Конечно, поздно было вспоминать об отсутствии второго дна, о необходимости современной артиллерии и более действенной ее защиты, но и без того перечень требующихся 34 крупных работ был пугающе велик. И это сверх уже состоявшейся в 1897 г. замены котлов. Необходимость этой замены оказалась столь острой, что вопреки обыкновению, решили не ожидать возвращения корабля на Балтику. Котлы доставили из России (изготовление их во Владивостоке было делом для порта непосильным).
Рассказывая об этой эпопее, как и доблести Е.И. Алексеева, построившего крейсер без двойного дна В.И. Семенов высказывал мнение и порицал тогдашнее начальство за бесхозяйственное отношение к котлам, снятым с “Адмирала Корнилова”. Вместо того, чтобы отдать их каким-нибудь частным судовладельцам, чтобы котлы “еще десятки лет могли бы служить на любом грузовике, совершающем свои рейсы со скоростью восьми узлов”, решено было их “удостоить в лом” для отсылки затем в Петербург. “И разломали (недешево стоило), и отослали тоже за хорошие деньги”, и… распорядились выводом на расходы…, – писал В. Семенов в своей пронизанной сарказмом книге “Флот и Морское ведомство до Цусимы и после” (С.-Пб, 1911, с. 48-49.)
Заботы о безопасности и повышении паропроизводительности котлов заставили при их замене добавить толщины корпуса и диаметр увеличить. Устранены были и другие последствия легкомысленности французской работы: применены нормальный тип заклепочного шва полноценные, а не “срубленные” (видимо, с потайной головкой – P.M.) заклепки и более основательные машинные площадки. Правда, это мешало настоятельно требовавшейся разгрузке корабля для улучшения его мореходности. Резервы для этого командир Вульф нашел в существенном сокращении парусного вооружения. В знаменитом альбоме фотографий русской эскадры в Чифу в 1895 г. есть эффектные снимки туго надутых парусов “Адмирала Корнилова” на фоне дымовых труб, извергающих клубы дыма. “Крейсер торопится”, – гласит подпись. Но командир Вульф этой марсофлотской красотой очарован не был.
В своем проекте об облегчении корабля для улучшения его мореходных качеств он без обиняков утверждал, что “предыдущие плавания крейсера выяснили совершенную бесполезность рангоута”. Сняв имеющийся рангоут, можно освободить сразу две угольные ямы, в которых приходилось хранить запасные тросы, а также трюм под шкиперской. В этом помещении можно устроить постоянные погреба для увеличивающейся на корабле в численности скорострельной артиллерии. Правда, облегчив рангоут, придется установить грузовые стрелы, роль которых традиционно выполняли снимаемые теперь реи. По оценке МТК облегчение фок- и грот-мачты позволяло разгрузить корабль на 50 т. Паруса же, признавая их лишь ограниченное подспорье, командир Вульф полагал возможным сохранить только косые, как это уже сделано на крейсере “Дмитрий Донской”.
Еще 40 т можно было выгадать, сняв почемуто не оправдавшие себя в качестве вспомогательных водотрубные котлы Бельвиля. Оценив инициативу командира, МТК своим журналом № 26 от 6 февраля 1896 г. утвердил чертежи уменьшенного рангоута и парусности.
Но Е.И. Алексеев с этим решением позволил себе не согласиться. Было ли это из ревности большого начальника к инициативам не в меру самостоятельного командира, из амбиций строителя, чей корабль посторонние люди хотят испортить, из верности ли марсофлотским традициям, или просто от заурядного, привычного в российской жизни вельможного барства – бог весть. Но как начальник в Тихом океане он полагал, что именно для “Корнилова” рангоут “более полезен, чем какому-либо из других крейсеров, находящихся при эскадре”. К тому же для уменьшения рангоута пришлось бы срезать длинные стеньги “из превосходной орегонской сосны”.
