Снег с каждым часом становился глубже, затрудняя движение.

За день приходилось два раз останавливаться на отдых, и все же, только напрягая последние силы, кое-как продвигались вперед к месту ночевки.

Малахаи давно уже болтались за спиной. Несмотря на 40-градусный мороз, от людей и собак валил пар. Иней осаждался на шарфах, и волосы на голове обратились в белые шапки.

Для ночлега выбрали опушку леса на невысокой террасе. Первым делом накормили собак, разгребли снег для костра, запасли дров, после чего поставили палатку.

Взошла луна. Глубокая тишина гор действовала как-то угнетающе. Было неуютно и холодно.

Вдруг металлическим звоном брякнула цепь; насторожив уши, вскочил передовой пес Иллике, второй передовик Нэ сел с ним рядом. Заворочались в своих снежных гнездах и другие собаки. Иллике поднял кверху морду, весь подтянулся, сжался и жалобно завыл; остальные собаки точно ждали сигнала. Они надрывно подхватили вой, душераздирающие звуки то нарастали, то падали, глухо перекатываясь эхом в далеких горах. Временами псы замолкали, к чему-то прислушивались — и снова протяжный, тоскливый вой оглашал окрестности.

Казалось, что это была жалоба на безрадостную жизнь, на побои и голодовки, на непосильную работу, на жалкую участь ездовой собаки. Тишина наступила так же неожиданно, как ранее прервалась, и собаки снова улеглись в снег.

Утром, поеживаясь от холода, выбрались из кукулей и двинулись вперед. Весь день шли по рыхлому снегу. Местами горы точно сжимали реку, образуя глубокие ущелья с отвесными каменными стенами. К вечеру сильно дали себя чувствовать 30 километров изнурительного пути. Скользя по склону и проваливаясь в глубокий снег, путники взобрались на берег и разбили палатки. Температура упала до —45°.

Развели большой костер и, сняв меховую одежду, выморозили ее и выбили изморозь. Переобулись в сухие чижи, и только Дорошенко настолько устала, что, выпив чаю, сразу же залезла в спальный мешок, не переодеваясь.

Елизарыч рассказывал, как до революции приезжали сюда американцы и проводили геологопоисковые работы под руководством женщины «мисс Кэлли». Рассыпавшись но всему бассейну реки, отдельные геологические партии американцев заходили далеко в горы, пробираясь на лодках и пешком.

— Вот тогда американский профессор и говорил, что полезно жевать табак, так как он хорошо рот очищает, — закончил Елизарыч, перекладывая жвачку за другую щеку.

— Ты вот попробуй, хорошо получается, — предложил он Меньшикову.

— Нет, спасибо, я уж лучше чаю еще выпью.

Перед сном Меньшиков подошел к собакам посмотреть, не перепуталась ли упряжка. Передовой Нэ медленно приподнял голову и безразлично посмотрел на человека. Около него лежала нетронутая юкола. Обеспокоенный Меньшиков позвал Елизарыча.

— Чего-то пес не ест!

Елизарыч подтолкнул ногой рыбу к самой морде собаки. Нэ отвернулся. Елизарыч осмотрел его и отстегнул от потяга. Собака дрожала и пошатывалась на ногах, а ведь всего час тому назад она работала наравне со всеми другими. Заболевшему Нэ устроили место на нарте, положив рядом с ним рыбу.

Утром рыба оказалась также нетронутой. Собака лежала без движения, Нэ был лучшим передовиком и особенно хорошо работал в глубоких снегах. Вставал вопрос — как поступить с ним дальше? Везти с собой больную собаку не представлялось возможным: упряжка и без того едва тянула нарту.

— Оставим здесь, может отлежится и догонит, — посоветовал Елизарыч.

Тяжело было бросить Нэ на произвол судьбы, но другого выхода не было. Меньшиков оставил рядом с собакой вчерашнюю «норму» юколы, снял атлык и наклонился к Нэ, чтобы погладить его на прощание. Нэ лизнул руку Меньшикова и печально смотрел на приготовления к отъезду. Все надеялись, что, когда тронется упряжка, Нэ может быть пойдет сзади.

Отъехав шагов на 50, оглянулись. Пес лежал, вытянув шею, и смотрит вслед. Позвали его, собака подняла на мгновение голову и опять уронила ее в снег. Елизарыч уже скрылся за поворотом. Скверно стало на душе. Стараясь не думать о Нэ, Меньшиков зашагал рядом с нартой.

