Так тропой рутины и убогого состояния гражданского общества за сто лет до нашего времени обречены были идти Россия и начавшие свой путь “Адмирал Корнилов” и его люди.

10 апреля 1888 г. при 40 об/мин “Адмирал Корнилов” провел пробу первой машины на швартовых. Вторая проба не помогла устранить последствия сомнительной конструкции и небрежной сборки машины. Готовясь к третьей заводской пробе 3/15 мая 1888 г., приняли все возможные меры к достижению хотя бы терпимой пустоты в холодильнике и устранению изъянов слишком уже неприлично дрожавших кулис золотников большого цилиндра.

Но, все еще надеясь на заграницу, Е.И. Алексеев планировал после 21 мая выйти на повторные испытания второй машины и, может быть, провести первые испытания “задней” (такая у него была терминология). 3/15 июня ожидался еще один выход в океан, после чего он рассчитывал на прибытие к 20 июня/2 июля штатной команды из России. Переписка по этому поводу началась еще в июне 1887 г., когда ГМШ сообщил в ГУКиС о необходимости предусмотреть кредит на содержание команды по заграничному положению в продолжение 5 месяцев.

Крейсер ожидали готовностью к 1 апреля 1888 г., поэтому часть команды (100 матросов и половину штатной численности офицеров) рассчитывали послать во Францию в начале 1888 г., а остальных офицеров и 400 матросов – в конце апреля. Но экономия и здесь проявила себя. Счетный отдел ГУКиС отвечал, что по финансовым затруднениям в смете 1888 г. Управляющий Морским министерством приказал иметь на переходе лишь 20 офицеров и 300 матросов. Командир Е.И. Алексеев выдвинул “встречный план”: на переходе будет достаточно иметь 15 офицеров и 230 нижних чинов. Их министр приказал послать во второй половине апреля. Но только в начале мая успели собрать экспедицию во главе с “заведующим отправкой команды на крейсер “Адмирал Корнилов” лейтенантом В.Ф. Рудневым. Выбор лейтенанта был, видимо, рекомендован Е.И. Алексеевым по опыту совместного кругосветного плавания на крейсере “Африка”.

Отправление состоялось, судя по документам, 28 июля на шедшем под русским флагом пароходе Петербургского пароходного общества “Петр Великий”. В С.-Назер благополучно прибыли 8/20 августа, приступили к постепенному распределению по заведываниям. Уникальность первого большого в русском флоте заказа сделала возможным формирование на период испытаний крейсера специальной приемной комиссии. Власть, видимо, осознала, что отдавать приемку целиком Е.И. Алексееву, в чьих руках уже были и заказ, и надзор за постройкой крейсера, было все же слишком неосмотрительно.

В приемную комиссию для испытания в Бресте 31 мая под председательством Е.И. Алексеева были назначены морские агенты капитаны 2 ранга Римский- Корсаков, Доможиров и командированный из Петербурга один из опытнейших механиков флота флагманский инженер-механик Евгений Андреевич фон Вонгаз (1840-?). За его плечами были заграничные плавания 1866-1886 г. в должности старшего судового механика на лодке “Горностай”, клипере “Яхонт”, корвете “Баян”, фрегатах “Герцог Эдинбургский” и “Генерал- адмирал”. Только его отменному пониманию служебного долга, достойному преклонения гражданскому мужеству мы обязаны на сегодня свидетельству той нелицеприятной картины результатов постройки “Адмирала Корнилова”, что открывалась в итоге приемных испытаний.

Приходится думать, что именно благодаря принципиальной позиции механика фон Вогаза крейсер, как оказалось, должен был покинуть Францию, не дождавшись подписания акта о приеме его в казну. Также могли поступить прибывшие на корабль офицеры, часть которых могла быть включена в состав приемной комиссии по усмотрению (такое было дано разрешение свыше) Е.И. Алексеева. Русские патриоты и обрусевшие немцы, всегда истово служившие России могли, конечно, предотвратить то сползание страны в пропасть, начавшееся за 20 лет до Цусимы, но очень мало, или вовсе не было их во власти. Именно в ту пору пика самодержавного застоя и реакции выдающийся не умом, а размерами, царь миротворец, уже повесивший в 1881 г. первомартовцев во главе с Софьей Перовской (1853-1881), приказал в 1887 г. за один только умысел на цареубийство повесить студента из дворян Александра Ульянова (1866-1887). Так пробудил он в России новый импульс к идейно-террористической деятельности и тем определил главнейший фактор поворота страны к будущей революции.

