Надо было торопиться, чтобы не застрять где-нибудь в горах вдали от Канчалана. Задержка в пути обрекала экспедицию на вторую зимовку.

30 апреля остановились близ скориковского табуна, а 1 мая приехал в гости сам Скориков с тремя пастухами, среди которых был Игы. Праздник отметили дневкой и стрелковыми состязаниями. На радиомачте гордо развевался красный флаг. День был пасмурный, кружились снежинки.

Игы был еще не стар. Глаза у него постоянно бегали по сторонам, широкий рот расплывался в улыбке. Вся его фигура была олицетворением тонкой хитрости. На Канчалане он не бывал, но дорогу на Танюрер, как будто бы, знал. Договорились о цене. Игы намеревался подкочевать к лагерю дня через два, когда отряд остановится вблизи табуна колхоза.

В дальнейший путь пошли по реке Осиновой. Ехавший впереди проводник вдруг остановился, круто повернул оленей к берегу и испуганно закричал:

— Миммель (вода)!

Взобрались на холм и, оглянувшись назад, увидели, как по льду реки несся бурный поток воды от растаявших в горах наледей. Было и радостно и страшно смотреть на веселые, говорливые струйки. Радостно. — потому что люди привыкли всегда встречать весну и солнце улыбкой, страх же основывался на возмояшости застрять где-нибудь поблизости и остаться на вторую зимовку.

В том месте, где долина реки Осиновой сузилась до 5 километров, ее перегородила большая морена. На ней и был разбит последний лагерь в бассейне реки Белой. Отсюда в один из погожих дней на севере увидели белые, похожие на облачка, далекие вершины Анадырского хребта. Партия должна была повернуть на восток, перевалить на низменную часть Пекульнея, называемую чукчами Бараньими горами, и выйти в долину Танюрера.

Пока Гаврилыч с помощью радиста определял астрономический пункт, подкочевал со своей семьей Игы. Старшая дочь Игы, Вильгичейнэ, была веселая, живая девушка, сразу лее очаровавшая всех своим нравом, любознательностью и готовностью помочь каждому. Она впервые сталкивалась с русскими и с их бытом. Совсем настоящая «дикарочка». Что ни скажешь — спешит повторить и запомнить незнакомые слова, а после просит Рентыургина объяснить их значение. Игы оказался вспыльчивым, ворчливым и ленивым человеком, но зато Вильгичейнэ работала за двоих.

Недалеко от астропункта в реку Осиновую впадала небольшая речка. По ее островам разросся тополевый лес. Чем дальше к северу, тем приречный кустарник становился ниже и беднее. На земле лежали поваленные стволы деревьев в два обхвата толщиной.

Пройдя мимо рощицы, отряд поднялся метров на 300 над уровнем долины и попал словно в Швейцарию. Перед гла зами, среди крутобоких гор, лежало длинное узкое озеро с ровной, как зеркало, поверхностью.

Гаврилыч долго стоял на месте.

— Бывал я на Кавказе, а такой красоты еще не видывал!

Все притихли, — будто вошли незваными гостями в строгую лабораторию, где каждой мелочи отведено свое место и где нельзя шутить и громко говорить. Было торжественно и изумительно тихо.

Озеро и окружающие его горы назывались Бараньими. Самих баранов увидеть не пришлось, но четкий их след не раз пересекал дорогу партии.

Перед тем как тронуться вдоль озера, пришлось 18 часов подряд гонять оленей. Животные не хотели слушаться, как бы предвидя тяжесть предстоящего пути. Лишь на другой день после безрезультатной гоньбы, безжалостно расстреляв, двух бегунов-дезорганизаторов, удалось переловить оленей.

Искусство управления оленями не сложно, но требует сноровки: например, к чукотскому пряговому быку нельзя подходить слева, оленей нельзя менять местами в упряжке, так как только правый понимает и слушает команду. Пряговые быки всю жизнь проводят на каком-нибудь определенном амплуа. Среди них есть «правые» и «левые», и каждый из них приучен к своему месту в упряжке. Олени не слушаются крика; управлять ими приходится тихим посвистыванием и легкими ударами палочки с костяным наконечником. При помощи этих приемов оленей можно заставить бежать любым аллюром.