В полдень вышли на широкую каменную россыпь. Елизарыч еще издали заметил в устье ручья невысокий столб с прибитой к нему доской. Подошли ближе. На куске фанеры оказалась надпись геолога Попова с заявкой на участок в пользу АКО, датированная маем 1928 г.

От столба надо было свернуть о реки Бараньей и итти вверх по ручью. Вскоре перевалили через россыпь и вышли в широкую долину. Ровные, точно подрезанные ножом, вершины огромных гор остались позади. Каменные громады образовали в верховьях долины цирк, на склонах которого переливал разноцветными огнями освещенный лучами солнца снег.

Через невысокий перевал по лесу вышли на речку без названия, впадающую в реку Ворожея. Местами из-под снега выступали озера. Горы отступили.

По льду собаки бежали легко, и нарты быстро двигались вперед. В лесу приходилось опять становиться на лыжи и помогать собакам. Перед вечером в пойме появились ива и душистый тополь. Солнце скрылось за горами, спустились сумерки. Склоны были покрыты снегом, и выходы горных пород нигде не встречались. Собаки, точно чувствуя приближение отдыха, несмотря на глубокий снег, шли очень быстро. На опушке зарослей то и дело взлетали куропатки, которых стреляли из малопульки. Часто белый комок, трепыхаясь, падал в снег; скоро около десятка куропаток было уже привязано к нарте. Становилось все темнее. Не останавливаясь, шли дальше: хотелось дойти до поварни, чтобы не ночевать под открытым небом. В зарослях протоки во всех направлениях пересекались спутанные троны зайцев и песцов. Елизарыч прокладывал в глубоком снегу дорогу. Ногу он ставил как-то особенно, с вывертом, и очень быстро подвигался вперед. Там, где позволял снег, он бежал на лыжах, и его фигура, сливаясь с темным фоном леса, таяла впереди. Стало настолько темно, что глубокий лыжный след едва различался. Когда собаки чересчур отставали, издалека доносился резкий свист Елизарыча — упряжки снова ускоряли свой шаг. В темноте ветки деревьев задевали по лицу и больно царапали кожу. Заросли ивы на протоках стали еще гуще. Силуэты гор слились с темным небом, и только звезды мерцали вверху.

Неожиданно собаки ускорили бег, и вскоре впереди блеснул огонек. Ушедший далеко вперед Елизарыч, не найдя поварни, решил заночевать в лесу и уже успел развести костер.

Ночь была безветреная. Палатку решили не ставить, а просто вырыть в снегу широкую канаву, обставить ее лыжами и сделать из палатки стену, чтобы она отражала тепло от костра. Безмолвный лес стоял глухой стеной. Собакам сверх рыбной нормы дали по половине куропатки, чего они более чем заслужили за сегодняшнюю работу.

Костер уже догорал, когда вдруг раздалось тихое, но грозное рычание передовика. Елизарыч приподнялся на локте и внимательно прислушался. Передовик ринулся вперед, загремев цепью. Ему ответило не менее грозное рычание, и, вздыбив шерсть, из темноты выступил… Нэ. Всеобщей радости не было конца. Нэ вилял хвостом и тыкал носом в лежавших людей. Меньшиков встал, чтобы достать ему еду.

Собака с жадностью разорвала острыми клыками рыбу и, мгновенно проглотив порцию, облизываясь, смотрела на Меньшикова. На радостях Нэ получил еще полрыбы. Покончив с едой, пес свернулся клубком и лег рядом с Меньшиковым.

Только к полудню следующего дня путники вышли к поварне на Еропольском тракте. До Маркова осталось 50 километров хорошо накатанной дороги. Теперь не надо было помогать тянуть нарту, и только на перевалах приходилось соскакивать на снег. Елизарыч ехал впереди.

После перевала напились чаю и направились дальше, с расчетом заночевать в Осинничках. Утомленные люди сидели на нартах, борясь с дремотой. Впереди поднялся большой ворон и, тяжело махая крыльями, стал описывать круги в воздухе. Собаки рванули, остол выпал из рук.

— Лови! — едва успел крикнуть задремавший было Меньшиков.

Дорошенко, уцепившись рукой за крятку, схватила остол, но не удержалась на нартах и скользнула в снег. Не сдерживаемые ничем, собаки неслись вперед. Меньшиков тщетно пытался затормозить нарту ногами. Оглянувшись, он увидел, что Дорошенко, с остолом в одной руке и опираясь на копыл другой,’ тащится по снегу за быстро уносящейся вперед запряжкой. Меньшиков ухватился за потяг и спрыгнул с нарты, ногами вперед. С трудом удавалось держаться в сидячем положении. Собаки попрежнему быстро мчались.