На “Корнилове” тем временем, не ведая о грядущем, продолжали попытки выбить из крейсера его все никак не подтверждающиеся “блестящие проектно-технологические характеристики”.

1/13 июня 1888 г. в традиционных, – чтобы не огорчать начальство – политкорректных выражениях, Е.И. Алексеев докладывал из С.-Назера о “непредвиденных работах при сборке кормовой машины” и о необходимости “укрепления кулисы золотникового привода от большого цилиндра передней машины”. Вообще-то на швартовых результаты были “довольно удовлетворительные”, но окончательно судить о них можно будет лишь после проведения всех этих работ и проверки машин в действии. В конце этого обстоятельного, выдержанно в том же тоне донесения Е.И. Алексеев пояснял, что “в настоящее время вследствие признанной необходимости сделать довольно важное приспособление к золотниковому приводу большого цилиндра” и рассчитывать на выход не ранее последних чисел июля. Этот срок был критический, так как позднее, по данным лоции, условия плавания становились очень неблагоприятные. А за это время надо было еще успеть команде хоть как-то освоиться с кораблем, и еще 10-14 дней займет прием имущества.

Неудачей окончилась попытка форсировать испытания, принятая 16/28 июня. С донесением от 26 июня Е.И. Алексеев вместе с описанием причин произошедшей аварии высылал в Петербург чертеж приспособления к золотниковому приводу, который должен был предотвратить упорно сохранявшиеся содрогания кулисы большого золотника.

Приложив самые энергичные меры к изготовлению, предложенному, как надо было понимать, самим изобретателем г. Джоем, Е.И. Алексеев не рассчитывал швартовые испытания провести ранее 14/26 июля. К приему команды он предполагал подготовить корабль 8/20 июля. МТК усилия изобретателя г. Джоя оценил весьма пессимистически. Журналом № 52 по механической части от 30 июля 1888 г. он за неимением другого решения и во избежание принципиальных конструктивных переделок согласился с предложенным решением. Отмечалось, что из-за отсутствия действительно эффективных компенсаторов к золотникам существующих типов (где же, спрашивается, был МТК, одобряя проект крейсера и его машин?) эффект от предлагаемых усовершенствований будет незначительным.

Тем временем 19 и 20 июля во Франции, и опять без особо утешительных результатов, провели на швартовах испытания обеих машин. Установка компенсаторов к золотникам больших цилиндров и приспособление к золотниковым приводам низкого давления облегчили, как писал Е.И. Алексеев, их действие для передвижения золотников, и “содрогание кулис уменьшилось”. В итоге, как он полагал, результаты получились

“довольно удовлетворительные” за исключением вентиляции машинных отделений. Здесь, невзирая на “механические приспособления” (какое дивное косноязычие!) температура “в некоторых частях” доходила до 40° (шкала измерения не уточнялась). Пришлось в каждом котельном отделении устанавливать по два вентилятора.

Исхитрившись, предварительные испытания (под французским коммерческим флагом) вместо 3 августа, как планировали, провели 30 июля. На них выявилась необходимость чугунные кронштейны от золотниковых приводов больших цилиндров заменить стальными (их продолжавшееся “дрожание” заставило за них бояться). Сообщая 8 августа о прибытии команды, Е.И. Алексеев снова отодвигал сроки сдачи, предупреждал начальство, что на подготовку к выходу в океан надо еще не менее двух недель, но и их едва ли хватит, чтобы успеть справиться с подробной ревизией котлов и машин после выхода 30 июля.

Сюрпризы могла принести и предстоящая перед новым выходом двухчасовая швартовая проба. Забот прибавила и начавшаяся 9 августа кампания. По рапорту Е.И. Алексеева, на еще не загруженном корабле (осадка кормой 22 фут 9 дм, носом 17 фут 7 дм) числилось (все из 5 флотского экипажа) 3 штабс-офицера, 15 обер-офицеров, 27 унтер-офицеров, 209 рядовых. Все они представляли довоенное поколение флота, и им, исключая нескольких офицеров не довелось принять тот тяжкий крест испытаний, который предстоял двум русским тихоокеанским эскадрам в 1904-1905 гг. Соответственно рутинным, в духе предшествовавших мирных десятилетий (их отобразили мемуары Г.Ф. Цывинского, записки священника Дьякова, письма Ф.В. Дубасова и др.), формировался и на “Корнилове” такой же уклад службы, где повседневные заботы быта далеко оттесняли вопросы боевой подготовки1*.