Чтобы обеспечить Гаврилычу спокойную работу и не отвлекать его внимания возней с оленями, его упряжку привязали к нарте Марии.

Выехали на лед. На четвертом километре Ваня Рентыургин, гнавший свободный табун, нагнал караван. Вдруг три оленя повернули обратно в лагерь. Желая помочь Ване, Мария остановила свою упряжку и побежала наперерез к беглецам. В это время правый бык упряжки Вани повернул к табуну и с разбега врезался в самую его гущу. Олени бросились врассыпную, увлекая за собой быков Марии. Все это произошло в одно мгновение, и Гаврилыч не успел спрыгнуть с нарты; чтобы остановить переднюю упряжку. Олени, сделав несколько широких кругов по льду, бросились вверх по склону горы, из-под наста которого торчали острые камни. Нарта Гаврйлыча почти висела над откосом. Несущиеся олени круто повернули за выступ горы. Гаврилыч держался одной рукой за нарту, а другой прижимал планшет к груди.

Мимо пробежали Иван и Первак.

— Карауль аргиш! Береги табун! — кричали они Марин на ходу.

На другой стороне озера Добровольский, торопливо привязав собак к утесу и роняя на бегу рукавицы, помчался на помощь отряду.

Наконец показались запыхавшиеся Первак и Гаврилыч, ведшие успокоившихся оленей.

— Послушай! — крикнул Добровольский, — одометр-то уцелел! Хорошая, крепкая работа!

Баранье озеро вытянулось в длину километров на 30. В восточном его конце брала начало речка Тырьпеургин, по которой предстояло выбраться в долину Танюрера.

Весенние дни и ожившая река Осиновая остались позади; за перевалом караван встретил глубокие снега, бешеные ветры и пургу. Казалось, что вернулся март месяц.

Здесь пришлось помучиться больше, чем с лошадьми на Канчалане.

Олени по шею проваливались в рыхлый снег, заполнивший ущелье. Звеновые ползали от одного оленя к другому. Даже на лыжах человек тонул в сугробах.

На третий день долина раздалась вширь на километр; впереди открылась величественная панорама. Слева в тумане и в облаках высились горы, на которых лежал нетронутый снег. Причудливые очертания вершин, как башни готических построек, и цирки, зиявшие зевами провалов, почти вплотную подходили к реке. Ближе всех стояла гора в форме гигантского накрытого скатертью стола.

Резкий ветер гнал в долину снеговые тучи, которые скатывались вниз, осыпая землю снежными лепестками. Горы словно стряхивали с себя ненужный груз.

К югу долина расширялась, и горы левого берега, постепенно снижаясь, поворачивали к юго-востоку.

По правому берегу реки Танюрер тянулась гряда Пекульнея. Там высоко поднимала свою вершину остроребрая гора Учкипай (Тоненькая).

С трудом перебрались через реку, промерзшую до дна, Лед местами потрескался, образуя опасные трещины, запорошенные снегом.

Олени часто оступались и падали. Идущие впереди быки прыжками одолевали препятствие, затягивая потяги на шее упавших.

Лагерь разбили на левом берегу, у подножия горы Учкипая. Здесь необходимо было определить астропункт. Гаврилычу для определения координат нужны были звезды и солнце, а погода все хмурилась и сплошные тучи плыли над горами, задевая за их вершины.

Игы заявил Скляру:

— Дальше я дороги не знаю. Слышал только, что чукчи здесь поблизости кочуют. Может быть назад пойдем? — прибавил он, помявшись.

Игы страшно боялся оказаться летом вдали от жилых мест, так как и у него и у партии табун состоял из одних только быков. Такие табуны ненадежны, — олени разбегаются в поисках важенок. Кроме того чрезвычайно опасными являлись имевшиеся здесь мошки и комары, нередко превращавшие богатых оленеводов в нищих.

Было решено поискать чукчей в окрестностях. Ваня запряг своих собачек и поехал «искать счастья».

18 мая в небе показались журавли, а к вечеру Добровольский подстрелил на-лету гуся. Весна пришла и в долину Танюрера. Куропатки постоянно кружились на проталинах. День и ночь не умолкала пронзительная перекличка птичьих голосов.