должным образом.

— Еще жива, — говорит он, прислоняясь к двери. — Я впечатлен.

На нем не та одежда, которую я видела в прошлый раз у Нор-Лох, но и это вполне дорогой джентльменский наряд. Безупречные черные брюки, белая рубашка, черный камзол. Шляпы нет. Наверное, слишком прилична для него. Одежда Киарана промокла насквозь, волосы липнут ко лбу, но он этого, похоже, не замечает.

— Что ты здесь делаешь? — Передумав, я поднимаю руку, не давая ему ответить. — Хотя можешь не отвечать. Просто убирайся, МакКей.

Я должна бы быть в ярости от того, что он утаил от меня мое наследие, что никогда не говорил о печати и об опасности, нависшей над городом. Но я не могу призвать ярость. Отец только что выстроил за меня мое будущее, уничтожив последнюю возможность выбора, которая мне оставалась, и сейчас я не в настроении разбираться с Киараном.

Он вовсе не выглядит удивленным моей реакцией.

— Я решил нанести визит.

— Я не хочу видеть тебя здесь.

Без всякого предисловия он подходит к камину, снимает с полки одну из маленьких ваз и внимательно ее рассматривает. Я уже почти готова велеть ему поставить эту чертову вещь на место и объясниться, но прикусываю язык, наблюдая. Похоже, он ничуть не чувствует дискомфорта, находясь в моем доме и без разрешения трогая мои вещи.