Чтобы не допустить такого непроизводительного решения (боевые и тактические соображения адмирал почему-то не затрагивал), предлагалось до получения во Владивостоке новых деревянных стенег оставить рангоут без изменения. На запрос ГУКиС о возникающем по этому поводу недоумения МТК 2 октября 1896 г. напоминал, что работы по усовершенствованию “Адмирала Корнилова”, предусмотренные журналом № 26, одобрены и что запрет на сохранение прежнего рангоута был подтвержден телеграммой Управляющего Морским министерством. Признавая затруднительность изготовления стальных стенег, МТК предлагал существующие на крейсере стеньги срезать в соответствии с ранее утвержденным чертежом облегченного рангоута.
Большую пользу ожидал командир от ликвидации примененных на корабле в качестве вспомогательных водотрубных котлов Бельвиля. В освободившемся помещении верхнего котла предлагалось устроить баню, совместив с сушильней (что очень было необходимо во влажном климате). В нижних помещениях двух малых котлов Бельвиля предлагалось разместить судовые запасы, в чем, как подчеркивал командир, ощущался “особый недостаток”. Котлы сдали во Владивостокский порт, а в освободившемся помещении на верхней палубе с разрешения начальника эскадры установили одну из трех динамомашин для освещения на якоре. Две другие, имевшие боевое назначение, расположили под броневой палубой. Тем самым удалось заметно понизить температуру в погребах боеприпасов в кормовом коридоре.
Из редкой по содержательности сводки 34 работ, предложенных командиром на утверждение МТК, следовало, что в большинстве они были выполнены.
Слабость ремонтной базы Владивостокского порта не позволила установить требовавшуюся по опыту маневров установку телеграфа в машинном отделении для передачи приказаний о перемене хода корабля по числу оборотов машин. Доставленный на крейсер прибор датского образца собирались установить позднее, так как во Владивостоке и Японии не оказалось трубок диаметром 3 мм. Надолго (скорее всего, навсегда) отложили защиту передачи машинных телеграфов и штуртросов, расположенных выше броневой палубы. От пола среднего мостика она шла совершенно открыта под крышами штурманской рубки и хлебопекарни, под стенкой которой опускалась вниз и далее шла под броневой палубой. Этот путь штуртросов длиной 70 в фут МТК предлагал закрепить на коротких горизонтальных участках под верхней палубой. Командир предлагал путь проводки более рациональный и лучше защищенный, сразу же по вертикали из боевой рубки пропустить приводы непосредственно вниз под броневую палубу в специальной трубе из “гарвеированной” брони толщиной 1,5 дм и диаметром 1,5 ф. Это более чем втрое (до 20 ф 7 дм) сокращало длину проводки и позволяло обойтись уменьшением веса в 155 вместо 525 пудов.
Но Владивостокский порт не нашел требующейся брони, и работы остались невыполненными. Но зато исполнили пожелание, которое 21 мая 1896 г. высказал новый командир капитан 1 ранга Молас. Трубы затопления крюйт-камер, шедшие только до подволока, позволяли погреба затопить, но откачивать воду было нельзя. На четыре фута удлинили дымовые трубы.
Невнятным получилось решение проблем вредного гальванического взаимодействия стального корпуса с защитной медной обшивкой. Как напоминал командир, это взаимодействие давало себя знать даже при неполной нагрузке корабля, почему следовало бы деревянную обшивку (к которой крепились медные листы) поднять на 3/4 фута и тем создать промежуточный защитный пояс. В МТК опасения командира не сочли убедительными. В заключении комитета было записано: “во время стоянки крейсера в доке в Нагасаки в марте 1896 г. (для очистки подводной части и осмотра кингстонов) в нескольких местах у ватерлинии была снята медная обшивка и вырублена деревянная, и никакого разъедания стальных листов замечено не было”, поэтому деревянную обшивку оставили без изменения. При замене нескольких медных листов было отмечено отличное состояние деревянной обшивки подводной части и образцовое качество ее исполнения. Тем самым от решения поставленной командиром задачи обезопасить пограничный слой листов между открытыми участками стальной и медной обшивок в МТК предпочли уйти.
Похвалу отличному исполнению корпуса “Адмирала Корнилова” нельзя было отнести к качеству отковки его станового якоря. У о. Уоррен на пути из Чемульпо в Чифу его веретено 8 мая 1897 г. сломалось вблизи деревянного штока. С обломком веретена его извлекли из воды, а нижняя часть с лопатой где-то и сегодня таится в расщелинах скал корейского архипелага.